03-12-2010 13:19 Следы Белого Зверя
Я не успела написать их сразу, на одном дыхании. Потом было некогда, потом пропало настроение... В итоге схема-то у меня осталась, а вот дух... Не знаю, что с этим текстом не так. Но, кажется, что-то я в нем не дотянула.
Как обычно, сленг, у некоторых персонажей - много мата.
Текст длинный, сцены пойдут отдельными комментами.
В любом сообществе, насколько бы единым в своем стремлении к цели оно ни было, есть конфликты. Есть соперничество. Есть ложь. Неизбежно. Пусть так, лишь бы цель не исчезла.
— А главное, ты знаешь, мы с ним уже года три по подземке лазаем, перевидали всего, и я его спину прикрывал, и он мне задницу спасал неоднократно… Ну никогда бы не подумал, что так получится. Что он таким гнилым окажется.
Сотый на секунду прервался, сплюнул жёлтую от табака слюну и продолжил:
— И ведь странное же дело — сам всё своими глазами видел, а нет-нет, да и придет мыслишка, что это всё наврали про него.
— За Михея ничего сказать не могу, ни хорошего, ни плохого, не так часто виделись, — Амулет всегда говорил хрипло и протяжно, что в других обстоятельствах Сотого раздражало, но сейчас он и сам не мог похвастаться приятным тембром. — Вроде нормальный мужик был, в теме, но в нашей теме, сам знаешь, всякое бывает, — помолчал. — А вот Борода мне много дерьма сделал, да и я ему, если честно. Но чтоб Борода вас с Михеем кинул, а потом Михея грохнул, этого я не ожидал.
— Миха-то сам дурак, по большому счету, но…
Где-то сверху простучал колесами поезд. Бродяги пропустили его молча, невольно приподняв взгляды к невидимому потолку. Когда же гул стих и в нижнем коридоре осталось только мерное падение капель, они синхронно встали, перехватили оружие поудобнее и полоснули ржавую тьму вспышками фонарей.
— Теперь у нас три часа на верхние уровни, — прогудел Амулет. — Я на восток, ты на запад. Встречаемся у Ками.
Сотый согласно плюнул, бродяги развернулись в разные стороны, и только их и видели.
Ками жмурилась, повернув обгоревший нос к солнцу и по шею закутавшись в одеяло. За её спиной в позе лотоса сидел Лошадь, упоротый до совершенно невменяемого состояния. Всё свое ускользающее внимание Лошадь сосредоточил на варенье, которым он, окуная палец в полупустую банку, вдумчиво рисовал цветы на расстеленном на шифере ватнике Ками.
Та, впрочем, на творца не обращала никакого внимания, сквозь полуденную дремоту прислушиваясь к происходящему внизу, под крышей веранды, разговору.
— Стася мне, меж прочим, так ничерта и не сказала, — это ворчал Минус. Он частенько заводил эту шарманку — о девочке по прозвищу Статистика и её вечных отказах делиться информацией.
— Что характерно, остальным говорит, — вклинился волосатый южанин, имени которого Ками не помнила.
— Вот ты смеешься, а договор принимали все: что мы с вами, что Статистика, что Борода…
Тут, судя по всему, Минус удостоился тычка в бок от брата Плюса. Ну или еще какого физического воздействия, поскольку Минус вдруг заткнулся, а раздался голос его близнеца.
— Про Бороду отдельный разговорчик. Коли вернётся Сотый, у него спросим. Пока это болтовня.
— Сотый тоже вам может много чего наболтать, — снова вступил южанин, — как, впрочем, и Борода. Было бы интересно спросить у Михи, но, увы-увы, он более не с нами.
— Надоели, — буркнула Ками, выпутываясь из своего гнезда. Легла на живот, свесилась головой к собравшимся на веранде бродягам. — У меня на леднике, как вы знаете, стынет водка, так поднимите кто-нибудь зад, принесите стопки и давайте, наконец, поговорим о Звере, а не о том, кто какая скотина среди охотников на него.
Бруно и появившийся под вечер Амулет вписались на чердаке, неуютном для среднестатистического обывателя, зато первую половину ночи ещё теплом и к тому же отличающемся неплохой звукоизоляцией. Вообще, надо отметить, дом Ками, который она именовала базой, хоть и отлучалась отсюда всё реже из-за вечных толп гостей, мало кому показался бы уютным, так что застолбить чердак было сложно, но приятно.
— Были с Сотым в подземке у Озерного, — вполголоса тянул Амулет. — Нет ничего, и следов нет, но сам понимаешь, как оно обычно бывает. Аж под поезда спускались, один раз чуть не накрыло. А когда вылазил, слышал стрельбу на дамбе, но соваться не стал.
— Сотый?
— А хрен его разберешь. Он не там должен был выходить, по-хорошему-то. А по-плохому тут я уж не помощник. Сотый, конечно, парень свой, но я не дурак за него впрягаться.
— Ну с учетом того, что он до сих пор сюда не добрался — а пересечься вы именно тут собирались, как я понимаю, — то Сотому, скорее всего, пиздец. Впрочем, я не исключаю того, что он завернул на север и пошёл к Стаське, — Бруно зевнул и повернулся на спину, шурша набитой в матрас соломой. — Мутят они там что-то со Стаськой. Но что именно — инфу или амуры — то мне неведомо.
— Спит он с ней, — пробормотал Амулет. — Все знают.
— Да кто с ней только не спит. За лишнюю пару координат в очередь выстраиваются. Меня, друже, другое беспокоит. Что знал Михей такого, что Борода поспешил его прирезать, а Сотый боится лишний раз показаться братьям на глаза.
— Михея пристрелили, я так слышал.
— Не суть важно.
— А Сотый про братьев не мог знать. Я сам-то удивился, когда их увидел, они тут вроде вчера только нарисовались.
— Ты не мог знать, а Сотый, как известно, паренек осторожный и предусмотрительный. Братья были в Холмах, их там видели как минимум шестеро наших… ну, если верить им, конечно. Кто-нибудь вполне мог брякнуть Сотому о их планах отлежаться у Камочки, которых они, к слову, не скрывали. Опять же, по их заверениям.
— И что про Холмы слышно?
— Как обычно — тишина и благость. Туда ходят скорее по привычке, как мне кажется. Один-единственный раз Эмма обнаружила там След, а до сих пор ведь бродят, идиоты.
— Я за это дело слышал, что След-то там не один был…
— Филину с пьяных глаз чего только не привидится, если ты про тот раз прошлой весной.
— А, вот Филин к тому же. Я-то Кошака вспомнил. В Холмах дело было, у высоток.
— Слышал неоднократно. И что Кошак потом осколок где-то откопал, и что повесился. Точнее, я уверен процентов на девяносто, пал жертвой инсценировки. Я, к слову, не удивлюсь, если это Эмма постаралась. Она может.
— Не знаю, кто там где постарался, я в такие темы не влажу. Но раз теперь тихо в Холмах, так и хрен бы с ними.
Бруно снова завозился на своем лежбище.
— А не рассказывал ли тебе любезный Сотый об этом случае с Бородой?
— Не до того нам было, — судя по шуршанию соломы, Амулет покрутил головой. — Ныл только всю дорогу, как баба, что, дескать, Борода был ему другом, а оказался крысой. Приятелям своим, может, и скажет поболе, а мы-то с ним на пару редко ходим.
— Учитывая ваши, так сказать, специализации, ничего удивительного. Сотый с Бородой, насколько мне известно, больше по лесам, чем по городам бродят. К слову. Какие у тебя, друже, планы? Куда подашься после того, как отлежишься?
— Думаю пока что.
— Ну тогда у меня к тебе предложение сгонять в академ. Давно туда собираюсь, но толкового напарника всё никак не подбиралось… у меня ощущение, что у Камочки собираются одни «лесники».
— Академ? — Амулет что-то пробубнил под нос, засопел. — Академ — тема хорошая. Место опасное, туда редко кто из наших суется. Завтра к вечеру двинемся, день переждем на косе, а той ночью будем уже у общаг.
— Принято. Ну тогда отбой.
Как обычно, сленг, у некоторых персонажей - много мата.
Текст длинный, сцены пойдут отдельными комментами.
В любом сообществе, насколько бы единым в своем стремлении к цели оно ни было, есть конфликты. Есть соперничество. Есть ложь. Неизбежно. Пусть так, лишь бы цель не исчезла.
Следы Белого Зверя
— А главное, ты знаешь, мы с ним уже года три по подземке лазаем, перевидали всего, и я его спину прикрывал, и он мне задницу спасал неоднократно… Ну никогда бы не подумал, что так получится. Что он таким гнилым окажется.
Сотый на секунду прервался, сплюнул жёлтую от табака слюну и продолжил:
— И ведь странное же дело — сам всё своими глазами видел, а нет-нет, да и придет мыслишка, что это всё наврали про него.
— За Михея ничего сказать не могу, ни хорошего, ни плохого, не так часто виделись, — Амулет всегда говорил хрипло и протяжно, что в других обстоятельствах Сотого раздражало, но сейчас он и сам не мог похвастаться приятным тембром. — Вроде нормальный мужик был, в теме, но в нашей теме, сам знаешь, всякое бывает, — помолчал. — А вот Борода мне много дерьма сделал, да и я ему, если честно. Но чтоб Борода вас с Михеем кинул, а потом Михея грохнул, этого я не ожидал.
— Миха-то сам дурак, по большому счету, но…
Где-то сверху простучал колесами поезд. Бродяги пропустили его молча, невольно приподняв взгляды к невидимому потолку. Когда же гул стих и в нижнем коридоре осталось только мерное падение капель, они синхронно встали, перехватили оружие поудобнее и полоснули ржавую тьму вспышками фонарей.
— Теперь у нас три часа на верхние уровни, — прогудел Амулет. — Я на восток, ты на запад. Встречаемся у Ками.
Сотый согласно плюнул, бродяги развернулись в разные стороны, и только их и видели.
Ками жмурилась, повернув обгоревший нос к солнцу и по шею закутавшись в одеяло. За её спиной в позе лотоса сидел Лошадь, упоротый до совершенно невменяемого состояния. Всё свое ускользающее внимание Лошадь сосредоточил на варенье, которым он, окуная палец в полупустую банку, вдумчиво рисовал цветы на расстеленном на шифере ватнике Ками.
Та, впрочем, на творца не обращала никакого внимания, сквозь полуденную дремоту прислушиваясь к происходящему внизу, под крышей веранды, разговору.
— Стася мне, меж прочим, так ничерта и не сказала, — это ворчал Минус. Он частенько заводил эту шарманку — о девочке по прозвищу Статистика и её вечных отказах делиться информацией.
— Что характерно, остальным говорит, — вклинился волосатый южанин, имени которого Ками не помнила.
— Вот ты смеешься, а договор принимали все: что мы с вами, что Статистика, что Борода…
Тут, судя по всему, Минус удостоился тычка в бок от брата Плюса. Ну или еще какого физического воздействия, поскольку Минус вдруг заткнулся, а раздался голос его близнеца.
— Про Бороду отдельный разговорчик. Коли вернётся Сотый, у него спросим. Пока это болтовня.
— Сотый тоже вам может много чего наболтать, — снова вступил южанин, — как, впрочем, и Борода. Было бы интересно спросить у Михи, но, увы-увы, он более не с нами.
— Надоели, — буркнула Ками, выпутываясь из своего гнезда. Легла на живот, свесилась головой к собравшимся на веранде бродягам. — У меня на леднике, как вы знаете, стынет водка, так поднимите кто-нибудь зад, принесите стопки и давайте, наконец, поговорим о Звере, а не о том, кто какая скотина среди охотников на него.
Бруно и появившийся под вечер Амулет вписались на чердаке, неуютном для среднестатистического обывателя, зато первую половину ночи ещё теплом и к тому же отличающемся неплохой звукоизоляцией. Вообще, надо отметить, дом Ками, который она именовала базой, хоть и отлучалась отсюда всё реже из-за вечных толп гостей, мало кому показался бы уютным, так что застолбить чердак было сложно, но приятно.
— Были с Сотым в подземке у Озерного, — вполголоса тянул Амулет. — Нет ничего, и следов нет, но сам понимаешь, как оно обычно бывает. Аж под поезда спускались, один раз чуть не накрыло. А когда вылазил, слышал стрельбу на дамбе, но соваться не стал.
— Сотый?
— А хрен его разберешь. Он не там должен был выходить, по-хорошему-то. А по-плохому тут я уж не помощник. Сотый, конечно, парень свой, но я не дурак за него впрягаться.
— Ну с учетом того, что он до сих пор сюда не добрался — а пересечься вы именно тут собирались, как я понимаю, — то Сотому, скорее всего, пиздец. Впрочем, я не исключаю того, что он завернул на север и пошёл к Стаське, — Бруно зевнул и повернулся на спину, шурша набитой в матрас соломой. — Мутят они там что-то со Стаськой. Но что именно — инфу или амуры — то мне неведомо.
— Спит он с ней, — пробормотал Амулет. — Все знают.
— Да кто с ней только не спит. За лишнюю пару координат в очередь выстраиваются. Меня, друже, другое беспокоит. Что знал Михей такого, что Борода поспешил его прирезать, а Сотый боится лишний раз показаться братьям на глаза.
— Михея пристрелили, я так слышал.
— Не суть важно.
— А Сотый про братьев не мог знать. Я сам-то удивился, когда их увидел, они тут вроде вчера только нарисовались.
— Ты не мог знать, а Сотый, как известно, паренек осторожный и предусмотрительный. Братья были в Холмах, их там видели как минимум шестеро наших… ну, если верить им, конечно. Кто-нибудь вполне мог брякнуть Сотому о их планах отлежаться у Камочки, которых они, к слову, не скрывали. Опять же, по их заверениям.
— И что про Холмы слышно?
— Как обычно — тишина и благость. Туда ходят скорее по привычке, как мне кажется. Один-единственный раз Эмма обнаружила там След, а до сих пор ведь бродят, идиоты.
— Я за это дело слышал, что След-то там не один был…
— Филину с пьяных глаз чего только не привидится, если ты про тот раз прошлой весной.
— А, вот Филин к тому же. Я-то Кошака вспомнил. В Холмах дело было, у высоток.
— Слышал неоднократно. И что Кошак потом осколок где-то откопал, и что повесился. Точнее, я уверен процентов на девяносто, пал жертвой инсценировки. Я, к слову, не удивлюсь, если это Эмма постаралась. Она может.
— Не знаю, кто там где постарался, я в такие темы не влажу. Но раз теперь тихо в Холмах, так и хрен бы с ними.
Бруно снова завозился на своем лежбище.
— А не рассказывал ли тебе любезный Сотый об этом случае с Бородой?
— Не до того нам было, — судя по шуршанию соломы, Амулет покрутил головой. — Ныл только всю дорогу, как баба, что, дескать, Борода был ему другом, а оказался крысой. Приятелям своим, может, и скажет поболе, а мы-то с ним на пару редко ходим.
— Учитывая ваши, так сказать, специализации, ничего удивительного. Сотый с Бородой, насколько мне известно, больше по лесам, чем по городам бродят. К слову. Какие у тебя, друже, планы? Куда подашься после того, как отлежишься?
— Думаю пока что.
— Ну тогда у меня к тебе предложение сгонять в академ. Давно туда собираюсь, но толкового напарника всё никак не подбиралось… у меня ощущение, что у Камочки собираются одни «лесники».
— Академ? — Амулет что-то пробубнил под нос, засопел. — Академ — тема хорошая. Место опасное, туда редко кто из наших суется. Завтра к вечеру двинемся, день переждем на косе, а той ночью будем уже у общаг.
— Принято. Ну тогда отбой.
Группы: [ Бродяжьи души ]
[ тексты ]
Комментарии:
— Эмма, чтоб ты знала, это бессмысленно! — кричал Сотый, лежа в яме от вывороченного дерева и сжимая потными ладонями винтовку. — Я ничерта не слышал ни от Михи, ни от Бороды!
Очередная пуля взрыла песок над его головой.
— А даже если я что-то и слышал, — продолжал надрываться бродяга, — то мёртвый я тебе точно ничего не смогу рассказать!
— Мне не нужно, чтобы ты говорил, — раздался из леса механический голос Эммы. — Мне не нужно, чтобы ты разболтал всё этой идиотке Статистике.
— Может, тебе проще тогда убить Статистику?!
— Не ей, так Амулету. Или Глазу. Или Филину. Не торгуйся, Сотый, тебе всё равно отсюда не выйти.
— Я ничего не знаю!
— Расскажи это братьям.
— Это они тебя наняли?!
— Меня нельзя нанять! — разозлилась Эмма, и в край ямы ударила очередь.
— Тогда какого черта ты решила меня грохнуть?
Эмма молчала. Но по голосу и по направлению выстрелов Сотый уже примерно сориентировался, где она засела. По тому же голосу было понятно, что она, как всегда, в своей жуткой броне с экзоскелетом. Убить её для не обремененного защитой Сотого будет ой как непросто.
«Ну раз нельзя убить, — соображал он, — нужно давать по тапкам. Куда вот только?»
— Эмма, это ты в меня палила у Озёрного?
Она снова не ответила. Зато сквозь шум деревьев Сотый явственно услышал скрип сервомоторов.
«Блядь, да что делать-то?!» — бродяга запаниковал. Швырнул первую попавшуюся под руку ржавую железку куда-то вправо, навесом, надеясь, что противница повернется на шум, сам рванул вверх по отвалу налево, кувырком выкатился из ямы — чуть не поломав шею о корягу, чуть не схватив запоздавшую пулю, чуть не упустив винтовку. «Куда, блядь, бежать-то, ебучий склон, всё как на ладони, подохну тут ни за хуй собачий, блядь, да откуда она, блядь, узнала, какая ей, блядь, разница, Борода, сука, что ли, объявился, да какого, блядь, хуя, ее ебет, кто ёбнул Миху, нахуй ей, блядь, вообще это всралось, сууууука…»
Пуля всё-таки догнала петляющего между деревьев Сотого. Клюнула нежно, в плечо, развернув его на 180 градусов, заставляя пошире распахнуть глаза от боли. Двухметровая бронированная фигура Эммы возвышалась на краю склона, над ямой, где он прятался. Автомат в левой руке, «баррет» в вытянутой правой — экзоскелет позволял держать его легко, как пушинку. И так же легко Эмма нажала на спусковой крючок ещё раз.
— Не беги, Сотый.
Очередная пуля взрыла песок над его головой.
— А даже если я что-то и слышал, — продолжал надрываться бродяга, — то мёртвый я тебе точно ничего не смогу рассказать!
— Мне не нужно, чтобы ты говорил, — раздался из леса механический голос Эммы. — Мне не нужно, чтобы ты разболтал всё этой идиотке Статистике.
— Может, тебе проще тогда убить Статистику?!
— Не ей, так Амулету. Или Глазу. Или Филину. Не торгуйся, Сотый, тебе всё равно отсюда не выйти.
— Я ничего не знаю!
— Расскажи это братьям.
— Это они тебя наняли?!
— Меня нельзя нанять! — разозлилась Эмма, и в край ямы ударила очередь.
— Тогда какого черта ты решила меня грохнуть?
Эмма молчала. Но по голосу и по направлению выстрелов Сотый уже примерно сориентировался, где она засела. По тому же голосу было понятно, что она, как всегда, в своей жуткой броне с экзоскелетом. Убить её для не обремененного защитой Сотого будет ой как непросто.
«Ну раз нельзя убить, — соображал он, — нужно давать по тапкам. Куда вот только?»
— Эмма, это ты в меня палила у Озёрного?
Она снова не ответила. Зато сквозь шум деревьев Сотый явственно услышал скрип сервомоторов.
«Блядь, да что делать-то?!» — бродяга запаниковал. Швырнул первую попавшуюся под руку ржавую железку куда-то вправо, навесом, надеясь, что противница повернется на шум, сам рванул вверх по отвалу налево, кувырком выкатился из ямы — чуть не поломав шею о корягу, чуть не схватив запоздавшую пулю, чуть не упустив винтовку. «Куда, блядь, бежать-то, ебучий склон, всё как на ладони, подохну тут ни за хуй собачий, блядь, да откуда она, блядь, узнала, какая ей, блядь, разница, Борода, сука, что ли, объявился, да какого, блядь, хуя, ее ебет, кто ёбнул Миху, нахуй ей, блядь, вообще это всралось, сууууука…»
Пуля всё-таки догнала петляющего между деревьев Сотого. Клюнула нежно, в плечо, развернув его на 180 градусов, заставляя пошире распахнуть глаза от боли. Двухметровая бронированная фигура Эммы возвышалась на краю склона, над ямой, где он прятался. Автомат в левой руке, «баррет» в вытянутой правой — экзоскелет позволял держать его легко, как пушинку. И так же легко Эмма нажала на спусковой крючок ещё раз.
— Не беги, Сотый.
В доме Статистики было какое-то совершенно чудовищное количество мебели. Какие-то серванты, поломанные кресла, продавленные диваны, стеллажи, бюро и секретеры, трюмо, просто приколоченные к стенам или взгроможденные друг на друга полки… Среди всех этих баррикад приходилось петлять по узенькой тропинке, надеясь ничего не задеть и не уронить. В глубине зала помещался невообразимых размеров стол, заваленный книгами, записями и картами. Впрочем, центральной фигурой на столе был компьютер с тремя мониторами, старый, надрывно кряхтящий, но самый крутой в этом регионе.
На стульчике перед ним сидела, забравшись с ногами и сгорбившись, сама Статистика, на вид — тощая девчонка лет тринадцати. Если не смотреть на лицо, конечно. На самом деле ей было под тридцать, она уже успела посадить зрение, поседеть и окончательно замкнуться на своей мании.
Так что с Эммой, которой ради визита в логово Статистики пришлось оставить громоздкую броню в тайнике неподалеку, ей было о чем поговорить. Мания у них — общая.
— Сотый должен был появиться здесь после проверки подземки в Озёрном, — даже во время разговора Статистика не отрывалась от мониторов и нервно дёргала пальцами над клавишами. — Ты не могла бы узнать, что с ним произошло?
— Привет, — Эмма уселась на высокий табурет почти за спиной у хозяйки, вытянув длинные паучьи ноги и опираясь локтем о полку. — Могла бы, но, скорее всего, он просто задерживается.
— Он редко задерживается. Проверь, пожалуйста.
— Хорошо. Что слышно нового?
Статистика согнулась над клавиатурой.
— Вчера Глаз со своими девицами был на Реке. Пусто. Куча отчетов с Холмов — пусто…
— Кто в Холмах? — перебила Эмма.
— Так… Плюс с братом, Мора, Уж… Еще трое на связь пока не выходили. Филин и тот молодой, как там его… Лошадь, вроде, стартовали вчера к Полянке, пока ничего не слышно. Амулет и Бруно двигаются к Академу. Воронку давно никто не проверял…
— Если это намек — я туда тоже не попрусь.
— Как знаешь, — ответила Статистика обычным ровным тоном, но Эмма заметила в нём легкую обиду.
— Итак, никто ничего нигде.
— Да… Куда ты теперь?
Эмма пожала плечами, изображая раздражение:
— Искать Сотого для начала.
— Спасибо…
На стульчике перед ним сидела, забравшись с ногами и сгорбившись, сама Статистика, на вид — тощая девчонка лет тринадцати. Если не смотреть на лицо, конечно. На самом деле ей было под тридцать, она уже успела посадить зрение, поседеть и окончательно замкнуться на своей мании.
Так что с Эммой, которой ради визита в логово Статистики пришлось оставить громоздкую броню в тайнике неподалеку, ей было о чем поговорить. Мания у них — общая.
— Сотый должен был появиться здесь после проверки подземки в Озёрном, — даже во время разговора Статистика не отрывалась от мониторов и нервно дёргала пальцами над клавишами. — Ты не могла бы узнать, что с ним произошло?
— Привет, — Эмма уселась на высокий табурет почти за спиной у хозяйки, вытянув длинные паучьи ноги и опираясь локтем о полку. — Могла бы, но, скорее всего, он просто задерживается.
— Он редко задерживается. Проверь, пожалуйста.
— Хорошо. Что слышно нового?
Статистика согнулась над клавиатурой.
— Вчера Глаз со своими девицами был на Реке. Пусто. Куча отчетов с Холмов — пусто…
— Кто в Холмах? — перебила Эмма.
— Так… Плюс с братом, Мора, Уж… Еще трое на связь пока не выходили. Филин и тот молодой, как там его… Лошадь, вроде, стартовали вчера к Полянке, пока ничего не слышно. Амулет и Бруно двигаются к Академу. Воронку давно никто не проверял…
— Если это намек — я туда тоже не попрусь.
— Как знаешь, — ответила Статистика обычным ровным тоном, но Эмма заметила в нём легкую обиду.
— Итак, никто ничего нигде.
— Да… Куда ты теперь?
Эмма пожала плечами, изображая раздражение:
— Искать Сотого для начала.
— Спасибо…
Когда Бруно, наконец, начал спотыкаться о потонувшие в вечерних сумерках кирпичи, Амулет дал отмашку надеть ПНВ. Громоздкие приборы сильно сужают угол обзора, но пользоваться фонариками в секторе академа слишком опасно. А еще здесь слишком опасно стрелять, но оружие бродяги держали наготове.
Молчали всю дорогу до первых корпусов общежитий. С величайшей осторожностью пробрались к входу в подвалы. Поперек чёрного провала входа была натянута лента — знак того, что здесь кто-то выходил. Амулет зубами стянул перчатку, пощупал ленту: запылилась, отсырела, висит тут почти месяц. Не так уж плохо. Бродяга показал спутнику поднятый вверх большой палец и разрезал ленту — бесцветные полоски повисли по обе стороны прохода. Они снимут их и повесят новую, целую ленту, когда вернутся. Ладно — если вернутся.
На первом уровне подвала было чисто. Костровая яма с припасенными деревяшками, грязный, но без крови пол, никаких следов в пыли, кроме рифленых оттисков ботинок и почти невидимой уже цепочки отпечатков собачьих лап.
Костёр разводить не стали, засели в соседней комнате. Один следил за входом, другой быстро ел, стараясь производить как можно меньше шума.
— Тихо, — пробормотал Амулет, — слишком тихо тут. Перемерли, что ли, наконец-то?
— Могли глубже уйти, — выдохнул Бруно. — Или поумнеть.
Поели, пробрались к лестнице. Тишина по-прежнему стояла гробовая. Амулет достал радио, отстучал короткое сообщение Статистике: «Академ, основной спуск, первый уровень подвала — чисто».
Аналогично дела обстояли и на втором уровне. На очереди было самое интересное — туннели перехода в подвалы под учебными корпусами. Вдвоем пройти незамеченными было на порядок сложнее, чем в одиночку, поэтому на пересечении туннелей бродяги разделились.
«Если начнешь сомневаться — отходи, — передал Амулет в качестве напутствия. — Где отступил, обязательно сообщи мне. Всё, без следов». Бруно кивнул, показал большой палец и нырнул в коридор, ведущий к складам. Амулету предстоял более сложный маршрут — подземные лаборатории, подъем у административных зданий и обход сектора по периметру. В себе он не сомневался, в южанине, в общем-то, тоже, иначе не согласился бы идти с ним. Стоило спалиться одному, второй тоже мертвец почти с гарантией.
Не пройдя и половины пути до лабораторий, Амулет услышал гул над головой. Где-то на поверхности. Глухие удары от разрывов.
Танки.
«Хуево», — бродяга вжался в стену, надеясь, что над Бруно всё чисто. Потому что опыта встреч с призраками у южанина маловато.
Шум ушёл. Танки укатились дальше в пространстве или во времени, и вроде бы всё стало вновь спокойно… Только вот вакуум нахлынувшей тишины схлопнулся выстрелами. Из туннелей, сзади. «Бруно, истерик, твою же мать!!!»
Амулет, уже не заботясь о скрытности, рванул назад, перехватывая автомат и набивая на радио: «Склады, лаба, — слыша со всех сторон нарастающий скрежет и стрекот, — везде, — видя выскакивающих в поле зрения тварей, — нам пиздец», — выпуская очередь поперек коридора, падая под ударами, умирая.
Молчали всю дорогу до первых корпусов общежитий. С величайшей осторожностью пробрались к входу в подвалы. Поперек чёрного провала входа была натянута лента — знак того, что здесь кто-то выходил. Амулет зубами стянул перчатку, пощупал ленту: запылилась, отсырела, висит тут почти месяц. Не так уж плохо. Бродяга показал спутнику поднятый вверх большой палец и разрезал ленту — бесцветные полоски повисли по обе стороны прохода. Они снимут их и повесят новую, целую ленту, когда вернутся. Ладно — если вернутся.
На первом уровне подвала было чисто. Костровая яма с припасенными деревяшками, грязный, но без крови пол, никаких следов в пыли, кроме рифленых оттисков ботинок и почти невидимой уже цепочки отпечатков собачьих лап.
Костёр разводить не стали, засели в соседней комнате. Один следил за входом, другой быстро ел, стараясь производить как можно меньше шума.
— Тихо, — пробормотал Амулет, — слишком тихо тут. Перемерли, что ли, наконец-то?
— Могли глубже уйти, — выдохнул Бруно. — Или поумнеть.
Поели, пробрались к лестнице. Тишина по-прежнему стояла гробовая. Амулет достал радио, отстучал короткое сообщение Статистике: «Академ, основной спуск, первый уровень подвала — чисто».
Аналогично дела обстояли и на втором уровне. На очереди было самое интересное — туннели перехода в подвалы под учебными корпусами. Вдвоем пройти незамеченными было на порядок сложнее, чем в одиночку, поэтому на пересечении туннелей бродяги разделились.
«Если начнешь сомневаться — отходи, — передал Амулет в качестве напутствия. — Где отступил, обязательно сообщи мне. Всё, без следов». Бруно кивнул, показал большой палец и нырнул в коридор, ведущий к складам. Амулету предстоял более сложный маршрут — подземные лаборатории, подъем у административных зданий и обход сектора по периметру. В себе он не сомневался, в южанине, в общем-то, тоже, иначе не согласился бы идти с ним. Стоило спалиться одному, второй тоже мертвец почти с гарантией.
Не пройдя и половины пути до лабораторий, Амулет услышал гул над головой. Где-то на поверхности. Глухие удары от разрывов.
Танки.
«Хуево», — бродяга вжался в стену, надеясь, что над Бруно всё чисто. Потому что опыта встреч с призраками у южанина маловато.
Шум ушёл. Танки укатились дальше в пространстве или во времени, и вроде бы всё стало вновь спокойно… Только вот вакуум нахлынувшей тишины схлопнулся выстрелами. Из туннелей, сзади. «Бруно, истерик, твою же мать!!!»
Амулет, уже не заботясь о скрытности, рванул назад, перехватывая автомат и набивая на радио: «Склады, лаба, — слыша со всех сторон нарастающий скрежет и стрекот, — везде, — видя выскакивающих в поле зрения тварей, — нам пиздец», — выпуская очередь поперек коридора, падая под ударами, умирая.
— Эмма! Слава яйцам, я думал, застрял здесь навсегда.
— Мора? — металлический голос отразился от бетонного потолка бункера. — Какого черта ты тут делаешь?
— Ну, видимо, то же, что и ты. Сможешь разобрать завал? С твоей-то броней это нетрудно.
— Сколько там примерно?
— Да метра полтора. Я заебался по камешку разгребать.
— Что случилось?
— А хер его знает. Полез проверить бомбарь, а тут на входе какая-то скотина растяжку поставила. Ну я и прыгнул, уж куда смог.
— Под ноги надо смотреть, — на той стороне завала заскрипело — Эмма начала выворачивать обломки.
— Фуф, ну я тут труса спраздновал. Радио не ловит, вентиляция не особо фурычит, темно как… фонарь-то я разбил, когда упал. Тебя как небо послало. Я твой должник.
— Не болтай.
— Лады, не мешаю.
Минут пятнадцать прошли в молчании, нарушаемом лишь тихим матом Эммы, когда какой-нибудь кусок бетона падал ей на ногу. Постепенно она разобрала верх завала, и сквозь осыпающуюся землю в бункер попали первые лучи света.
— О, я снова вижу, — расхохотался Мора. — Ты, кстати, в воронке тоже была?
— По краю прошлась. Видела твои следы.
— Ты только Стасе не говори, я сам всё про себя сообщу. Я и не надеялся, что тут что-то будет, так что перед нашими позориться не хотелось пустым походом.
— Не вопрос, — в просвете показался силуэт шлема. — Вылезай, места хватит.
— Спасибо! Сейчас, погодь… Я тут что-то… Едрить твою! СЛЕД! — Мора завопил от переполняющих эмоций. — Эмма, тут След! Он… как и говорили… светится… переливается… ебать, какой красивый!.. Эмма…
Вершина завала будто взорвалась. Эмма, совершенно не заботясь о целости механизмов брони, крушила его ногой. Перевалилась на сторону Моры, вскидывая оружие.
— Я его нашла! Я!
Отбросила труп бродяги к стене. Села перед Следом.
— Я его нашла. Ты бы тут сдох, задохнулся, и я бы пришла и нашла его. Я. Я нашла его первой. Я всегда нахожу их первой. Белый След Белого Зверя… прекрасный, мимолетный, вечный… Я нашла. Я.
— Мора? — металлический голос отразился от бетонного потолка бункера. — Какого черта ты тут делаешь?
— Ну, видимо, то же, что и ты. Сможешь разобрать завал? С твоей-то броней это нетрудно.
— Сколько там примерно?
— Да метра полтора. Я заебался по камешку разгребать.
— Что случилось?
— А хер его знает. Полез проверить бомбарь, а тут на входе какая-то скотина растяжку поставила. Ну я и прыгнул, уж куда смог.
— Под ноги надо смотреть, — на той стороне завала заскрипело — Эмма начала выворачивать обломки.
— Фуф, ну я тут труса спраздновал. Радио не ловит, вентиляция не особо фурычит, темно как… фонарь-то я разбил, когда упал. Тебя как небо послало. Я твой должник.
— Не болтай.
— Лады, не мешаю.
Минут пятнадцать прошли в молчании, нарушаемом лишь тихим матом Эммы, когда какой-нибудь кусок бетона падал ей на ногу. Постепенно она разобрала верх завала, и сквозь осыпающуюся землю в бункер попали первые лучи света.
— О, я снова вижу, — расхохотался Мора. — Ты, кстати, в воронке тоже была?
— По краю прошлась. Видела твои следы.
— Ты только Стасе не говори, я сам всё про себя сообщу. Я и не надеялся, что тут что-то будет, так что перед нашими позориться не хотелось пустым походом.
— Не вопрос, — в просвете показался силуэт шлема. — Вылезай, места хватит.
— Спасибо! Сейчас, погодь… Я тут что-то… Едрить твою! СЛЕД! — Мора завопил от переполняющих эмоций. — Эмма, тут След! Он… как и говорили… светится… переливается… ебать, какой красивый!.. Эмма…
Вершина завала будто взорвалась. Эмма, совершенно не заботясь о целости механизмов брони, крушила его ногой. Перевалилась на сторону Моры, вскидывая оружие.
— Я его нашла! Я!
Отбросила труп бродяги к стене. Села перед Следом.
— Я его нашла. Ты бы тут сдох, задохнулся, и я бы пришла и нашла его. Я. Я нашла его первой. Я всегда нахожу их первой. Белый След Белого Зверя… прекрасный, мимолетный, вечный… Я нашла. Я.
Филин выбрал место для дневки, разметил периметр и приступил к установке ловушек, а значит, до вечера бродяги уже никуда не пойдут. Это было для Лошади лучшим аргументом в пользу того, чтобы насытится волшебными воздухами и соскользнуть в бездну химического счастья.
— Не был бы ты токсикоманом сраным, цены б тебе не было, — проворчал Филин, заметив, что его напарник-следопыт ушел тропой снов и теперь пускает слюни на спальник.
Филин, впрочем, и сам был не без греха хронического эскапизма, правда, его запасным выходом в астрал было злоупотребление алкоголем. Так что, проверив лежку еще раз, бродяга подоткнул под себя рюкзак, завернулся в драное шерстяное одеяло и откупорил фляжку спирта.
— Ходим, ходим, — забормотал Филин, адресуясь то ли галлюцинирующему спутнику, то ли мертвому миру вокруг, то ли самому себе. — Зачем ходим, что ищем?.. Следы эти, хмм… бензиновая пленка на сахаре, я б так сказал… жемчуг толченый… Нахер они нужны? Вот нашли же свет в окошке, Белого Зверя им подавай… Ищут, бегают, кругами ходят… Йее, крепка зараза!.. — бродяга занюхал рукавом. — Сказки эти ваши… Е-мое, мне сорок два года, а я за сказками бегаю!.. Ты-то молодой, да и мозги все сквасил уже, тебе-то само небо велело дураком быть, а я-то?.. И ходим ведь, ищем… Ну найдем мы его, дальше-то что? Поймаем, убьем, приручим? А если он не живой, если он явление? Так и будем, как за грозой гоняться, волосы ветром трепать?
Пустошь парила утренним теплом, Лошадь мычал какую-то песенку. Филин пил.
— Сказки, сказки… Кто тогда… Амулет? Еще пока Белым звался… или Михей? Кто тогда сказал, будто Зверь желания исполняет?.. Вот уж байка баек, а молодых тогда в наши ряды влилось немало… поверили, дураки… Ну и где они все? Ты только и остался, да еще Эмма, остальные передохли… а толку, ты уже не человек, ты овощ… разведчик хороший, следопыт хороший, а всё одно — овощ уже… А Эмма с катушек слетела, как этот свой скафандр-то нашла, закон ей теперь не писан… будто я не знаю, кто Кошака у НПЗ пригрел… или Дикого на пирсе… Она-то еще всех нас переживет и всех перестреляет, маньячка…
Гудели оводы. Филин клевал носом и пил, чтобы не заснуть.
— Дураки вы… Ну предположим, не врут, предположим, исполняет… вот чего у этого Зверя просить-то? Жратвы полный бункер? Да ее девать некуда, жратву-то! Нашли уже столько, что в нычки не помещается. Бухла? Спирта два состава только в этом секторе стоит, у Ками дома аппарат такой, что всю нашу компанию до комы можно напоить, у Стаси куб, у меня, Бруно у себя в деревне лабораторию держит… Пей — не хочу! Оружия, патронов с войны тонны остались, только и делаем, что по банкам стреляем…
Бродяга сморкнулся в пальцы.
— Бессмертия? А на кой черт жить-то, если смерти нет? Ходить по траве босиком да цветуечки нюхать? День порадуемся, на второй от скуки же взвоем. Нет, мы для борьбы созданы, борьбы, мать её, за жизнь… Чего еще? Покоя? Да наше счастье — идти за горизонтом, как вечный жид, всю жизнь идти и после смерти идти… В стремлении, блядь, к недостижимой цели, вот в чем счастье наше… И всё у нас есть, и Зверь с его чудесами — нахрен нам?
— Вот нажрался-то, — хмыкнул Лошадь, которого к этому моменту уже попустило. — Счастье, борьба, охуеть. Ищем, потому что так надо. Традиция.
Филин как будто его и не услышал.
— Только без Зверя-то, — пробормотал он, — куда б мы шли-то?..
— Не был бы ты токсикоманом сраным, цены б тебе не было, — проворчал Филин, заметив, что его напарник-следопыт ушел тропой снов и теперь пускает слюни на спальник.
Филин, впрочем, и сам был не без греха хронического эскапизма, правда, его запасным выходом в астрал было злоупотребление алкоголем. Так что, проверив лежку еще раз, бродяга подоткнул под себя рюкзак, завернулся в драное шерстяное одеяло и откупорил фляжку спирта.
— Ходим, ходим, — забормотал Филин, адресуясь то ли галлюцинирующему спутнику, то ли мертвому миру вокруг, то ли самому себе. — Зачем ходим, что ищем?.. Следы эти, хмм… бензиновая пленка на сахаре, я б так сказал… жемчуг толченый… Нахер они нужны? Вот нашли же свет в окошке, Белого Зверя им подавай… Ищут, бегают, кругами ходят… Йее, крепка зараза!.. — бродяга занюхал рукавом. — Сказки эти ваши… Е-мое, мне сорок два года, а я за сказками бегаю!.. Ты-то молодой, да и мозги все сквасил уже, тебе-то само небо велело дураком быть, а я-то?.. И ходим ведь, ищем… Ну найдем мы его, дальше-то что? Поймаем, убьем, приручим? А если он не живой, если он явление? Так и будем, как за грозой гоняться, волосы ветром трепать?
Пустошь парила утренним теплом, Лошадь мычал какую-то песенку. Филин пил.
— Сказки, сказки… Кто тогда… Амулет? Еще пока Белым звался… или Михей? Кто тогда сказал, будто Зверь желания исполняет?.. Вот уж байка баек, а молодых тогда в наши ряды влилось немало… поверили, дураки… Ну и где они все? Ты только и остался, да еще Эмма, остальные передохли… а толку, ты уже не человек, ты овощ… разведчик хороший, следопыт хороший, а всё одно — овощ уже… А Эмма с катушек слетела, как этот свой скафандр-то нашла, закон ей теперь не писан… будто я не знаю, кто Кошака у НПЗ пригрел… или Дикого на пирсе… Она-то еще всех нас переживет и всех перестреляет, маньячка…
Гудели оводы. Филин клевал носом и пил, чтобы не заснуть.
— Дураки вы… Ну предположим, не врут, предположим, исполняет… вот чего у этого Зверя просить-то? Жратвы полный бункер? Да ее девать некуда, жратву-то! Нашли уже столько, что в нычки не помещается. Бухла? Спирта два состава только в этом секторе стоит, у Ками дома аппарат такой, что всю нашу компанию до комы можно напоить, у Стаси куб, у меня, Бруно у себя в деревне лабораторию держит… Пей — не хочу! Оружия, патронов с войны тонны остались, только и делаем, что по банкам стреляем…
Бродяга сморкнулся в пальцы.
— Бессмертия? А на кой черт жить-то, если смерти нет? Ходить по траве босиком да цветуечки нюхать? День порадуемся, на второй от скуки же взвоем. Нет, мы для борьбы созданы, борьбы, мать её, за жизнь… Чего еще? Покоя? Да наше счастье — идти за горизонтом, как вечный жид, всю жизнь идти и после смерти идти… В стремлении, блядь, к недостижимой цели, вот в чем счастье наше… И всё у нас есть, и Зверь с его чудесами — нахрен нам?
— Вот нажрался-то, — хмыкнул Лошадь, которого к этому моменту уже попустило. — Счастье, борьба, охуеть. Ищем, потому что так надо. Традиция.
Филин как будто его и не услышал.
— Только без Зверя-то, — пробормотал он, — куда б мы шли-то?..
— Вот примерно как стрекоза над водой танцует… Ты даже как будто следы её лапок видишь, но это только кажется. Так и тут. Вроде видишь След, а коснешься — а там бетон или земля, или вообще дерьмо собачье. Но ты же его видишь, — Глаз вздохнул. — Его же кто-то оставил.
Плюс слышал эти рассуждения, наверное, уже раз в тридцатый и устал от них неимоверно, потому идея оставить Глаза и его компанию и пойти пообщаться с кем-нибудь другим показалась ему наиболее разумной.
Благо народу на пятачке перед базой Ками собралось немало.
Отошел он, впрочем, недалеко — возле крыльца его перехватил Уж, в полном походном снаряжении и явно только что с дороги.
— Плюс! Здорово, брат. Слушай, что тут за дела? Всем быть, срочно, обязательно — что за хрень-то?
— Пошли присядем, — присели, однако, никуда не отходя, прямо на ступеньки. — Ты вообще не в курсе?
— Слышал, что, мол, Ками всех собирает, есть важная инфа по Зверю, бла-бла-бла, надо всем быть. Ну я и пришёл. Только нахрена такие сборы, если через Стасю можно связаться? Нашли его, что ли?
Пожав плечами, Плюс в задумчивости поскреб заросший щетиной подбородок, огляделся, заметил, что на веранде его брат Минус собирается кому-то набить лицо, а Лошадь и Ками выносят из дома радиоприемники, услышал, как у Ужа бурчит в животе, и хмыкнул.
— Тебе б пожрать, — прокомментировал Плюс, и Уж тут же достал из нагрудного кармана фляжку, свинтил крышку, нюхнул, скривившись, и присосался к ржавому горлышку. У него было весьма своеобразное представление о правильном источнике калорий. — Ладно, всего расклада я не знаю, но вообще картиночка получается интересная. С неделю назад в академе гробанулись Амулет с Южанином, слышал?
Уж кивнул.
— А вчера Кривой нашел возле Воронки Мору, и вот его убили нифига не твари.
— А кто?
— Ну там хрен его знает, конечно, труп успели пожрать, но Кривой, сам знаешь, скотина остроглазая. Короче, пристрелили Мору. Догадываешься, кто?
Бродяга убрал флягу, потеребил ремни рюкзака, огляделся. Внимательно огляделся.
— Эмма, что ли? — спросил он тихо.
— Ага, смекнул? — Плюс усмехнулся. — След она нашла на Воронке, угу, а мы взяли и поверили… — вздохнул. — Кривой, кстати, сюда без ночевочки шел, и я бы на его месте тут и залег. Надолго.
Эммы на базе не было. То ли побрезговала приглашением, то ли её вовсе никто не приглашал. Однако мысль о том, что тощая обладательница самой крутой по нынешним меркам брони и соответствующего арсенала оружия может крутиться где-то неподалеку, заставляла бродяг говорить потише.
Плюс поморщился. Они с братом помнили Эмму еще молоденькой девчонкой, когда бродяги рыскали по разоренному войной свету только в поисках жратвы и патронов. Потом появился Белый со своей сенсацией, молодежь вроде Эммы (да и опытные бродяги, чего уж там) загорелась идеей поисков Зверя, и более прилежной ученицы, чем та светловолосая дылда в белой панаме, было не найти. А потом она где-то раскопала почти не поврежденный экзоскелет, починила его — и изменилась.
Бродяги редко убивали друг друга. По пьяни только, или если вдруг кто-то из напарников решал нагреть другого на хабар, а другой это замечал. Но всё же старались обойтись без беспредела, а тех, кто обойтись не мог, совместными усилиями «усмиряли». Но не Эмму. Было немало оснований подозревать о её причастности к гибели более десятка бродяг. Смерть Моры — Плюс был уверен, что след на самом деле нашел он и потому и был убит Эммой — была очередным свидетельством против неё, можно сказать, последней каплей, но — как бороться с тем, кого нельзя убить? С тварями особо не повоюешь, так что боевой опыт у бродяг, предпочитающих осторожность и скрытность, был почти нулевой — в отличие от Эммы. Ей с её броней твари не страшны.
Однако зачем-то же Ками их собрала. Возможно, есть какой-то выход?..
Плюс слышал эти рассуждения, наверное, уже раз в тридцатый и устал от них неимоверно, потому идея оставить Глаза и его компанию и пойти пообщаться с кем-нибудь другим показалась ему наиболее разумной.
Благо народу на пятачке перед базой Ками собралось немало.
Отошел он, впрочем, недалеко — возле крыльца его перехватил Уж, в полном походном снаряжении и явно только что с дороги.
— Плюс! Здорово, брат. Слушай, что тут за дела? Всем быть, срочно, обязательно — что за хрень-то?
— Пошли присядем, — присели, однако, никуда не отходя, прямо на ступеньки. — Ты вообще не в курсе?
— Слышал, что, мол, Ками всех собирает, есть важная инфа по Зверю, бла-бла-бла, надо всем быть. Ну я и пришёл. Только нахрена такие сборы, если через Стасю можно связаться? Нашли его, что ли?
Пожав плечами, Плюс в задумчивости поскреб заросший щетиной подбородок, огляделся, заметил, что на веранде его брат Минус собирается кому-то набить лицо, а Лошадь и Ками выносят из дома радиоприемники, услышал, как у Ужа бурчит в животе, и хмыкнул.
— Тебе б пожрать, — прокомментировал Плюс, и Уж тут же достал из нагрудного кармана фляжку, свинтил крышку, нюхнул, скривившись, и присосался к ржавому горлышку. У него было весьма своеобразное представление о правильном источнике калорий. — Ладно, всего расклада я не знаю, но вообще картиночка получается интересная. С неделю назад в академе гробанулись Амулет с Южанином, слышал?
Уж кивнул.
— А вчера Кривой нашел возле Воронки Мору, и вот его убили нифига не твари.
— А кто?
— Ну там хрен его знает, конечно, труп успели пожрать, но Кривой, сам знаешь, скотина остроглазая. Короче, пристрелили Мору. Догадываешься, кто?
Бродяга убрал флягу, потеребил ремни рюкзака, огляделся. Внимательно огляделся.
— Эмма, что ли? — спросил он тихо.
— Ага, смекнул? — Плюс усмехнулся. — След она нашла на Воронке, угу, а мы взяли и поверили… — вздохнул. — Кривой, кстати, сюда без ночевочки шел, и я бы на его месте тут и залег. Надолго.
Эммы на базе не было. То ли побрезговала приглашением, то ли её вовсе никто не приглашал. Однако мысль о том, что тощая обладательница самой крутой по нынешним меркам брони и соответствующего арсенала оружия может крутиться где-то неподалеку, заставляла бродяг говорить потише.
Плюс поморщился. Они с братом помнили Эмму еще молоденькой девчонкой, когда бродяги рыскали по разоренному войной свету только в поисках жратвы и патронов. Потом появился Белый со своей сенсацией, молодежь вроде Эммы (да и опытные бродяги, чего уж там) загорелась идеей поисков Зверя, и более прилежной ученицы, чем та светловолосая дылда в белой панаме, было не найти. А потом она где-то раскопала почти не поврежденный экзоскелет, починила его — и изменилась.
Бродяги редко убивали друг друга. По пьяни только, или если вдруг кто-то из напарников решал нагреть другого на хабар, а другой это замечал. Но всё же старались обойтись без беспредела, а тех, кто обойтись не мог, совместными усилиями «усмиряли». Но не Эмму. Было немало оснований подозревать о её причастности к гибели более десятка бродяг. Смерть Моры — Плюс был уверен, что след на самом деле нашел он и потому и был убит Эммой — была очередным свидетельством против неё, можно сказать, последней каплей, но — как бороться с тем, кого нельзя убить? С тварями особо не повоюешь, так что боевой опыт у бродяг, предпочитающих осторожность и скрытность, был почти нулевой — в отличие от Эммы. Ей с её броней твари не страшны.
Однако зачем-то же Ками их собрала. Возможно, есть какой-то выход?..
Поляна перед домом Ками была достаточно просторной. Бродяги расселись компаниями вокруг трех костров, часть пила «водку» (разбавленный неплохой самогон местного производства) на веранде, еще человек пять грелись у бочки на берегу ручья. Найти центр всего этого пространства было несложно, и именно туда по указанию Ками Лошадь, против обыкновения вполне адекватный, притащил высокую табуретку. До трибуны табуретка не дотягивала ни конструктивно, ни символически, но при желании устроившуюся на нем хозяйку базы было слышно всем. Учитывая, что многие из них добирались сюда почти сутки, информации от Ками ждали очень важной. Потому и слушали.
Возле табуретки стояли три радиоприемника — связь с никогда не выходящей из собственного дома Статистикой, с деревней Бруно, откуда добираться было далековато и где собрались те бродяги, кто никак не успевал к Ками, и — с Эммой. Где была сейчас Эмма, никто не знал.
Ками куталась в ватник и смотрела в землю.
— Как вы все уже знаете, Амулета сожрали, — начала она. Возле одного из костров с фальшивым завыванием заткнулась гитара, и все обгоревшие, красномордые, красноглазые и покрытые шрамами рожи собравшихся на базе бродяг повернулись к ней. — Кто-то помнит его, когда он еще был Белым, всё помнил и умел читать. Кто-то познакомился с ним уже после, когда он ебанулся, попав под призрачный танк (или что там это было?), и перестал узнавать своих друзей. В любом случае, он умел и знал больше, чем большинство из нас. Нам будет его не хватать, — Ками помолчала. Бродяги что-то поворчали про то, каким Амулет был молодцом, но слушали. — За неделю до этого умер Михей. Все думают, что это Борода его убил — нихрена подобного, господа.
Бродяги заворчали погромче, прорезался помехами приемник, настроенный на южную деревню. Ками помахала руками, пытаясь добиться тишины.
— Вы в курсе, что Сотый тоже сдох? Знаю, многие уже слышали, спасибо Статистике.
— Не за что, — сказали помехи из приемника.
— Сотый — единственный человек, который рассказывал, что в смерти Михея виноват Борода, — продолжала Ками. — Но вы же сами знаете, что один труп и два трупа — это почти одно и то же, а Бороду с тех пор никто не видел. Один из нас, — она сделала паузу, — извини, Эмма, я не буду называть имен — нашел мертвого Сотого в Рыжем лесу. Так что правду мы вряд ли узнаем, но сомневаюсь, что кто-то когда-то найдет живого Бороду, а тот, кто убил Сотого (опять же, Эмма, извини), точно знает, в чем было дело.
— Ближе к сути, — механический голос почти не прерывался помехами. Как будто Эмма где-то недалеко.
— Борода умер вместе с Михеем. У меня нет доказательств, да они и не нужны никому. Тот, кто убил Сотого, знает, зачем все это и почему, — Ками продолжала смотреть вниз. — Нас тогда было трое — я, Белый и Михей. Потом Белый ошибся и съехал с катушек, и нас осталось двое. Когда умер Михей, всё провалилось, потому что у меня не было той свободы перемещения, которая была у него. Потому что, — пауза, — Белого Зверя, — пауза, — вообще, — пауза, — не существует.
Тишина.
Звенящая тишина. Раскрытые рты. Выпученные глаза. И тишина.
— Старики помнят, что всё разваливалось. Что бродяги, которым раньше чуть не молились, перестали быть нужными. Они нашли еду, фильтры, оружие, лекарства, всё, в чем мы нуждались. С избытком. Мы лишились цели. Нас было не так уж много, и когда большинство всё бросило и начало спиваться… нам было больно на это смотреть. Бродяги вымирали. Молодежь не интересовалась тем, чем мы жили, — никому ничего уже не было нужно, карты никто не обновлял — карты мира, который менялся ежедневно! И мы… мы трое, я, Белый и Михей, придумали эту сказку. О Звере.
Все молчали.
— Зверь — это цель. Это причина обходить исследованные сектора и отмечать изменения. Возможность понять, какое время прорывается в нашу реальность. Узнать что-то новое. Но… это всё фигня. Самое главное, что бродяги не вымерли, сохранили свои навыки и передали другим. Что у нас сохранился стимул обходить территорию…
Тишина.
— Проблема в том, что некоторые приняли эту цель слишком близко к сердцу и начали из-за неё убивать. Я этого не хочу. Я могла бы продолжать синтезировать тот состав, который оставляет эти так называемые следы, могла бы найти того, кто принял бы реальность такой, какая она на самом деле, и помог бы мне, оставляя следы в разных укромных уголках. Но кое-кому стало слишком важно искать их… А я не хочу, чтобы мы опять оказались на грани вымирания. Я не хочу, чтобы большинство из нас убили.
Сначала голоса был очень тихими. Сначала говорили единицы. Но постепенно всё слилось в единый гул, и Ками старалась перекричать его.
— Нет никакого Белого Зверя! Это была идея Белого, и мы с Михеем его поддержали! Мы подделывали следы, но это позволяло вам видеть смысл в ваших походах! Но — хватит! Эмма, его нет! Хватит убивать из-за него!
Неизвестно, у кого первого сдали нервы.
Неизвестно, кто первым начал стрелять.
— Они там все друг друга перестреляли, — бормотал Филин, глядя в небо. — Знаешь, я прям рад, что от Полянки-то повернул к деревне, а не к Ками. Наверняка там Эмма постаралась. Она-то совсем спятила. Это ж её цель единственная…
Бродяга помолчал.
— Хотя и без неё там дураков-то хватало. Младший из близнецов хотя бы. Сам-то как думаешь?
Огромный белый пёс бежал рядом с ним по небу, не касаясь лапами сухой травы. Только раз он задел какое-то разваливающееся здание, и на стене остался след.
Белый радужный след.
Возле табуретки стояли три радиоприемника — связь с никогда не выходящей из собственного дома Статистикой, с деревней Бруно, откуда добираться было далековато и где собрались те бродяги, кто никак не успевал к Ками, и — с Эммой. Где была сейчас Эмма, никто не знал.
Ками куталась в ватник и смотрела в землю.
— Как вы все уже знаете, Амулета сожрали, — начала она. Возле одного из костров с фальшивым завыванием заткнулась гитара, и все обгоревшие, красномордые, красноглазые и покрытые шрамами рожи собравшихся на базе бродяг повернулись к ней. — Кто-то помнит его, когда он еще был Белым, всё помнил и умел читать. Кто-то познакомился с ним уже после, когда он ебанулся, попав под призрачный танк (или что там это было?), и перестал узнавать своих друзей. В любом случае, он умел и знал больше, чем большинство из нас. Нам будет его не хватать, — Ками помолчала. Бродяги что-то поворчали про то, каким Амулет был молодцом, но слушали. — За неделю до этого умер Михей. Все думают, что это Борода его убил — нихрена подобного, господа.
Бродяги заворчали погромче, прорезался помехами приемник, настроенный на южную деревню. Ками помахала руками, пытаясь добиться тишины.
— Вы в курсе, что Сотый тоже сдох? Знаю, многие уже слышали, спасибо Статистике.
— Не за что, — сказали помехи из приемника.
— Сотый — единственный человек, который рассказывал, что в смерти Михея виноват Борода, — продолжала Ками. — Но вы же сами знаете, что один труп и два трупа — это почти одно и то же, а Бороду с тех пор никто не видел. Один из нас, — она сделала паузу, — извини, Эмма, я не буду называть имен — нашел мертвого Сотого в Рыжем лесу. Так что правду мы вряд ли узнаем, но сомневаюсь, что кто-то когда-то найдет живого Бороду, а тот, кто убил Сотого (опять же, Эмма, извини), точно знает, в чем было дело.
— Ближе к сути, — механический голос почти не прерывался помехами. Как будто Эмма где-то недалеко.
— Борода умер вместе с Михеем. У меня нет доказательств, да они и не нужны никому. Тот, кто убил Сотого, знает, зачем все это и почему, — Ками продолжала смотреть вниз. — Нас тогда было трое — я, Белый и Михей. Потом Белый ошибся и съехал с катушек, и нас осталось двое. Когда умер Михей, всё провалилось, потому что у меня не было той свободы перемещения, которая была у него. Потому что, — пауза, — Белого Зверя, — пауза, — вообще, — пауза, — не существует.
Тишина.
Звенящая тишина. Раскрытые рты. Выпученные глаза. И тишина.
— Старики помнят, что всё разваливалось. Что бродяги, которым раньше чуть не молились, перестали быть нужными. Они нашли еду, фильтры, оружие, лекарства, всё, в чем мы нуждались. С избытком. Мы лишились цели. Нас было не так уж много, и когда большинство всё бросило и начало спиваться… нам было больно на это смотреть. Бродяги вымирали. Молодежь не интересовалась тем, чем мы жили, — никому ничего уже не было нужно, карты никто не обновлял — карты мира, который менялся ежедневно! И мы… мы трое, я, Белый и Михей, придумали эту сказку. О Звере.
Все молчали.
— Зверь — это цель. Это причина обходить исследованные сектора и отмечать изменения. Возможность понять, какое время прорывается в нашу реальность. Узнать что-то новое. Но… это всё фигня. Самое главное, что бродяги не вымерли, сохранили свои навыки и передали другим. Что у нас сохранился стимул обходить территорию…
Тишина.
— Проблема в том, что некоторые приняли эту цель слишком близко к сердцу и начали из-за неё убивать. Я этого не хочу. Я могла бы продолжать синтезировать тот состав, который оставляет эти так называемые следы, могла бы найти того, кто принял бы реальность такой, какая она на самом деле, и помог бы мне, оставляя следы в разных укромных уголках. Но кое-кому стало слишком важно искать их… А я не хочу, чтобы мы опять оказались на грани вымирания. Я не хочу, чтобы большинство из нас убили.
Сначала голоса был очень тихими. Сначала говорили единицы. Но постепенно всё слилось в единый гул, и Ками старалась перекричать его.
— Нет никакого Белого Зверя! Это была идея Белого, и мы с Михеем его поддержали! Мы подделывали следы, но это позволяло вам видеть смысл в ваших походах! Но — хватит! Эмма, его нет! Хватит убивать из-за него!
Неизвестно, у кого первого сдали нервы.
Неизвестно, кто первым начал стрелять.
— Они там все друг друга перестреляли, — бормотал Филин, глядя в небо. — Знаешь, я прям рад, что от Полянки-то повернул к деревне, а не к Ками. Наверняка там Эмма постаралась. Она-то совсем спятила. Это ж её цель единственная…
Бродяга помолчал.
— Хотя и без неё там дураков-то хватало. Младший из близнецов хотя бы. Сам-то как думаешь?
Огромный белый пёс бежал рядом с ним по небу, не касаясь лапами сухой травы. Только раз он задел какое-то разваливающееся здание, и на стене остался след.
Белый радужный след.
16.06.09 – 25.11.10
Хорошо.
https://pp.vk.me/c631527/v6...
[Print]
Arde