Бутон розы в руке мужчины будто бы вставная чашечка отвертелся от цветка и упал на тротуар остановки. Автобусы шли дальше и маршрутки не селили пассажиров, пока я разглядывал своё отражение с шоколадными зрачками в стекле конфетного магазина. Я выходил из-под карниза, чтобы вооружившись одним не зажмуренным глазком в облаке, смотреть на умело колющее на месте фехтовальщика солнце с головокружительной пикой у сердца. Я поднимусь после тревоги с поверхностными видениями, которые принято оформлять бессонницей, но при всём ужасе сочетаний серебра и пульсации красок, в тайнике с зеркалами не нашлось средств, чтобы этот глубинный подвал вскрыть и впустить туда солнце по искрящимся пятам. Лечебница притихла в окружении яблонь, которые различимо переговаривались во тьме и только один пациент подоспев мог слушать этот неизвестный голос с соприкосновением ветвей ночью, потому что был мил с бессонницей и податлив со звёздами, когда те бледно падали за кровать с золой и не могли выбраться из-под подушки наружу. Подушка ревела вместе с медсестрой, которую ночью не припрятали в палате, когда все операционные закрылись и спать пришлось на удалённом из груди крыле укрытого больного. Долго возиться с мензуркой, чтобы выбирать из неё только самые спелые капсулы, которые уже принимались мною за исчезнувшую к зиме смородину и ссыпались мимо рта в растёртую ладонь с едкими подтёками у носа. Потолок выбелен и мимо курилки пробежит по паркету к телефону больной, который оставит на вешалке потное сочетание чувств из-под пижамы с табачной подкладкой, которую невозможно будет отпороть или выбросить на воду из-за клетчатой наготы с высоковольтными бинтами вместо пуговиц. Он опрокинет кувшин воды над своей грудью и уляжется в раковине с паром из всей посудины, которая будет расшатываться под его телом, когда он пожелает перевернуться или снять со стойки ливень из одной на всё небо жирной мыльницы. Родители отозвали меня из помещения и мы двинулись в окрестный парк, где сидели такие же больные с уже перепутанными лёгкими, которые просились на руки к груди и злостно оплакивались ночью в горле с привкусом обжигающего молока. Женщина бестолково глядела на меня с побудкой и мне хотелось удалить все свои уязвимые места после бессонницы, чтобы не пытаться уже дополнить рисунок из детской мозаики надрезами глаз и уколами заправленного слезами карандаша. Мечтать на балконе о возвращении сна, который обязательно даст о себе знать через связку ключей, когда те задребезжат в прихожей и отец с посменной отметиной на щеке нагрянет во время моего жаркого пеленания в кресле, чтобы после дежурного всматривания в ладонь окончательно уронить свои глаза. Луна вновь наскучит и в пышногрудом котелке всю ночь будут растворяться зелёные смолы, чтобы сделать луну живее на первый взгляд и больнее одновременно. Полынь покроется инеем и к цветкам выйдут волки, чтобы стоять у кладбища и протяжно звать детёнышей, которые ещё ищут себя среди иголок и теней цепляющегося за ели тумана.