О любви

Они сидели на зеленой крыше старого особняка в самом центре города. Стояла настоящая августовская ночь, темная и холодная. Они сидели, тесно прижавшись, ощущая каждой клеточкой своего тела, присутствие друг друга. И можно бы романтичнее, да некуда.
Она – рыжая и зеленоглазая, он – жгучий брюнет с едва заметным шрамом на переносице.
Далеко под ними поблескивала отражением светящихся окошек Фонтанка. Он смотрел на ее правильный классический профиль и думал о том, что самое невероятное, самое чудесное, что было с ним в жизни – встреча с ней. Они встретились две недели назад, в Михайловском саду. Она сидела на мраморных ступеньках и заворожено наблюдала за воробьями, которые купались в большой, разноцветной от бензина, луже. Она была так увлечена этим зрелищем, что в течение получаса абсолютно не замечала его, лежащего под деревом, в нескольких метрах от нее. А потом, заметив пристальный взгляд миндалевидных глаз, кокетливо потянулась и... улыбнулась! Она улыбнулась! Улыбнулась! Он вскочил со своего места и нарочито вальяжно направился к ней.
- Здравствуйте, Миледи! Разрешите представится – Василий.
- Здравствуйте... (она опять улыбнулась!) Мария.
- Разрешите, милая Мария, предложить вам прогулку.
- С удовольствием! – она дерзко посмотрела ему в глаза, и он понял, что пропал, утонул в этих изумрудно-зеленых глазах, не выплыть.
Они шли рядом и болтали ни о чем. Оказалось у них очень много общего. Ни он, ни она, отцов своих не знали, а матерей потеряли в ранней юности. Дома их никто не ждал, да и домом то, те места, где они жили, назвать было трудно. Если она еще как-то пыталась «свить гнездышко», повинуясь своей женской сущности, то он был настоящим бродягой, долго нигде не задерживался и прочных связей не заводил. Когда-то у него был друг. Верный, заботливый и надежный. И с жильем помогал, и с голоду помереть не давал. Да вот только родители его друга были против дружбы домашнего холеного мальчика с ним, беспризорным и бесприютным. И им пришлось расстаться. С тех пор у него не было никого, с кем хотелось бы сидеть рядом, смотреть на звезды и болтать о всякой всячине. А ведь он многое повидал и мог о многом рассказать.
С тех пор он и она не разлучались. Он не мог налюбоваться на изящный изгиб ее спины, не мог насмотреться в ее зеленые глаза. Она была такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним! Ему хотелось защищать ее, сделать ее счастливой. А она, когда он спал, положив голову ей на грудь, рассматривала тонкий шрам у него на носу, изуродованное в уличной драке ухо, и ей хотелось плакать от мысли, что ему было больно, а ее не было рядом, чтобы унять боль, утешить и приласкать.
Теперь, сидя на металлической ржавой крыше, слушая дыхание друг друга, они впервые задумались о будущем. О совместном будущем. Ей хотелось детей. И дом. А он твердо знал, что, хотя рассчитывать кроме себя, ему не на кого, он сделает все, чтобы она улыбалась. Ведь он способен на многое, лишь бы было ради кого!
С реки подул зябкий, совсем осенний, ветер. Они влезли в слуховое окошко на чердак и улеглись в уголке, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Скоро наступит осень, не успеешь оглянуться, выпадет снег. Тогда придется совсем туго. Он уже не раз зимовал на улице и за себя не боялся, но теперь рядом с ним была она. Вдвоем в детский сад, где приютила ее сердобольная нянечка, их вряд ли пустят, она и одна-то там на птичьих правах жила.
Но он непременно что-нибудь придумает, главное, что у него есть ОНА.
Утром пошел дождь. Он велел ей оставаться на чердаке, а сам пошел раздобыть какой-нибудь еды. Она сидела на подоконнике слухового окна и смотрела на серебристые острые капли. Сердце разрывалось от счастья, что он с ней; от жалости к нему, бредущему где-то под холодным августовским ливнем; от страха за их с ним будущее. И все же... все же ей хотелось петь!
К вечеру дождь прекратился, и из-за купола Казанского собора вынырнуло умытое, рыжее, как она, вечернее солнышко. А его все не было.
Ей надоело сидеть на мрачном пыльном чердаке, она тихонько спустилась по металлической лесенке на верхний этаж, и побежала, перепрыгивая через ступеньки вниз, во двор, туда, где пахло сыростью и осенью. Пахло жизнью, молодостью, счастьем!
Она выскочила из парадного и замерла. Как же это здорово - жить, любить и быть любимой! Ей очень захотелось сделать что-нибудь приятное для него, но она не могла придумать ЧТО. Она в задумчивости побрела по двору, вышла за кованные чугунные ворота и пошла по мокрой, сверкающей в лучах заходящего солнца улице.
Она шла и мечтала. Мечтала о том, что родит ему много детей, что никогда - никогда больше не разлучится с ним... Занятая этими приятными мыслями, она не заметила, как стемнело. Он уже, наверное, давным-давно ждет ее дома, волнуется, скучает!
Она повернулась и побежала назад. Бежать было легко, ведь она бежала к НЕМУ! Влетев во двор, она остановилась, чтобы отдышаться и привести себя в порядок. Вдруг у себя за спиной она услышала насмешливый, пьяный голос:
- Ой, какая! Вы только посмотрите, какая ки-и-иска!
От покосившейся лавочки, стоящей под огромным кустом жасмина, отделилась мужская фигура и направилась к ней. Она насторожилась и хотела броситься в подъезд, но дверь оказалась закрыта на кодовый замок. Она бросилась в сторону и поняла, что сама загнала себя в угол, нужно было бежать на улицу, прочь из уснувшего двора-колодца, но теперь дорогу ей загораживала большая темная фигура.
- Испугалась? Не бойся! Иди сюда, красавица! Я тебя приласкаю! – за спиной здоровенного парня с лицом олигофрена раздался взрыв хохота.
- Тащи ее сюда! Нам не видно!
Парень протянул огромную красную лапищу и схватил ее за шею, она попыталась укусить его за запястье, но не смогла дотянуться. Дыхание перехватило, она не могла издать ни звука.
- О! – парень перехватил руку и теперь прижимал ее шею локтем к своей груди, от него пахло чесноком, пóтом и чем-то еще, отчего щекотало в ноздрях и щипало глаза.
- Смотрите, какая рыжая!
Она зажмурилась, напряглась, и, собрав все свои силы, впилась зубами ему в руку, чуть ниже локтя.
- Ах ты, сука! – вопреки ее ожиданиям, парень не ослабил хватку, а наоборот, еще сильнее сжал ей горло. В глазах потемнело. Он поднял ее и со всей силы бросил на землю. Она ударилась головой об асфальт и на мгновение потеряла сознание.
- Кусается, мерзавка! Блядь, сука! – парень пнул ее ногой так, что она подлетела.
С лавочки вскочили его друзья. Один из них, худой и прыщавый, в тяжелых военных ботинках, присел перед ней на корточки, долго ее разглядывал, а потом смачно плюнул прямо ей в глаза. Она очнулась и тут же получила металлическим мыском ботинка страшнейший пинок в живот. Она хотела закричать, но смогла лишь еле-еле застонать, чем вызвала новый приступ смеха бравой компании.
- Что ты пищишь, тварь?! – прыщавый занес ногу у нее над головой – Что? А? Кто ты есть, чтобы тут пищать?! – парень с силой опустил ногу. Последнее, что она увидела, была грязная рифленая подошва его ботинка...
Из водосточной трубы текла тонкая струйка дождевой воды, с огромных глянцевых листьев тополя срывались тяжелые капли. Компания вышла со двора и, сплевывая и гогоча, пошла за пивом в ларек по соседству.

* * *
Он вбежал во двор, на ходу сочиняя слова извинения за свое непростительно долгое отсутствие. Он не мог дождаться, когда сможет вновь увидеть ее, вдохнуть ее запах. Он подбежал к подъезду и лишь у двери заметил боковым зрением светлое пятно под кустом жасмина. В груди что-то ухнуло. В висках застучали тревожные молоточки. Очень медленно, ступая по земле, как по битому стеклу, он подошел к маленькому худенькому телу, распростертому на грязной траве. Ноги не удержали, он упал рядом и уткнулся в холодную мокрую спину, изгиб которой он так любил.

* * *

Наступило утро, люди выходили из подъезда: в магазин и на работу, гулять с собаками и на свидание с любимыми, и никому, в общем-то, не было дела до двух кошек под огромным кустом жасмина. Не было дела до большого черного кота со шрамом на переносице. Не было дела до мертвой рыжей кошечки с разбитой вдрызг мордочкой. Не было дела до любви...