В субботу прошла игра «Вселенная 25» по авторскому миру Мелемины.
Игра о подростковых бандах в постапокалиптическом мире, о своих и чужих, о неписаных правилах и жизни без будущего. Я поехала, потому что хотела поддержать Габи: это ее первый проект. Потому что меня глубоко впечатлил первоисточник: я редко встречаю любительскую прозу такого качества. А еще потому, что идеология этого мира совершенно противоположна моей.
Я ванильная девочка. У меня была (и есть) любящая семья, друзья. Я хорошо училась, много читала, никогда не пила дешевый портвейн в подъезде и не участвовала в разборках. Я никогда не дралась всерьез. Все насилие в моей жизни вызывало у меня прежде всего ужас и недоумение: почему люди вообще так делают?
Герои этой игры живут в мире, который стремительно катится в пропасть. У них нет никакого завтра, и они это знают. Большинство из них не доживет до тридцати. Они едят консервы, пьют кофе пополам с самогоном, красят волосы в безумные цвета и завидуют ярким ботинкам.
Эти дети очень просты и сложны одновременно. Родители умерли у них на глазах, сдались и зачахли, предоставив детям самим разбираться со своей жизнью. Они знают, кто свой, а кто - чужой. Кого и когда бить, а кого - угощать «дикаркой». У них нет времени на сомнения, и я ехала за этой уверенностью, этой кристальной ясностью бытия.
Сразу скажу: не получилось. Думать не головным, а спинным мозгом; бить сразу, бить первой я так и не научилась. Для этого нужно больше, чем 12 часов игры. Расскажу, что было.
Представьте себе разваливающийся город, который для этих детей - вся вселенная. Вселенная 25. Она отделена от остального мира энергетическими экранами, которые отражают лишь то, что внутри. Где-то рядом - Вселенная 24, там живут идеальные люди, со стерильными лицами и стерильными мозгами, правильные до тошноты. Некоторым можно с 25-й по пропускам пройти в 24-ю и вернуться назад. С шоколадом, лекарствами и наркотиками. Всего-то придется вывернуть душу перед добрыми докторами.
Когда-то все они жили там, в 24-й, до того как родителей выставили вон без права вернуться. За связь с оборонной и химической промышленностью, за слишком яркие идеи и склонность к насилию. Для нынешних обитателей 25-й та Вселенная чужая, они почти ее не помнят. Первое время работал водопровод, было тепло. Потом все сломалось, пришло в негодность. Дети переселились на заводы, а кому не нашлось там места: слишком юные, больные, неправильные - отправились на задворки, в Краюхи.
Заводов два - Мэндер и Генджер. В каждом заводе свой дьявол. Ему подчиняются демоны, а под демонами ходят бесы и боевые малышки. Вот так все просто. Тот, кто с другого завода - враг. Так заведено, и так будет. Не важно, что твой брат на Мэндере, если демоница Генджера забрала тебя из Краюх к себе, деваться тебе некуда. Вам теперь даже поговорить нельзя. И вот тебе тринадцать, и тебе нужно жить среди совсем чужих людей и драться, даже если не хочется.
Мою героиню звали Тамми, от Тамар. Я взяла имя у героини Давида Гроссмана, той самой юной певицы, которая бросила семью и эстрадную карьеру ради поисков брата и откуда-то изнутри находила смелость жить и бороться. Мне нужна была ее сила, и я решила черпать ее из имени. В конце концов у Тамми тоже был брат, Гровер. Рослый, сильный, он ходил в патрули с самыми дерзкими парнями Мэндера, всегда молчал и только внимательно смотрел.
Тамми приходила в ужас от одной мысли, что она столкнётся с братом в перемахе. В стычках она стояла позади всех, с напряженным вниманием глядя на брата и стараясь держаться подальше. Лишь бы чего не вышло!
Один раз Тамми с еще одной малышкой с Генджера напоролись на мэндерский патруль, и Гровер был там. Его спутник тут же прицепился к малышкам, Гровер мягко вмешался, и Тамми похолодела от ужаса. Она тут же заявила, что они уже уходят, нет-нет, мы ничего, мы пошли. Только бы Гровер не наделал глупостей.
Тамми нарисовала их тайный знак, и они встретились у Чьих-то Ног. Просто поговорили. Просто обнялись. Просто пообещали, что убегут из этого кошмара. Всю обратную дорогу Тамми ревела. Она обнимала подаренную уже мертвой девочкой плюшевую игрушку и ревела. И огромный старый (27 лет!) демон Баламут уговаривал и утешал ее.
В 24-ю она так и не попала, по дороге из шоколадных крошек из Усыпальника не ушла, но эта дорога увела ее на поезд, в Полис. Под руку с братом. А значит, все хорошо.
Сейчас я понимаю, что помоечная девочка, которая с восьми лет выживала одна на улице, не умеет колебаться. Она хитрая, упрямая и злая, в ней много ненависти и страха загнанного зверя. Она должна с удвоенной силой возвращать каждое оскорбление, чтобы ее ни в коем случае не посчитали слабой. Должна яростнее всех отстаивать правила своего завода, чтобы никто не заподозрил ее в нелояльности.
Я с трудом леплю в голове этот образ. Отчасти концентрированной маленькой собачкой я когда-то была. Не уверена, что хочу это вспоминать. Приятно, что я уже – не она. Истерические всплески агрессии до сих пор случаются, но, видно, реже. Это неожиданно. И хорошо.
Сейчас, после игры, я знаю, как мне стоило ее играть. До этого я была совершенно не готова. Я вывела что-то для себя только из отчетов и долгих размышлений о событиях игры. Небыстро вывела. Был, например, случай, когда на нашу территорию забрела одна из малышек Мэндера, и я словами попыталась ее выгнать. Мне даже в голову не пришло применить силу, пока мне об этом прямо не сказали.
Меня просили убить одну малышку, я не придумала на игре причин. Сейчас я понимаю, что это убийство совсем в другую сторону развернуло бы мою игру. Я поддерживала мятежников, а могла бы выдавать их из страха потонуть заодно. Интересно, как до такого додумываться раньше, чем через три дня после финала?
Отчасти это слабая работа над персонажем до игры. Хотя я была уверена, что понимаю Тамми и знаю, как себя вести. Я была уверена, что еду в жестко враждебную среду и точно знала, что еду противостоять людям с реальным опытом фехтования, поэтому не делала упора на боевку при подготовке, не хотелось соревноваться на заранее проигранном поле. Оказалось, я ошиблась. С самого начала меня окружали внешне злобные, но добрые и заботливые люди. Я не чувствовала потребности в агрессии. Атмосферу враждебности нужно было генерировать изнутри, и на это у меня ресурса не было. Паттернов не было (и нет).
Примечательно, что многие провоцировали, вели себя вызывающе. Это значит, игроки отслеживали нормы социума и отделяли правильное от неправильного. Но почти никто на провокации не реагировал. Видимо, в этом тоже косяк: нет рефлекса реагировать спинным мозгом, не думая, воспринимая провокацию как триггер. Кстати, я вообще плохо реагирую на триггеры, не люблю их в играх, считаю искусственными надстройками и потому, возможно, тоже нет навыка быстро действовать. Попробовать поиграть от триггеров? Всегда боюсь упустить ОБВМ за модельками.
Леноран предложил мысль, что на игре не было выраженного конфликта. Отчасти это тоже правда, и это осознанная мастерская позиция. Теория Ленорана в моем переложении звучит так: для конфликта нужна либо «корова», либо непреодолимые идеологические разногласия. Причем, как показывает опыт, разногласия эти тоже должны быть материальны и воплощаться в рамках игры. Гугенотов на шестнашке никто особо не гонял, потому что реально на полигоне от них не было никаких проблем. Самый острый конфликт с Мэндером возник, когда мы делили Третью линию (общую сквозную улицу, соединяющую жизненно важные для всех объекты). Конфликты, построенные просто на «слыш, ты с какого района?» требуют большей гибкости ума и навыка, чем я, например, способна продемонстрировать, как выяснилось.
Я часто слышу жалобы на слитый конфликт, но впервые вижу это так явно и в таком масштабе. Я сейчас не могу отнестись к этому никак. Я в недоумении, и мне действительно хочется разобраться, как работают конфликты на играх, как за них топить и как при этом хорошо поиграть (дожили).
При этом игрой я довольна. Как-то так повелось, что обычно мы играем в цинизм под маской человечности. А это была игра о человечности под маской цинизма, и именно это мне и понравилось. Понравилось защищать брата. Выносить раненых. Держаться за руки. Слушать гитару. Я вспомнила, почему круто ездить на игры, это главное. Глядишь, до какого-нибудь конвента доеду или до игры.