Все. Сегодня мои отношения с миром из стадии холодной войны переходят в активные боевые действия. Переезд — дело почти решенное, думаю в два-три дня управиться. Т.н. „друзья“ и прочие знакомые дружной толпой отправляются на йух. Остаются только самые проверенные и близкие люди. Ибо нефик.

Задрали. Задрали те, кто считает, что я им что-то должен и пытаются качать права, те кто обижается по пустякам, те, кто пытается строить козни за спиной.

No fear. No regret. No mercy.

Сейчас в плеере Бах - ХТК I
Состояние: веселое

И снова я болею. Моей нервной системе с каждым днем все больше и больше не нравится тот образ жизни, который я веду. Сегодняшнее утро преподнесло сюрприз в виде тяжелого бреда, который лишь с большой натяжкой можно было назвать сном и жуткой слабости по пробуждении. Руки дрожат и не особо хотят что-то делать. Кажется, скоро наступит момент истины. Или они или я…

Некто спросил Люнь Цзы:
— Что есть мать?
— Алчность и страсть есть мать, — ответил мастер. — Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделений и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей — это называется „убить свою мать”…

У меня получилось. Ощущения райские. Кто слышал песню, тот поймет.

Танец Казановы

Слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук
Ваша поступь легка - шаг с мыска на каблук
И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной.
Любопытство и робость истома и страх
Сладко кружится пропасть и стон на губах -
Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой.

Я изрядный танцор - прикоснитесь желаньем, я выйду.
Обратите внимание - щеголь, красавец и фат,
Лишь слегка потускнел мой камзол, изукрашенный пылью
Да в разомкнутой коже оскалиной кости блестят.

На стене молоток - бейте прямо в стекло
И осколков поток рухнет больно и зло,
Вы падете без вывертов - ярко, но просто, поверьте.
Дребезг треснувшей жизни хрустальный трезвон
Тризна в горней отчизне трезво взрезан виссон
Я пред Вами, а Вы предо мной - киска, зубки ощерьте.

И оркестр из шести богомолов ударит в литавры,
Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках.
Первый танец - кадриль, на широких лопатках кентавра,
Сорок бешеных па по-над бездной, чье детище - мрак.

Кто сказал: "Казанова не знает любви" - тот не понял вопроса,
Мной изведан безумный полет на хвосте перетертого троса.
Ржавый скрежет лебедок и блоков - мелодия бреда,
Казанова, прогнувшись касаткой, ныряет в поклон менуэта.

За ключицу держитесь - безудержный пляс,
Не глядите в замочные скважины глаз,
Там, под крышкою черепа, - пыль и сушеные мухи.
Я рукой в три кольца обовью Ваш каркас,
А затем куртуазно отщелкаю вальс
Кастаньетами желтых зубов возле Вашего нежного уха.

Нет дороги назад - перекрыта и взорвана трасса,
И не рвитесь из рук - время криво, и вряд ли право
Серный дым заклубился - скользим по кускам обгорелого мяса
Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего.

Что Вы вздрогнули, детка - не Армагеддон.
Это яростный рев похотливых валторн
В честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной, особы.
И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой:
Вам же нравится пропасть - так рвитесь за мной,
Будет бал в любострастии ложа из приторной сдобы.

Плошки с беличьим жиром во мраке призывно мерцают,
Канделябры свихнувшейся, пряной, развратной любви.
Шаг с карниза, рывок на асфальт, где червем отмокает
Прах решенья бороться с вакхическим пульсом в крови.

Кто сказал - "Казанова чарует лишь с целью маневра"?
Мне причастен пикантный полет на хвосте перетертого нерва,
Мой напор сокрушит Гималаи и гордые Анды
В монотонной свирепости черной и злой сарабанды.

Треск разорванной ткани, бесстыдная мгла
В обнаженной нирване схлестнулись тела
Шорох кожистых крыл - нас баюкают ангелы ночи.
Диким хмелем обвейся и стыло смотри,
Как звезда эдельвейса раскрылась внутри,
Как вибрирует в плеске соития мой позвоночник.

Хрип дыхания слушай, забудь про шаги на дороге -
Там пришли за тобой, только это до времени ждет.
Ты нагая взойдешь на разбитые черные дроги
И безумный возница оскалит ликующий рот.

Леденяще и скупо ударит Луна,
Содрогнется над крупом возницы спина,
Завизжат на дорожных камнях проступившие лица.
В тусклых митрах тумана под крыльями сна
Расплетут пентаграмму Нетопырь и Желна
И совьют на воздусех пылающий бред багряницы.

Но не помни об этом в упругом пьянящем экстазе,
Выпестовывай сладость мучительной влажной волны.
Звезды рушатся вбок, лик ощерен и зверообразен,
Время взорвано зверем и взрезана кровля спины.

Кто сказал "Казанова расчетлив" - тот врет неумело,
Я люблю безоглядно врастать в прежде чуждое тело.
Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет,
Я пленен сладострастьем полета на осколке взорвавшейся жизни!

Снова - шорох вдоль стен мягкий бархатный стук
Снова поступь легка - шаг с мыска на каблук
И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной.
Любопытство и робость, истома и страх
Сладко кружится пропасть и стон на губах.
Подойдите. Вас манит витрина, где выставлен труп мой...

© С. Калугин

Всё, заебали!

Хватит. Хватит быть спокойным и тихим. Хватит пытаться прислушиваться к чужому мнению и входить в положение других людей. Меня достало. Достали окружающие, которые считают, что толерантность и безответность — это одно и то же, что моим мнением можно смело пренебрегать, что мое умение промолчать в ссоре — признак слабости, а проявления внимания к чужим бедам — данность. Я вам всем покажу данность и безответность! Вот так и выходят в рейд Темные Эльдары. Убивать все, что подвернется под руку. С нескрываемым удовольствием.

„…Не один из вас будет землю жрать,
Все подохнете без прощения…”

Наконец-то вирусы, летающие по стольному граду Киеву как над тренировочным аэродромом, провели атаку и на мой очень хрупкий и нежный (гы-гы) организм. Валяюсь дома, болею, думаю, чем же мне сейчас заняться. Оказывается я очень люблю свою работу. По крайней мере мне уже хочется туда пойти.

Нахлынули мечтательное настроение и лирические воспоминания. Ностальгирую. Пустите меня обратно в теплую чудную романтичную осень!

Сейчас в плеере RainDogs & Боря Waits
Состояние: светло-грустное