Следующие дни прошли… плодотворно. Всё-таки руководство планетарным гарнизоном — потолок Гентиса. Насколько грамотно был организован мятеж в столице, настолько туманны были его перспективы на периферии. И в дальнейшем, если уж смотреть на вещи реально.

Площадь, с утра принимавшая выпускников, теперь горела, устланная обломками и телами. Там Лорд приобрёл первого долговременного союзника — и райтальский отличник оказался действительно полезным, хотя и немного… экзальтированным. Такие могут долго прожить на поле боя, но становятся закусками на паркете. Плюс мофф Трашта, которым подавился даже джедаёнок-ренегат. Их план был прост: Император должен выжить. Что в сложившихся обстоятельствах значило любой ценой покинуть Центр Империи и найти помощь. Загадка письма была отложена на время.

— Быстрее. Нам ещё далеко идти.

Отправляясь за координатами «Призмы», он предпочёл бы не брать с собой кадета, но оставлять мальчишку наедине с едва не пристрелившим его Траштой — плохая затея. Теперь они вдвоём шагали по джедайскому храму, изредка уничтожая сохранившихся дроидов-охранников.

Вот, наконец, и зал Совета. Кадет — надо будет спросить имя, если он доживёт до конца — с детским любопытством разглядывал до оскомины привычную Вейдеру обстановку. «Ну что, спесивые магистры, вы закончились, а мы — остались», — почти невольно промелькнуло в голове, и Дарт вдруг обнаружил, что в это «мы» включил себя и кадета-провинциала, а не себя и Императора. Впрочем, неважно.

— То, что ты увидишь — секретная информация.

— Да, мой Лорд.

«Ну, Анакин, и снова здравствуй. Тебя слишком много в последние дни».

Сколь бы ни было Вейдеру неприятно погружаться в собственное прошлое, координаты они получили — настало время стратегически отступать и искать новых союзников для того, чтобы сделать реальностью собственное возвращение. Правда, союзники на сей раз подкачали, и, глядя на лица, маски и морды этих отбросов общества и вспоминая их преступления, Вейдер уже точно знал, что он нарушит собственное слово: привыкшие к грабежам, насилию и бандитизму, опустившиеся в условиях тюрьмы, эти существа не имели больше права жить так, как им захочется. Трашта будет недоволен — но и он проглотит это. Вынужден будет проглотить. В любом случае, пока они не отбили столицу, проблема преступников и совести Трашты — пока ещё удел отдалённого будущего.

А пока беглецы из столицы поднимались на борт корабля Уилхуффа Таркина, и Вейдера одолевали дурные предчувствия. Сила подсказывала ему, что гранд-мофф верен Палпатину, но она же намекала, что к нему самому у Таркина куда менее тёплые чувства. Как ни занят он был, сбежав из столицы с отравленным Императором, но время для мыслей у Лорда всё-таки находилось, а потому он уже нашёл ответ на вопрос, кто пытался убить его самого.

Тот, кто подал ему руку на последнем приёме во дворце, а он её принял, словно последний дурак, забыв, что дружба и её телесные выражения не для ситхов и уж тем паче не для властолюбцев из окружения Палпатина.

В любом случае, убивать моффа прямо сейчас нельзя, хотя и очень хотелось. Их положение было скверным и им нужны были союзники. Да, правда, бывает, горчит, но в данном случае государство, стоявшее на одной чаше весов, намного важней личной мести.

— Я пытался тебя отравить, — Таркин сказал это сразу, как только они оказались наедине.

Он даже не выглядел заметно испуганным, худые руки, скрещённые на груди, не дрожали, и голос был твёрд. Его можно было не уважать, но стойкость Уилхуффа впечатляла.

— Мы все ошибаемся, — сказать это было сложно, но реакция моффа со всей очевидностью показала, что это правильный выбор. В конце концов, это был не первый раз, когда Уилхуфф чуть не убил его, и Вейдер отчего-то был уверен, что его смерть совсем не в этих руках.

— Да, — согласился Уилхуфф. — Когда Гентис агитировал меня присоединиться к его мятежу, он говорил мне о власти и перспективах. Но все это я имел и в Империи, и мне не с руки было менять власть, которая меня более чем устраивала, на хунту с сомнительными перспективами. Лишь одна вещь заставила меня колебаться. Гентис сказал, что это ты приказал убить моего сына.

Этого Вейдер не ждал, и ему в очередной раз пришлось убедиться в том, что шлем и маска — плохая преграда от внимательных глаз Таркина и подобных ему политиков, хорошо разбирающихся в человеческих чувствах.

— Я вижу, что он ошибался, — резюмировал мофф. — Впрочем, я понял это и раньше, когда услышал, что ты спасал Палпатина, рискуя всем, вместо того, чтобы занять его место, воспользовавшись обстоятельствами. «Если Вейдер и убил Гароша, — подумал я в тот момент, — то это было сделано по велению Императора».

— И вы готовы всё это простить? — вырвалось у Вейдера.

— Мой мальчик, — сейчас Уилхуфф Таркин смотрел на него почти с жалостью, неприятно напомнив Палпатина прежних времён, — политика — это прежде всего определение приоритетов. Я не готов погубить свою карьеру ради тех, кто уже умер. Даже если они были дороги мне в этой жизни.

…Несколько позже, глядя на тело Гентиса, сжимающего в объятиях труп своего последнего отпрыска, Вейдер подумал, что жизнь все же категорически несправедлива. Он смотрит на мёртвого человека, которого предпочёл бы увидеть в мире живых, стоя рядом с людьми, которых его мать вряд ли бы назвала заслуживающими хоть одного доброго слова.





Мятеж генерала Гентиса, хоть и недолгий, нанёс ощутимый урон мирной жизни столицы, заставив задуматься над тем, как всё связано между собой на планете, превратившейся в город столетия назад. Конечно, военные вовсе не ставили целью вредить мирным гражданам, но, разумеется, навредили… Но, как ни странно, обычная жизнь продолжалась.

Прислонившись к стене, Тёмный Лорд с интересом следил за тем, как группа имперских служащих в серых мундирах, но без военных знаков различия азартно препиралась друг с другом, ожесточённо размахивая конечностями, датападами и даже кусками флимсипласта. Обзаведшись доспехами, маской и репутацией «не стой рядом — убьёт», Вейдер как-то отвык от того, что его общество игнорируют, но это был редкий случай в его практике. Он поэтому и задержался — от удивления. В его жизни не так уж часто случались неожиданности, не являющиеся чем-то очень неприятным, поэтому Тёмный Лорд решил немного понаблюдать за событиями. Ну что ж… спустя четверть часа подпирания ближайшей стены ситх убедился, что внимание мелких бюрократов, охваченных жаром взаимных обвинений, сейчас не привлек бы даже сигнал экстренной декомпрессии, не то что какое-то там механическое дыхание жутко зловещего ситха. Его угрожающего присутствия по-прежнему не замечали.

— Мой Лорд? — слегка повернув голову (так как конструкция шлема не позволяла просто скосить глаза вправо), Вейдер увидел рядом с собой героя недавних событий, ещё недавно курсанта, а теперь адмирала Лауриту Тома. — Что вы здесь делаете?

День выдался очень богатым на удивительные события. Таких вопросов ситхам не задают, хотя, может быть, молодой человек и считает их… отношения близкими к дружеским. Но пережитая вместе угроза сплачивает людей отнюдь не всегда, и только что отбывший Таркин мог бы служить подтверждением этому тезису. Но юноша всё же задал вопрос и теперь ждал ответа. И Вейдер ответил:

— Наблюдаю за спорщиками.

Подобный ответ легко можно было бы счесть хамством, но Лаурита уже привык к манере его общения. Его изуродованный рот скривился в гримасу, похожую на «О». Ситх не ожидал продолжения разговора и потому удивился, услышав:

— А о чем они спорят?

— Не имею понятия, — совершенно искренне ответил Вейдер. В этот момент один из спорщиков, час назад седовласый чиновник представительного вида, а сейчас — раскрасневшийся и брызгающий слюной пожилой человек, с размаху опустил датапад на голову своего оппонента.

Новоиспечённый адмирал сморщился, как от зубной боли, и ситх мимолётно порадовался тому, что маска мешает увидеть его собственную гримасу. Датапад очень зрелищно разлетелся на пластиковые осколки.

— Так, может быть, я узнаю? — предложил настырный юнец. Тёмный Лорд слегка пожал плечами: мелкие дрязги имперских чиновников его не очень заботили, а все важные новости ему сообщали в числе первых. Лаурита Том расценил этот жест как согласие и присоединился к компании выясняющих отношения. С точки зрения Вейдера, зрелище уже перестало быть забавным, готовясь перерасти из громкой ссоры в банальную драку, но Том вернулся достаточно быстро, чтобы дождаться его хотя бы из любопытства.

— Перед тем как мятежники вырубили энергию, оператор в налоговой службе по ошибке отправил платёж не на тот счет, — поведал ситху Лаурита. — А теперь логи пропали и получателя автоматически не найдешь, а оператор все четырнадцать цифр и еще восемь букв, разумеется, не запомнил. Так что плакали наши налоги, кому-то в тот день повезло…

— И они спорят о том, чьё ведомство должно взять на себя ущерб? — догадался ситх. Похоже, он только что выяснил, кто «подарил» ему те пресловутые три миллиона кредитов и на секундочку пожалел об исчезнувших логах. Интересно, какими словами они бы его попросили вернуть деньги на место?

— Именно так, — подтвердил Лаурита Том.

Вейдер не удержался и хмыкнул. По ошибке послать перевод самому Тёмному Лорду ситхов! Не придумаешь и нарочно, хорошо хоть, не сразу Палпатину… Однако это позволило раскрыть ещё одну загадку того злополучного дня перед началом мятежа Гентиса. Осталось одно нерешенное уравнение, но ключик к нему судьба вряд ли подкинет, она и так была щедрой на милости.

«Анакин, нам нужно встретиться».

Чьё же это послание? По сути, его предупредили о нависшей опасности. Мог ли автор, притворявшийся Амидалой, знать о планах Таркина отравить его на приёме? И мог ли он знать, что тот же яд всего днем позже Гентис использует для того, чтобы убить всех во дворце? Ирония судьбы: если бы не Уилхуфф со своей местью за сына, Император скорее всего умер бы вместе с другими, а так у Палпатина был шанс проследить действие яда на подопытной вомпе-песчанке… которой стал его ученик, разумеется. Получается, гранд-мофф своей выходкой случайно спас всю Империю. А если смотреть чуть глубже, то и автор послания Анакину приложил руку к спасению и государства, и Повелителя, хотя Вейдер крепко подозревал, что ему бы подобная роль не понравилась.

«Я найду тебя», — мысленно произнёс Тёмный Лорд, обращаясь к неведомому доброхоту. Не мог же маленький астродроид сделать такое по собственной инициативе, ведь правда?