Я взбираюсь по скользкому оврагу к садику и вижу, как за мной суетятся девушки, которые ещё недавно шли поодаль, но теперь скрываются в розовеющей тени фонаря, чтобы затеряться с гостями в ёлочном освещении. Одна девушка сядет на этаже и остро оглядываясь по сторонам поликлиники, всё же дождётся своей очереди к медсестре с лезвием, которое с хрустом покажется из-за переломанного конвертика и легко войдёт в перевёрнутый пальчик с маникюром. Двери открыла медсестра в маске и солнце после утреннего перевала уже поднялось к разрезу крыши, чтобы за спиной медсестры кружился туман из пылинок и ниток. Я встал этим утром выше всей группы и не показывая крыльев, долго сидел в чужой палате, чтобы не пытаться уснуть или размочить яму с душой, которая ещё не раскопана. Развеявшись после процедур, я смотрел себе под ноги во дворе и оставляя следы на запыленном бордюре, шёл к стадиону, чтобы только раз взглянуть на солнце, которое билось о луну и теряло силы. Я бегу и мои сны, кружатся вокруг фонаря, чтобы удушливо лезть к свету и слепнуть у лампочки с маркировкой кошмара. Выдернуть из неба одну приставшую к луне звезду, которая лезет к мусору и оставляет пятна у горизонта. Слишком уж белеющая звезда, которая провожает меня до школы и не встречает на том же месте, когда за моей спиной через пешеходный переход мчатся ангелы. Не сбавляя температуры, я оказываюсь в лечебнице, где только с разрешения врача мне выдают ножницы для надреза крыльев под углом Цельсия. Река шла мимо ног и луна выворачивая траву катилась по горизонтали берега, чтобы разбиться о мост и дать утреннему кашлю, пробиться через пыль и золу рассвета. Пишу не останавливаясь и дым поднимается от колонн, чтобы дать волне огня опалить кирпичную ладонь из солнечного цемента. Головокружительно толкнуть школьницу в портфель на плече, чтобы ещё долго слышать отказ в уголке кабинета математики, где стаей кружатся тернистые формулы с мелом, который мнут на доске в одной точке и дают порошку осыпаться на учебник. Собрать конспекты к путешествию и снимая с засовов реку, лечь на берегу, чтобы смотреть на частички травы и оранжевые волны у губ. Солнце почти уже истощилось и господин с зонтом, смотрел из-за спиц на рыжее веретено с пятнами по окружности, которые расходились в стороны с упрямым движением против оси. Потерял иглу связи с вмятиной, которую зашили и оставили кровоточить под луной, которая делала шов вполне себе пристойным. Я окончательно себя измучил и ворота ночью, опустились тенью к ряду сосен, которые громоздились сначала под солнцем, а затем сникали под луной. Одна лишь нить засела в углублении и солнце шло по центру, чтобы сочиться по леске к сердцу.