"знаешь чего я боюсь? того что она приедет, и заберет тебя у меня, заберет туда, куда я не смогу иногда приходить в гости чтобы просто тебя увидеть"

Когда коты очень грустны они вылетают из окна чтобы шел дождь. Слезы стекающие с их щек это разноцветные глянцевые леденцы которые падая на землю превращаются в капли.

Когда коты одиноки они вспоминают чьи-то нерассказанные никогда истории в которых чтобы освободиться и быть вместе нужно пожертвовать какой то мелочью. С ее стороны кистью лапки, ее сразу прижгут обрубок будет ровным и не будет болеть, а с его просто ограничить полет потолком, Чтобы каждый раз взлетая, проносясь на волю мимо умерших и укоряющих, он не видел неба.

Когда коты раздают дождь, то закончив в небольшом городке они вылетают на волю, это бывает так редко - лететь в сыром сером-сером небе, просторном как никогда, над водной гладью, чуть боясь упасть потому что все коты немного боятся воды. Но совсем капельку чтобы тут же об этом забыть увидев в водной ряби огромное бирюзовое отражение ясной луны. Эта свобода бывает так редко. И разбрасывать цветные леденцы в воду и есть их, так же как слизывал соленые капли с лица его маленький пушистый собрат. А внизу за морем будут небольшие прибрежные полосы, и города то ли затопленные то ли нарочно спускающиеся к самой кромке воды и ни души, лишь свежесть, сырость, ветер в лицо и луна.

На стене висит полотно неизвестного художника с довольно странной композицией. Горная заснеженная местность, дорожка у подножья горы восходящая к вершине. Дорожка выложена свежим срубом. у начала дорожки толпа людей в рванье больше похожих на фанатиков, во главе их священник со всей прилагающейся к нему атрибутикой как-то ряса, массивный крест борода и молитвенник. Картина постепенно начинает меняться, слышны истерические речи попа, перемежаемые выдержками из псалмов, о том что после того как они все вместе поднимутся на вершину горы их озарит свет божьей милости и снизойдет на них озарение. Толпа вдохновленная речами оратора начинает подьем по дорожке, его слова становятся все громче, в глазах светится безумие, фоном слышится церковное пение, люди ускоряют шаг, чем ближе к вершине, тем быстрее они идут, почти срываясь на бег, но бегущая толпа редеет, вот уж не видно ни священника, ни большей части толпы только отдельные сумасшедшие личности несущиеся с дикой скоростью, которые постепенно сливаются в одно и перед нашими глазами теперь скачет белоснежный конь, взмыленнный и с развевающейся гривой, который мельчает, превращаясь в серого пса с вываленным набок от усердия языком, изо рта которого вырывается пар, пейзаж вокруг становится размытым, и вот взор с трудом уже фокусируется только на несущейся рядом черной мыши, впрочем вскоре пропадает и она. Но пик горы уже пройден, по инерции мы продолжаем лететь дальше и дальше по дорожке так уютно и по домашнему выложенной почему-то совсем не замерзшими кусками поленьев. Воздух разрезает издевающийся хохот, проблеск осознания мелькает в мозгу, дорожка уже практически вертикально спускается вниз. И вот уже ты летишь на дно в полном одиночестве и с дикой скоростью. В мозгу только мысль о том что кончина будет быстрой. Полет долог, страха уже нет, только ожидание и нетерпение, чтобы поскорее все завершить. Тело входит в затвердевший снег, остатки сознания растворяются в ослепительно белом, которое постепенно темнеет, пока тьма не поглотит все сознание.

Нифига она не зебра. Она радиатор в темноте. Светлые полосы, прикрывающие свою изьеденную ржавчиной суть за неровными мазками белой краски, а следом чередующиеся провалы тьмы как пустые глазницы. Которая не притворяется что ей не нравится притворяться. Что ей нравится идти к своей цели любыми путями. В борьбе с ней честные варианты не прокатят.