Его жена говорила, разливая чай, и при этом смотрела на него, а он
сидел в углу комнаты, в кресле, обитом светлой тканью в цветочек, и курил
сигарету. Был вечер, и темно-зеленые жалюзи выглядывали на улицу, составляя
длинный ряд вместе с темно-зелеными жалюзи в других окнах и ничем от них не
отличаясь. Словно две пары спокойно и плотно сомкнутых век, они скрывали
сияние этой комнаты, в которой из матово поблескивающего серебряного чайника
струя чая лилась в чашки, с тихим звоном разбивалась о фарфор, и в
пронизывающем ее свете казалась замершей, словно прозрачная витая колонна из
золотисто-коричневого легкого топаза... На слегка выпуклую поверхность
чайника ложились блики - зеленые и серые, синие и желтые; они были
неподвижны, как будто слились воедино и им некуда деться. А рука женщины
уходила куда-то вверх и вместе со взглядом, направленным на мужа,
образовывала резкий, жесткий угол.
Разумеется, со стороны хорошо видно было, что это угол; но его другую,
почти телесную суть могли ощутить в нем только эти двое, которым казалось,
что стороны угла скреплены оттяжкой из прочнейшего металла, и она удерживает
их на своих местах и, хотя они находятся далеко друг от друга, связывает их
воедино, в такое единство, которое даже можно воспринять с помощью органов
чувств; конструкция опиралась на их тела, и они чувствовали ее давление
где-то под ложечкой. Она заставила их неподвижно замереть, прислонившись к
спинкам своих кресел и вытянувшись вверх, с неподвижными лицами и
остановившимся взглядом, но все же там, где было давление, они замечали
нежнейший трепет, что-то легкое, едва ощутимое, словно их сердца, как два
роя маленьких мотыльков, перелетают одно в другое...
На этом слабом, почти невероятном и все же столь хорошо ощутимом
чувстве, как на тихонько подрагивающей оси, держалась вся комната, и еще на
этих двух людях, на которых эта ось опиралась. Предметы вокруг затаили
дыхание, свет на стене обратился в застывшие золотые кружева... и все
молчало вокруг, замерло в ожидании, было здесь только благодаря им;
...время, которое, как бесконечно поблескивающая нитка, тянется через весь
мир, казалось, проходит прямо через эту комнату, проходит через этих людей,
а потом вдруг внезапно останавливается и становится твердым, совсем твердым,
и неподвижным, и сияющим. И предметы немного придвигаются друг к другу. Это
было такое замирание, а затем беззвучное оседание, какое бывает, когда
внезапно начинают образовываться поверхности и возникает кристалл... Вокруг
этих двоих, через которых проходил его центр и которые внезапно посмотрели
друг на друга сквозь это задержанное дыхание, это нагромождение, это
примыкание к предметам, как сквозь тысячи зеркальных граней, а затем
смотрели все вновь и вновь, словно видели друг друга в первый раз...


Роберт Музиль "Соединения"