Хотела я вам, любимые мои, на днях написать пост и пожаловаться на то, что скучно и вяло живу. Хорошо, что не написала, а лучше бы я так даже и не думала. Ибо счастьечко привалило, светлый праздничек, как писала Татьяна Никитична. Посетила меня подруга Лаврова, что б Щепкинское училище 5 раз еще по сто лет стояло и ему ничего не было, а артистка Салова здравствовала, ибо она нас в оном и познакомила. Студентка Лаврова приехала вчера ночью на мотоцикле в мою размеренную, как мне казалось – скучную и вялую жизнь. Поев борща, артистка Лаврова обозначила дальнейшие планы. С планами я смирилась, ибо ничего иного мне не оставалось. В соответствии с этими планами сегодняшним нежным субботним утром нами в гордом одиночестве была осмотрена выставка исторических театров Европы в музее декоративно-прикладного искусства. Изучив театральные лампы – прообразы софитов, «обманки», а также туеву хучу продольных, поперечных и еще каких-то разрезов-эскизов театров Кускова, Останкина и Петергофа, отбившись от работников музея, с мольбой в глазах зазывавших нас осмотреть залы декоративного и прикладного, собственно, содержания, выдвинулись на Арбат. На Арбате в зоомагазине студентка Лаврова сделала несчастное лицо, напомнила о трагических смертях волнистых попугаев, подаренных курсом театральной академии, и стала упоенно присюсюкивать около клетки с невзрачной птичкой канарейкой. птичка канарейка была мною куплена, после некоторых сопротивлений (с ее стороны) помещена в перевозку и вручена студентке Лавровой. Дабы хоть как-то украсить маленькую птичку с серыми перышками имя я ей дала игривое и кокетливое – Жоржетта. Всю дорогу до дома студентка Лаврова разговаривала с канарейкой (пребывающей, надо сказать, в стрессовом состоянии со всеми вытекающими… эээ… выходящими… эээ… ну вы поняли. Ха-ха. Птичка еще не знает, куда ее везут.), а я жалобилась в смсной форме далекой Марусе на свой законный выходной. Маруся обвиняла меня в мещанстве, потреблении незаконных психотропных препаратов (ха-ха, просто Маруся не знакома со студенткой Лавровой!) и боль мою не разделяла, ибо присутствовала на Дне Огурца и вкушала сей овощ (а может не только его). Nau – привет. Благодаря тебе я была подготовлена – знала, что такое День Огурца.

По дороге домой глазастая студентка Лаврова узрела, что муляжи мороженого в вафельных стаканчиках, стоящие на лотках, являются ничем иным как покрашенными чем-то (чем?) белым и насыщенно коричневым лампочками. Да, вот так вот разбиваются детские иллюзии. Это тем, кто тоже не знает. Если приглядываться – а мы приглядывались! – видно, как с лампочек облезает это самое… белое и насыщенно коричневое…

Подробности времяпрепровождения до поезда – опускаю. Наконец, выдвигаемся с канарейкой и обвешанные разными стеклянными подарками для многочисленной питерской братии в сторону стоянки. Загружаемся. Ночь нежна. Есть еще время до отхода поезда. Совершаем обзорную экскурсию по столице. Едем на вокзал. И тут, любимые, позвольте мне сделать нелирическое, а скорее даже эксцентричное, но функциональное отступление.

Студентка Лаврова славится своей безалаберностью и творческой беспорядочностью. Посему был в нашей биографии в прошлом году следующий факт. Звонит мне студентка Лаврова и криком радует «А я завтра приезжаю, встречай меня!» В обозначенное время прибываю на перрон для исполнения долга гостеприимства, что б Щепкинское училище 5 раз еще по сто лет стояло и ему ничего не было, а артистка Салова здравствовала, ибо она нас в оном и познакомила. Итак. На руки я получаю слегка помятую и безумную студентку Лаврову. Не сильно удивляюсь. Но по ходу рассказа всё-таки мне приходится это сделать. На мой немой (мой/немой/немой/мой/а! сколько не мой, всё равно не ототрешь) вопрос получаю следующий ответ.

- Я … короче … загружаюсь вчера в поезд … только, … , села. Тут заявляется на мое место какой-то …
- Как это? Он хотел ехать с тобой?
- Да, … , так. Он хотел ехать не со мной, а, … , на моем месте.
- Почему?
- Да потому что … . Я ему – ты, … , давай отсюда.
- Ну, а он?
- А он – за … ответишь, а место-то мое. Я ему - … , ха-ха три раза, место мое, вот, … , билет.
- Ну. [начинаю в уме оправдывать оболганного … ]
- Так они, … , смотрят в мой билет и ржут, … .
- А что смешного-то?
- Так у меня билет на вчерашний поезд!
- Как на вчерашний, Лаврова?! [возникает вопрос – как ее в вагон вообще пустили]
- Да, … , так! Мне по этому билету надо было уехать вчера.
- Как вчера, Лаврова?!
- Как-как!.. Вчера и всё…
- Как же ты ехала?
- Как-как! Так и ехала. Может хватит уже меня на перроне держать, а?! Мы домой пойдем?
- Ой, да-да, конечно.
- А я еще как чувствовала, прикинь! Чувство какое-то… ну… предчувствие у меня, понимаешь, было! Понимаешь, да?
- Да-да… Понимаю…

Оказалось, что свежекупленный билет на поезд, отъезжающий после полуночи, студентка Лаврова дала посмотреть старшим товарищам Саше Безрукову и Гале Бызгу. Дабы те проконтролировали безалаберную и творчески беспорядочную студентку Лаврову. Авторитарно Саша и Галя заявили, что в билете стоит завтрашнее число и уезжать студентке Лавровой надо именно завтра ночью. С неспокойной душой и чувствуя подвох (по собственному признанию), студентка Лаврова поехала домой. Где брат Олег потребовал показать ему билет. Дабы, разумеется, проконтролировать безалаберную и творчески беспорядочную студентку Лаврову. Олег Лавров подтвердил заявление Саши Безрукова и Гали Бызгу. И на следующий день студентка Лаврова поехала на вокзал… Что было дальше – вы уже знаете.

Если же вы, любимые мои, думаете, что с нами сегодня произошла та же история, то вы ошибаетесь.

С канарейкой и стеклотарой добираемся до второго вагона в конце вокзала. На ходу покуриваем и вспоминаем как вышеозначенную историю, так и разные другие истории. (К примеру, как Лаврова, старший товарищ артист Безруков и однокурсник Лавровой студент Столыпин меня запихивали в уходящий состав, так как до своего вагона я уже дойти не могла, а студент Столыпин на ходу еще умудрялся приглашать меня в баню.)

Продолжаем с Лавровой хихикать. Досадуем, что мы уже такие взрослые и солидные и прелестным шалостям в жизни нет места. У вагона мы останавливаемся, достаем билет и гордо протягиваем его проводнице.

Проводница смотрит на билет – потом на нас. Мы переглядываемся. Проводница смотрит на билет – потом на нас. Мы переглядываемся. Проводница смотрит на билет – потом на нас. Мы переглядываемся нервно. Проводница смотрит на билет – потом на нас… Лаврова заискивающе улыбается и, чуть заикаясь, спрашивает: «Ш-што-то не т-так?» А теперь, любимые мои, готовьтесь… Проводница в последний раз смотрит на билет. Потом скучающе – на нас. И говорит обыденно:

- У вас билет на август.

Отворачивается, возвращается к прерванной беседе с проводником и больше на нас не смотрит.

Сказать, что я смеялась – не сказать ничего. Сказать, что я плакала – не сказать ничего. Сказать, что вокруг нас грохотали все – не сказать ничего. Сказать, что в Петербурге смеялся тут же проинформированный Саша Безруков, а во Владимире – Маруся – не сказать ничего.

Тот же поезд, тот же вагон, то же время отправления. То же направление Москва-Санкт-Петербург. То же число. Но месяц другой. Не смеялись только проводница, Лаврова и канарейка.

Двигаясь в обратном от тронувшегося поезда направлении, решаем не ждать 18 августа, а менять билет. Приходим в кассу. Таких же билетов на сегодня нет – есть на завтра на утро. Меняем. Доплачиваем. Покупаем.

Идем на стоянку. Обзваниваем встречающих. Садимся в машину. И тут моё семейство проявляет в очередной раз гостеприимство и заявляет:

- Наташ. А давай мы тебе дадим денег и ты купишь себе билет на сегодня?

Лаврова радостно соглашается.

Возвращаемся в кассу. Меняем. Доплачиваем. Покупаем.

До отправления еще 20 минут. Вальяжно прогуливаемся по ночному вокзалу. Обзваниваем встречающих. Боясь мне что-то говорить, Лаврова идет рядом с моим папой.

- Дядь Саш. И ведь понимаете – у меня весь вечер было предчувствие!