11:51 15-07-2025 Глава 47.
Трек 47. «Рок-музыка для галогенных ламп»
Я просыпаюсь за минуту до того, как будильник разрезает утреннюю тишину металлическим звоном. На стене уже отпечатались первые солнечные лучи, а через окно в спальню упорно просачивается уличная духота.
В гостиной Дом сидит с гитарой на коленях и осторожно перебирает струны.
— Доброе утро, — я сажусь рядом с ним.
— Сегодня рука уже лучше! — бодро рапортует он вместо приветствия, но я вижу, как он всё равно осторожничает.
— Готов?
— Как никогда! Только бы она не подвела, — Дом кивает на перебинтованный локоть.
— Тогда шуруй в душ и на перевязку, а я пока займусь завтраком.
Я снимаю бинт, мельком бросив взгляд на место ушиба: синяк уже не так впечатляет, хотя и выглядит все равно некрасиво. Дом откладывает гитару и убегает в ванную, а я быстро готовлю бутерброды.
После перевязки наспех завтракаем и собираемся. Дом неуклюже закидывает гитару за спину одной рукой и уже перед самым выходом вдруг хватает с вешалки свою косуху.
— Зачем тебе? — удивляюсь я. — Оставь, там же адское пекло уже с утра.
Но он упрямо мотает головой — спорить бесполезно.
Наконец, наш автобус подъезжает к остановке.
— Добро пожаловать на борт рок-н-ролльного экспресса до апокалипсиса, — усмехается Доминик, пропуская меня вперёд.
Он садится возле окна, поставив гитару между колен и небрежно бросив косуху на спинку впередистоящего сиденья.
За окном проплывают раскалённые улицы, призрачные люди в тени, выцветшие от солнца вывески... Город изнывает от жары. Я ловлю себя на том, что считаю остановки. Дом молчит, уставившись в окно. Его лицо сосредоточено. Но постепенно городские улицы сменяются заросшими травой полями, тут и там торчат одинокие сосны и ели, а вдали виднеется небольшая рощица.
— Уже почти приехали, — шепчет Доминик. — Пошли на выход.
Мы выходим из автобуса за городом. Дом сверяется с картой в телефоне, поправляет гитару на плече и решительно берёт меня за руку.
— Не передумала?
Молча мотаю головой.
Мы сворачиваем с дороги в сторону небольшой хвойной рощи, по краю которой бежит всеми забытая железная дорога.
Кажется, здесь жара отступает. Нет, она не исчезает совсем, но тяжёлая городская духота осталась позади. Воздух здесь чище и прозрачнее. И дышится легче.
Я чувствую, как солнце ласково обнимает меня за плечи и гладит по волосам тёплыми лучами. Вдыхаю глубже, впуская в лёгкие пряный аромат сухой травы, смешивающийся с запахом креозота от шпал.
Я иду по рельсу, балансируя руками, а Дом вышагивает рядом по шпалам.
— У нас ещё есть возможность повернуть назад, — Доминик протягивает руку, подстраховывая меня от падения.
— Не-а. Думаешь, мне не интересно узнать, чем всё это закончится?
— Местным апокалипсисом. С выпадением радиоактивных осадков и образованием чёрных дыр в верхних слоях атмосферы, — шутит Дом.
— Ну, по крайней мере, мы умрём под звуки рок-н-ролла, — вторю я ему.
— Представь заголовки завтрашних газет: «Влюблённые взорвали город гитарным риффом!» — Дом вдруг бьёт по струнам, и эхо подхватывает его слова, разлетаясь по тихой роще. — Хочешь, чтобы нас запомнили как романтиков или как террористов?
— Как романтических террористов, — огрызаюсь я. — В чёрных дырах и с гитарой наперевес.
Впереди уже возвышается махина заброшенного завода, рельсы ведут нас к нему. Я смотрю на выбитые стекла и разрисованные графити стены — охраны здесь, похоже, нет.
Заброшка, несмотря на солнечный день, встречает нас гнетущей атмосферой.
Внутри разрушающегося здания воздух пропитан запахом масла и ржавчины, облезающая краска превратила стены в карты неизведанных материков и галактик, и всюду, словно в невесомости, парит пыль. Солнечные лучи пробиваются через разбитые окна, рисуя на бетонном полу узоры. «Будто ноты на партитуре», думаю я.
Дом ударяет медиатором по струне. Звук разлетается эхом по пустым цехам, и здание, словно живой стальной великан, отзывается скрежетом металла.
— Бинго! — в глазах Доминика загораются уже знакомые мне огоньки азарта. — Здесь идеальная акустика. Представь: если сыграть нужный аккорд, можно...
— Как минимум, обрушить крышу, — я разглядываю ржавые металлические балки под потолком, которые угрожающе нависают над нами. — Смотри туда!
В глаза бросается знакомый рисунок, оставленный неизвестным граффитистом на одной из цеховых стен: солнечное затмение с жёлтыми всполохами вокруг. Дом оборачивается на стену и одобрительно цокает языком:
— Наши здесь были. Вот с этого и начнём.
Среди пыли и разрухи плывут первые знакомые аккорды:
— Белый снег, серый лёд на растрескавшейся земле. — гитара звучит громко, звук отражается от стен, а в воздухе появляется лёгкий запах озона.
Подхожу к Доминику и замечаю, что татуировки на его руках начинают мерцать голубоватыми вспышками. Даже через плотный слой бинта на левой руке заметно это свечение.
— Работает! — шепчу я, смотря во все глаза на его запястья.
Он улыбается и, продолжая играть, кивком головы подзывает меня ближе.
— Точно не передумала? Последний шанс...
— Нет! — перебиваю я и кладу ладонь ему на спину — туда, где гордо раскинула крылья татуировка в виде созвездия Лебедя.
Рисунки на его руках вспыхивают ещё ярче, воздух вокруг нас взрывается пронзительным рёвом гитары, а металлические конструкции завода начинают откликаться гулом в такт музыке. Окружающее пространство дрожжит, и я вижу, как через перекрытия этажей к нам протягиваются светящиеся нити-струны.
Я замечаю, как на полу резко вытягиваются солнечные квадраты окон. Перевожу взгляд на свои часы: секундная стрелка крутится с бешеной скоростью. Значит, от энергии пульсара искривляется не только пространство, но и время?
Дом меняет частоты звучания гитары, и многолетняя пыль, словно по мановению палочки дирижёра, закручивается в вихри, похожие на маленькие спиральные галактики.
Музыка уже отдаётся в голове звоном и болью, но я терплю. Обхватываю Доминика руками и со всей силы прижимаюсь лбом к его спине, пытаясь выдавить головную боль через затылок. Над нами вспыхивают и тут же гаснут старые галогенные лампы. А в окна на противоположной стене уже просачиваются лучи закатного солнца, отбрасывая длинные тени от оконных рам.
— Думай о чем-нибудь плохом! — кричит Дом.
— Я вообще ни о чём думать не могу, — цежу я сквозь стиснутые зубы, но всё же пытаюсь направить мысли в нужное русло.
Я начинаю ощущать лёгкий, едва уловимый запах жжёного сахара, оглядываюсь: спиральные завихрения пылевых «галактик» мерцают в последних лучах солнца, словно и впрямь состоят из звёздной пыли. Из соседнего помещения доносится сначала металлический скрежет, а затем грохот: с потолка рухнула огромная прогнившая балка, подняв столб пыли. И я понимаю, если Дом продолжит свой эксперимент, то остов старого здания не выдержит такого всплеска энергии, а искривляющееся пространство погребёт нас под его обломками.
За окнами стремительно темнеет, и вокруг нас появляется уже знакомое свечение. Моё тело вдруг кажется мне безжизненно лёгким. «Если мы не научимся это контролировать, следующей жертвой будет не заброшка, а библиотека, кафе или наш дом... Даже кот не выживет в этом космическом шторме», — я сжимаю кулаки, пытаясь сосредоточиться. Зажмуриваюсь и выпускаю из глубины разума самую пугающую меня мысль, запертую там вот уже столько дней: а что будет, если Дом вдруг исчезнет?
Внезапно звук обрывается, и меня окутывает липкая, как кисель, тишина.
— Ты молодец! Ты справилась! — голос Доминика доносится словно издалека, хотя он стоит рядом.
В ушах нарастает противный монотонный звон. Я мотаю головой и затыкаю уши, чтобы сбросить наваждение.
— Эй, что с тобой? — Дом нервно трясёт меня за плечо.
— Всё в порядке, — я натянуто улыбаюсь и прячу ладони в карманы джинсов, чтобы скрыть дрожь в руках. — просто это было... слишком громко.
Осматриваюсь: пыль беспорядочно парит в воздухе, мерцающие «струны» почти исчезли, завод погрузился во тьму.
— У тебя опять руки светятся, — замечаю я.
— Да, я теперь вместо энергосберегающего фонарика, это же круто, — Доминик с ухмылкой поднимет правую руку, и пространство вокруг подсвечивается белым сиянием кожи на его предплечье.
— Ладно, пошли уже отсюда, пока тут ещё что-нибудь не рухнуло...
Мы выходим под чёрное, усыпанное звёздами небо, хотя по моим ощущениям с момента нашего прибытия сюда прошло не больше часа.
— Хорошо, что ты взял куртку. Нельзя, чтобы твои руки видели окружающие. А почему уже ночь?
— Кажется, мы украли время у вселенной, — бормочет Доминик, натягивая косуху.
— Скорее, это она украла его у нас, — отвечаю я, вдруг осознав, как дрожат колени.