СКУЧНО. Точнее, не скучно даже... а такое дурацкое состояние, когда НИЧЕГО не хочется делать из того, что предоставляется на выбор...
Спать что ли лечь...

как же я хочу спаааааааааать...

вот и не верь после этого гороскопам! Близнецам в этом году сулили великие перемены... Ну, типа, если хотите поменять работу, квартиру, выйти замуж или развестись то лучшего года, чем этот, вам не представится ближайшие 12 лет...
Дожив до октября месяца, я внезапно решила:
1. Перевестись в другой институт
2. Поменять квартиру
3. Сменить работу...

ну, в общем-то, осталось только выйти замуж :). У меня есть на это еще целых 2,5 месяца.

нет, все таки бесподобны порой бывают творения природы :)))) у нашего арендодателя ТАКОЙ мужик работает...э-э-э... разнорабочим. Седня на работу иду, а он дверь на проходной ремонтирует... Эх! Любо-дорого посмотреть :)) В последнее время замечаю за собой две крайности, меня либо на всяких тонкоорганизованных товарисчей тянет, либо на откровенный пролетариат... А это вообще редкий экземпляр... Плана накурится и ходит себе... поет :) Про дельфина и русалку, например... А если не накурится, то сердится :))) А еще у него есть: судимость, жена и теща этажом выше :-))
Но, блин, не так он прост, как кажется, зуб даю! :) Вот бывают же люди, которые даже спецодежду носят СТИЛЬНО! :)
Эх, нет в жизни счастья! :) Что ж он мне в другом месте-то не встретился...:(

С утра, не прекращаясь ни на минуту, с серого совершенно осеннего неба летела водяная пыль. Если бы шел ливень, безудержный летний дождь, с тяжелыми теплыми каплями, пузырями на разноцветных от бензина лужах, с гулкими, похожими на грохот поезда, раскатами грома и неоновыми вспышками молний – и то было бы не так тоскливо. Не накатывала бы звенящая безысходность, тупая тягучая тоска, сменяющаяся приступами какой-то звериной паники.
Вообще-то, Рита любила дождь. Любила сидеть на широком подоконнике, слушая, как трещат от порывов ветра оконные стекла, глядя как по прозрачной поверхности торопливо сбегают водяные змейки. Можно было налить в огромный бледно-голубой бокал из старого тонкого фарфора ароматный рубиново красный чай «кракадэ», взять с пыльных полок какой-нибудь старенький томик с желтыми страницами, пахнущими плесенью и временем, и наслаждаться одним сознанием того, что никуда не надо идти, ехать, торопиться...
Сегодня все было иначе... Водяная пыль обернула серый город флером несбывшихся надежд. Реальность раскрошилась. Рита сидела в углу дивана, зажав холодные ладони между колен, и с тупым оцепенением смотрела на трубку радиотелефона, валяющуюся рядом. Сегодня Маргарите Александровне Ветровой исполнилось двадцать лет. Ее родители тактично удалились на дачу, оставив в полное распоряжение старшей дочери огромную трехкомнатную квартиру почти в самом центре Москвы. У нее были совершенно конкретные планы на эти выходные.


* * *
Рита познакомилась с НИМ больше полугода назад. В тесных институтских коридорах, среди пестрой галдящей толпы студентов, ее взгляд выхватил высокого зеленоглазого парня с учебником португальского в руках. Что-то ужасно привычное и близкое было в том, как он поворачивал голову, в том, как щурился, смеясь. Ей вдруг показалась, что они были знакомы. Когда-то очень давно они были вместе, а теперь спустя целую пропасть времени, может век, а может тысячелетие, случайно столкнулись в стенах Иняза. Из оцепенения ее вывел знакомый, чуть с хрипотцой, голос, и лишь спустя мгновение, она поняла, что голос этот принадлежит ЕМУ.
Они стали встречаться. Утром он приезжал за ней на новенькой темно-зеленой десятке. По дороге до института проверял ее французское произношение, подшучивая над ней, нарочно путая в правилах. Рита по детски краснела, ругая себя в душе за это проявление застенчивости, и не отрываясь смотрела на любимый профиль, забывая простейшие слова и пропуская артикулы.
Он был ее королем и гением. Молодой светский лев, проживший пол жизни за границей, переезжая следом за отцом-преподавателем из страны в страну. Любимец женщин всех возрастов, от семилетней Ритиной сестры, до дышащей на ладан Алевтины Арнольдовны, преподавательницы грамматики французского, он, по какой-то неведомой ей, Маргарите, причине выбрал ее! Именно ее!
Нет, она, конечно не была дурнушкой или синим чулком, но и красавицей себя назвать не решалась. Хрупкая смуглая девушка с тонкими запястьями и робкой улыбкой. Никогда ей не удавалось, да особенно и не хотелось, если уж честно, стать душой компании, обращать на себя внимание с первого взгляда. У нее были поклонники, к которым она, сказать по правде, никогда не относилась всерьез. С благодарностью принимала знаки внимания, ходила в кафе и кино, но никогда, никогда в жизни не боялась ПОТЕРЯТЬ.
С НИМ все изменилось. Телефон стал ее заклятым врагом и лучшим другом. В институт она летала на крыльях. Куда только делась ее природная склонность поспать подольше и, вскочив за двадцать минут до выхода, натягивать первые попавшиеся под руку джинсы и свитер, наспех собирать волосы в хвост на затылке и, залпом выпив пустой черный кофе, убегать в институт! Теперь каждый вечер она тщательно продумывала свой завтрашний туалет, а выходные превращались для нее в пытку, особенно сейчас, весной, когда ОН стал уезжать на дачу.
В ее доме ЕГО знали все! Молчаливая спокойная мама, отчим, похожий на капитана дальнего плавания, младшая сводная сестра Наташка, улыбчивая бабушка, до сих пор называвшая Риту «Туся». Они, кажется, уже, также как и сама Рита, забыли, как жили до того, как появился ОН. В своем сердце Рита внесла ЕГО в свой дом, и теперь нельзя было любить Риту и не любить ЕГО.
Способная и старательная Маргарита, стала в два раза больше внимания уделять французскому языку. Она готова была заниматься дни и ночи на пролет, лишь бы удивить и порадовать ЕГО, считавшего французский своим вторым родным языком. Лишь бы ОН восхищался ей! Лишь бы не разочаровать ЕГО! А ОН... ОН писал ей стихи на французском и португальском, провоцируя ее на то, чтобы взяться и за этот воркующий и жужжащий язык, который стал бы для нее третьим. Рита сходила с ума от счастья и скупала в книжных магазинах учебники португальского.

* * *


Мир упал навзничь в тот день, когда она перехватила ЕГО на выходе из института и пригласила на день рождения. ОН с энтузиазмом согласился и начал выяснять подробности: сколько будет народу, кто будет с курса...
Как? Разве он не понял? Будут только ОНИ вдвоем! Только ОН и ОНА!
По ЕГО лицу скользнула тень... Незаметная для любого постороннего взгляда, но только не для нее! ОН открыл перед ней дверцу машины и жестом предложил сесть. Рита привычно юркнула в салон, едва уловимо пахнущий его одеколоном. Сердце внезапно свернулось как ежик, в ожидании чего-то непоправимого, хотя Рита все еще не понимала, ЧТО ПРОИЗОШЛО, ЧТО ОНА СКАЗАЛА НЕ ТАК?!
ОН говорил долго и спокойно, положив руки на руль, красивые смуглые руки с длинными пальцами, и глядя прямо перед собой. Да, он сам виноват. Да, наверное, он не правильно себя вел, раз такая умница, как она, увидела в интересе молодого, одержимого своим делом преподавателя, к ней, безумно талантливой к языкам студентке – ЛЮБОВЬ мужчины к женщине... Да, ОН заезжал за ней, но ведь он живет на соседней улице, а времени на факультативы так мало! Да, они ходили в кино и на выставки, но ведь все фильмы были на французском, а выставки – посвящены – Франции... Да! Да, у него есть любимая девушка!
По лобовому стеклу заплясали капли дождя. Сотни маленьких серых лапок заскреблись в окна. Рита открыла дверь, и, повернувшись на сиденье спиной к НЕМУ поставила обе ноги в светлых босоножках в огромную лужу, успевшую накопиться у переднего колеса. Она секунду помедлила, прежде чем выйти из машины, вынула из большой замшевой сумки учебник португальского и кинула его через плечо.

* * *

Вместе с сумерками в комнату вползала паника. И без того серый день, с наступлением вечера, превратился в расплавленный свинец, затопивший все вокруг.
Маргарита открыла шкаф и стянула с полки черный свитер с белой полосой на груди. Вещи, лежавшие на нем, посыпались на пол. Рита натянула узкие джинсы, провела пятерней по волосам, распутывая длинные пряди, накинула тонкую штормовку и вышла за дверь.
Оставаться дома не было сил. Она шла извилистыми переулками к станции метро «Кузнецкий мост», непроизвольно повторяя про себя правила грамматики французского. Из ниоткуда в голове всплыли строчки: «Я дышу, значит - я люблю!». Или там было наоборот: «Я люблю, значит - я дышу!»? Черт, какой бред! Какая глупость! Я люблю и задыхаюсь! Задыхаюсь!
Рита не знала, сколько времени она бродила по полутемным сырым улицам, замечая лишь, что прохожих становится все меньше и меньше, а скоро они и совсем перестали попадаться ей навстречу. Вдруг, она услышала у себя за спиной визг резко трогающейся с места машины, а мгновение спустя затылком почувствовала ее приближение. Заскрипели тормоза, и темная иномарка ударила Риту зеркалом заднего вида по локтю. То ли от толчка, то ли от испуга Маргарита резко отскочила от края тротуара.
- Привет, крошка-малышка – из салона по верх темных очков, на нее смотрел парень лет двадцати, - Не боишься гулять так поздно?
С пассажирского сиденья, наклонившись, выглянул еще один, значительно старше водителя.
- Да, мама не говорила, что на улицах полно пьяных придурков? – он
нарочно громко рыгнул и захохотал.
Рита прижалась к стене дома и ускорила шаг, машина медленно ползла за ней. Парни о чем-то переговаривались между собой. В голове крутились обрывки мыслей: «Зачем ему очки, ведь ночь на дворе? А может, так оно и лучше, сама бы она никогда не решилась... уйти. Что они сделают? Мама...»
- Эй, куколка! – водитель высунул в окно руку с бутылкой водки, - Замерзла, небось?! Погреться не хочешь? Для начала – так, - в узком переулке заметалось эхо его смеха.
- Ладно, хватит! – молодой повысил голос, - Сама сядешь или тебе помочь?!
Рита остановилась как вкопанная и широко раскрытыми глазами уставилась на водителя. Так вот как выглядит ее первый мужчина! Или второй?! В глазах потемнело.
Je vous ami, ты слышишь, мой француз!!!
Рита развернулась, и бросилась бежать, не разбирая дороги. Из под ног летели брызги, она поворачивала наугад, не задумываясь о том, преследует ее машина или нет, не замечая, что плачет навзрыд, не чувствуя, как по щекам ручьями текут слезы. Она остановилась лишь тогда, когда ноги стали предательски подгибаться, а дыхание окончательно сбилось от бега и слез. Рита стояла посреди почти пустынного ярко осещенного фонарями и витринами бутиков проспекта. Впереди, неторопясь, шла пожилая пара. Даже со спины было заметно – иностранцы. Сердце колотилось где-то в горле, в висках пульсировала кровь. Рита прислонилась спиной к углу какого-то магазина и, согнувшись, уперлась ладонями в колени. С носа капали слезы, смешиваясь с дождевой водой в луже под ногами. Она простояла так несколько минут, ощущая всем телом, как смертельно устала.
Надо было идти домой. Если всего несколько часов назад ей казалось, что самое страшное для нее – остаться в пустой квартире, то теперь безумно хотелось упасть ничком на кровать, укрыться старым пледом с головой, спрятаться. От всех. От себя. Маргарита посмотрела на часы. Половина второго. Метро уже закрыто. Она покопалась в сумке, выуживая кошелек. К счастью, там обнаружились две сторублевые бумажки. На такси хватит. Она провела рукой по щекам, посмотрела на ладонь. Тушь потекла, черт возьми! Она так редко красила глаза! Именно сегодня... И зеркальца с собой нет. Как обычно. Хорошо же она, должно быть, выглядит: грязные от бега по лужам джинсы, спутаные волосы и размазанная по щекам тушь! В таком виде она долго будет ловить машину.
Рита повернулась к ярко подсвеченной изнутри витрине и, вглядываясь в отполерованное стекло, стала стирать с щек черные дорожки слез. Она увлеклась этим занятием и не сразу заметила, что рядом с ее собственным отражением появилось еще чье-то, копирующее ее жесты. Маргарита резко обернулась. Так резко, что хлестнула взметнувшимися волосами стоящего у нее за спиной человека по лицу.
Что это?! От неожиданности Маргарита отпрянула назад и ударилась затылком об стекло витрины. Абсолютно белое лицо, черные ромбы вокруг глаз, черная огромная улыбка! Мим?! Рита тряхнула головой, быть этого не может!
Перед Маргаритой стоял невысокий худощавый мужчина в гриме пьеро, клечатом черно-белом трико и огромным зонтом-клюшкой через плечо. В ногах – большой потертый чемодан со сбитыми углами. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом Рита рассмеялась. Она смеялась легко и звонко, сама не понимая, истерика это или ей на самом деле смешно от этой нереальной сценки. На лице мима расплылась широченная улыбка.
- Вот так-то лучше! – Мим ловким движением выхватил из сложенного за спиной зонта огромный бумажный цветок и протянул его Рите,- Мадмуазель!
- Спасибо..., - Рита сделала некое подобие реверанса, - а у меня как раз сегодня день рождения... Ой, уже вчера...
Мим комично вытращил глаза:
- Позд-ра-вля-ю! Поздравляю!!!
- Спасибо, - Рита опустила глаза. Да уж, есть с чем поздравлять.
- Я могу Вам помочь? – голос мима утратил комические интонации. Теперь это был просто голос человека в гриме.
- Вы уже помогли, - Рита слабо улыбнулась. Из-за грима почти не возможно было понять, молод или стар ее собеседник, красив или нет, - Что вы здесь делаете? Ведь ночь...
Вопрос прозвучал глупо. А что здесь делает она сама?
- Я? – мужчина вновь состроил гримасу, - Ищу заплаканых девушек и дарю им цветы!
Рита внезапно вспомнила пьяных парней в машине и передернула плечами.
- Мне пора. Я тороплюсь. – ей вдруг вновь стало страшно. Кто этот странный человек, что у него на уме?
- Не бойтесь! – парень заглянул ей в глаза (все таки мим был достаточно молод), - Я не сбежал из психушки, - он горько улыбнулся, - Я просто иду с работы.
Рите стало стыдно:
- Я так не думала...
- Не важно. Просто, не бойтесь.
- Не буду...
- Где Вы живете?
- На Трубной...
- Я провожу Вас?

* * *

Рита проснулась от телефонного звонка, медленно перевела глаза на настенные часы. Половина первого. Сквозь темно-синие шторы пробивались солнечные лучи, прочерчивая в воздухе голубые пыльные полосы. Рита нашарила рядом с кроватью телефонную трубку:
- Алло!
- С Новым годом, Маргарита!
- С Новым годом?! – Рита невольно улыбнулась, узнавая голос своего ночного знакомого.
- С ВАШИМ Новым годом!
- Спасибо, Стас, - Рита вытянула вверх руку и посмотрела на едва-едва заметный черный отпечаток губ на тыльной стороне своей ладони.

“С НАШИМ Новым годом!” - подумал сидящий на краешке стола в свой квартире худощавый молодой человек с взъерошенными волосами и подмигнул своему отражению в старом зеркале напротив.


Июнь 2003

Встречайте! ТЭШ!:)))))

Если бы я была Покемоном, я бы выглядела ТАК

Ну, только попробуйте сказать, что он не прелесть

cOOl !!
Истиный Православный: Отче наш, еже си на небеси...
Бог: Ну?
ИП: Это кто?
Бог: Как кто? Это я - Яхве. Че хотел?
ИП [крестицца]: Ох ты господи.
Бог: Короче, чего тебе?
ИП: Господи, ты ли осенил меня своим святым глаголом?
Бог [в сторону]: Ну чево никто из них нормально разговаривать не умеет?
ИП: Господи, изволь мне молитву вознести во славу твою.
Бог [заинтересовано] А что читать будешь?
ИП: Отче наш.
Бог [разочаровано]: Опять? Задолбали. Тыщу лет одну телегу толкают. Она
в моем хитпараде в самом анусе.
ИП: Изволь тогда глаголить аки сердце прикажет.
Бог [зевая]: Ну глаголь.
ИП: Молю тебя снизойти до раба твоего, маны небесной ниспошли дабы мог я
славить имя твое и нести людям благую весть, дабы услышали...
Бог: А покороче?
ИП: Денег дай.
Бог: А молнией по сраке?
ИП: Понял.
Бог: Не ссы. Тебе зачем деньги?
ИП: Храмы во славутвою строить, сиротам помогать. Бообщем на благие
дела.
Бог: Я вообще-то высщее существо, я мысли читаю. У тебя почему все
сироты с четвертым размером груди?
ИП: [хлопаецца на колени] Не гневись боже! То меня дьявол попутал!
Бог [орет кому-то в сторону]: Люцый, тут один на тебя стрелку переводит.
Люцифер: Угу, так и запишем: "песдел на Князя Тьмы".
ИП [сцыкливо]: Господи, оборони от супостата нечистого.
Бог: Ну если займешся мнегодным делом, то спишем. Я же, слава мне, не
конченый падонак.
ИП [неистово крестицца, бъецца головой об пол]: Да придет царствие твое,
да будет воля твоя.
Бог: Вот дибил.
ИП: Буду во имя твое Русь от жидов нехристей освобождать.
Бог [опять кричит в сторону]: Нет, Мойше, ты слышал, что сказал этот
гой?
Моисей: Вейз мир! Сдался мне этот шлемазл. Если бы я откладывал по
шекелю каждый раз, когда это слышал... [уходит в подсчеты]
Бог [обращаясь к ИП]: За одну молитву два раза запорол. Как грицца: кому
я мозгов не дал...
ИП [с надеждой]: Но вот, боже, по мудростои твоей обделил ты меня
разумом. Не виноват я, ибо азм есть тварь неразумная по образу и подобию
твоему.
Бог: Сам понял, что сказал.
ИП: Ой!
Бог [распаляясь]: Придурком меня еще никто не называл. [косицца в
сторону Люцифера] Ну почти никто.
ИП: Боже, будь милостив. Ты же милостив?
Бог: Я?
ИП: Ну в писании сказано.
Бог: Так я с****ел.
ИП: А как же заповеди?
Бог: А мне можно. Ладно, вали отсюда. Типа я тебя простил. Ну маленько
все же накажу.
ИП [испугано]: Каким образом?
Бог [торжествено]: Не разделишь ты ложа с женщиной боле, но с мужчиной!
ИП[ужасаясь]: Чиво?
Бог: Пидаром будешь вопщем.
ИП: Господи.
Бог: Сеанс окончен. Я побежал в в войнушку с Мухамедом в Ираке играть.

(С)

О любви

Они сидели на зеленой крыше старого особняка в самом центре города. Стояла настоящая августовская ночь, темная и холодная. Они сидели, тесно прижавшись, ощущая каждой клеточкой своего тела, присутствие друг друга. И можно бы романтичнее, да некуда.
Она – рыжая и зеленоглазая, он – жгучий брюнет с едва заметным шрамом на переносице.
Далеко под ними поблескивала отражением светящихся окошек Фонтанка. Он смотрел на ее правильный классический профиль и думал о том, что самое невероятное, самое чудесное, что было с ним в жизни – встреча с ней. Они встретились две недели назад, в Михайловском саду. Она сидела на мраморных ступеньках и заворожено наблюдала за воробьями, которые купались в большой, разноцветной от бензина, луже. Она была так увлечена этим зрелищем, что в течение получаса абсолютно не замечала его, лежащего под деревом, в нескольких метрах от нее. А потом, заметив пристальный взгляд миндалевидных глаз, кокетливо потянулась и... улыбнулась! Она улыбнулась! Улыбнулась! Он вскочил со своего места и нарочито вальяжно направился к ней.
- Здравствуйте, Миледи! Разрешите представится – Василий.
- Здравствуйте... (она опять улыбнулась!) Мария.
- Разрешите, милая Мария, предложить вам прогулку.
- С удовольствием! – она дерзко посмотрела ему в глаза, и он понял, что пропал, утонул в этих изумрудно-зеленых глазах, не выплыть.
Они шли рядом и болтали ни о чем. Оказалось у них очень много общего. Ни он, ни она, отцов своих не знали, а матерей потеряли в ранней юности. Дома их никто не ждал, да и домом то, те места, где они жили, назвать было трудно. Если она еще как-то пыталась «свить гнездышко», повинуясь своей женской сущности, то он был настоящим бродягой, долго нигде не задерживался и прочных связей не заводил. Когда-то у него был друг. Верный, заботливый и надежный. И с жильем помогал, и с голоду помереть не давал. Да вот только родители его друга были против дружбы домашнего холеного мальчика с ним, беспризорным и бесприютным. И им пришлось расстаться. С тех пор у него не было никого, с кем хотелось бы сидеть рядом, смотреть на звезды и болтать о всякой всячине. А ведь он многое повидал и мог о многом рассказать.
С тех пор он и она не разлучались. Он не мог налюбоваться на изящный изгиб ее спины, не мог насмотреться в ее зеленые глаза. Она была такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним! Ему хотелось защищать ее, сделать ее счастливой. А она, когда он спал, положив голову ей на грудь, рассматривала тонкий шрам у него на носу, изуродованное в уличной драке ухо, и ей хотелось плакать от мысли, что ему было больно, а ее не было рядом, чтобы унять боль, утешить и приласкать.
Теперь, сидя на металлической ржавой крыше, слушая дыхание друг друга, они впервые задумались о будущем. О совместном будущем. Ей хотелось детей. И дом. А он твердо знал, что, хотя рассчитывать кроме себя, ему не на кого, он сделает все, чтобы она улыбалась. Ведь он способен на многое, лишь бы было ради кого!
С реки подул зябкий, совсем осенний, ветер. Они влезли в слуховое окошко на чердак и улеглись в уголке, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Скоро наступит осень, не успеешь оглянуться, выпадет снег. Тогда придется совсем туго. Он уже не раз зимовал на улице и за себя не боялся, но теперь рядом с ним была она. Вдвоем в детский сад, где приютила ее сердобольная нянечка, их вряд ли пустят, она и одна-то там на птичьих правах жила.
Но он непременно что-нибудь придумает, главное, что у него есть ОНА.
Утром пошел дождь. Он велел ей оставаться на чердаке, а сам пошел раздобыть какой-нибудь еды. Она сидела на подоконнике слухового окна и смотрела на серебристые острые капли. Сердце разрывалось от счастья, что он с ней; от жалости к нему, бредущему где-то под холодным августовским ливнем; от страха за их с ним будущее. И все же... все же ей хотелось петь!
К вечеру дождь прекратился, и из-за купола Казанского собора вынырнуло умытое, рыжее, как она, вечернее солнышко. А его все не было.
Ей надоело сидеть на мрачном пыльном чердаке, она тихонько спустилась по металлической лесенке на верхний этаж, и побежала, перепрыгивая через ступеньки вниз, во двор, туда, где пахло сыростью и осенью. Пахло жизнью, молодостью, счастьем!
Она выскочила из парадного и замерла. Как же это здорово - жить, любить и быть любимой! Ей очень захотелось сделать что-нибудь приятное для него, но она не могла придумать ЧТО. Она в задумчивости побрела по двору, вышла за кованные чугунные ворота и пошла по мокрой, сверкающей в лучах заходящего солнца улице.
Она шла и мечтала. Мечтала о том, что родит ему много детей, что никогда - никогда больше не разлучится с ним... Занятая этими приятными мыслями, она не заметила, как стемнело. Он уже, наверное, давным-давно ждет ее дома, волнуется, скучает!
Она повернулась и побежала назад. Бежать было легко, ведь она бежала к НЕМУ! Влетев во двор, она остановилась, чтобы отдышаться и привести себя в порядок. Вдруг у себя за спиной она услышала насмешливый, пьяный голос:
- Ой, какая! Вы только посмотрите, какая ки-и-иска!
От покосившейся лавочки, стоящей под огромным кустом жасмина, отделилась мужская фигура и направилась к ней. Она насторожилась и хотела броситься в подъезд, но дверь оказалась закрыта на кодовый замок. Она бросилась в сторону и поняла, что сама загнала себя в угол, нужно было бежать на улицу, прочь из уснувшего двора-колодца, но теперь дорогу ей загораживала большая темная фигура.
- Испугалась? Не бойся! Иди сюда, красавица! Я тебя приласкаю! – за спиной здоровенного парня с лицом олигофрена раздался взрыв хохота.
- Тащи ее сюда! Нам не видно!
Парень протянул огромную красную лапищу и схватил ее за шею, она попыталась укусить его за запястье, но не смогла дотянуться. Дыхание перехватило, она не могла издать ни звука.
- О! – парень перехватил руку и теперь прижимал ее шею локтем к своей груди, от него пахло чесноком, пóтом и чем-то еще, отчего щекотало в ноздрях и щипало глаза.
- Смотрите, какая рыжая!
Она зажмурилась, напряглась, и, собрав все свои силы, впилась зубами ему в руку, чуть ниже локтя.
- Ах ты, сука! – вопреки ее ожиданиям, парень не ослабил хватку, а наоборот, еще сильнее сжал ей горло. В глазах потемнело. Он поднял ее и со всей силы бросил на землю. Она ударилась головой об асфальт и на мгновение потеряла сознание.
- Кусается, мерзавка! Блядь, сука! – парень пнул ее ногой так, что она подлетела.
С лавочки вскочили его друзья. Один из них, худой и прыщавый, в тяжелых военных ботинках, присел перед ней на корточки, долго ее разглядывал, а потом смачно плюнул прямо ей в глаза. Она очнулась и тут же получила металлическим мыском ботинка страшнейший пинок в живот. Она хотела закричать, но смогла лишь еле-еле застонать, чем вызвала новый приступ смеха бравой компании.
- Что ты пищишь, тварь?! – прыщавый занес ногу у нее над головой – Что? А? Кто ты есть, чтобы тут пищать?! – парень с силой опустил ногу. Последнее, что она увидела, была грязная рифленая подошва его ботинка...
Из водосточной трубы текла тонкая струйка дождевой воды, с огромных глянцевых листьев тополя срывались тяжелые капли. Компания вышла со двора и, сплевывая и гогоча, пошла за пивом в ларек по соседству.

* * *
Он вбежал во двор, на ходу сочиняя слова извинения за свое непростительно долгое отсутствие. Он не мог дождаться, когда сможет вновь увидеть ее, вдохнуть ее запах. Он подбежал к подъезду и лишь у двери заметил боковым зрением светлое пятно под кустом жасмина. В груди что-то ухнуло. В висках застучали тревожные молоточки. Очень медленно, ступая по земле, как по битому стеклу, он подошел к маленькому худенькому телу, распростертому на грязной траве. Ноги не удержали, он упал рядом и уткнулся в холодную мокрую спину, изгиб которой он так любил.

* * *

Наступило утро, люди выходили из подъезда: в магазин и на работу, гулять с собаками и на свидание с любимыми, и никому, в общем-то, не было дела до двух кошек под огромным кустом жасмина. Не было дела до большого черного кота со шрамом на переносице. Не было дела до мертвой рыжей кошечки с разбитой вдрызг мордочкой. Не было дела до любви...