Солнце умрёт, но к вечеру проснётся в луне и залижет ей травмы. Звёзды просились к дождю, но вышли из заката к водопаду. Воздыхатель в палате, которую обслуживает зазубренная тень от кровати, был схвачен сучьями решёток, когда дерево раскинулось в клетке и уже упёрлось жёлтой ветвью в слиток восходящей подушки. Больной перевернёт простынь, словно страничку или парус корабельного журнала, который пропитался серебрящейся солью от слёз, когда больной зароется в тонущем сиянии своей кислородной лодки при только-только сошедшей с волн любви луне. Ходить под карнизом её школы, чтобы не залить себе воротник жидкостью со стойки бара, который заперт в ароматном зареве купюр и бутылок с бархатными печатями. Воздух за соснами не станет свеж к ночи и заберётся в облако курительного сосуда, когда тот лопнет с барабанным треском сброшенной вниз сердцем петарды над перепонкой балкона. Выкинуть свой не метко стреляющий по глубине ветер, чтобы на утро отыскать его в океане с нитями или иголками, которые отбились от пуговиц для застёжки волн и молний. Этажи вешались своими балкончиками на рамы и подоконники, чтобы целовать окна и шторы своими закуренными губами от лестничной пасти пролёта. Луна подняла свой вертящийся на иголочке сосен диск, чтобы сменить закат в музыке на розовое полыхание дорожек, которые побежали лучами к центру компакта и смылись с поля. Парни дрожали под остановкой и пряча ладони в рукава или перевозбуждённые карманы напарницы, ожидали приезда пустого троллейбуса, который примет в себя все чувства и плач после расставания с отпущенным поцелуем. Ночные розы под городской юбкой женоподобной клумбы горели от волнения лепестков, которые не могли собраться в тройной цветок и поэтому страдали от сухости сотов в жалящем горлышке бутона из застеклённого мёда. Под рамами вспыхнет вертящаяся без спиц синяя шина, которая сойдёт с оси, чтобы катить сонную луну к выезженной реке.