И «глобус Иерусалима», и расписанный бело-синим керамический бокал, перед которым я, зачарованная, присела на арабском рынке, коснулась пальцами и не смогла не приобрести, и тот даже не поцелуй, а так, легкое касание, ибо он выразился в том духе, что боится поцарапать меня своей небритостью, и говоренные и неговоренные нелепости, давящее присутствие мобильника, будильника, чужих лиц, необходимости подняться и уйти, мешающие звуки, шаги, мешающее ожидание прихода тех, кого, собственно, и ждали, запись Камю о желании, нежности и интеллекте, острое напряжение в его присутствии и ненависть к часам, es kommt wie es kommt, радость, тоска, равнодушие, надежда…
И странная, глупая, смешная моя память подсовывает анекдот про бардак в стране, который я рассказывала ему по пути в Бен-Гурион.