Присаживайтесь, садитесь поудобнее, кто на пол, кто на корточки, кто на стул, кто на деван, кто на табуретку, кто на колени, кто на жёрдочку, а кто и на нары.
Хотел я рассказать, как мы справляли день рождения ВВП, да только не выйдет. Позвал меня, значит, вчера ВВП, и не просто позвал, а вызвал, на ковёр. А ковёр у него в кабинете не из дешёвых - персидский. Красивый ковёр, с цветочками. Стою я на этом ковре и думаю, а растут ли такие цветы в Персии или это художники их понапридумывали. И думал бы долго, может и додумался до чего, да только вывел меня из моих дум ВВП.
- Что ж, ты, - говорит, - про нас всё всем рассказываешь?
А я стою, как смотрел на ковёр, так на него и смотрю. Но уже не на цветочки, а так, что бы глаза не поднимать. А ВВП продолжает:
- Для того, что бы про нас всё рассказывать, у нас спикер есть. А у него вице-спикер. А потом вице-вице-спикер. И так до десятого "вице". А у того десятого жена, похлеще всех десяти вместе взятых.
Словом, много что было сказано и много кто был упомянут, сказано было даже про то что не было сказано никогда. А закончилось всё тем, что попросил он меня, по-дружески, пока ничего о нём не рассказывать, мол и так много слухов разных ходит, а тут я ещё со своими чашечками, да алмазами не вовремя.

Так что расскажу-ка я вам лучше про то, как я с Сусаниным по лесам гулял. Да, с тем самым, который Иван, и который полякам экскурсию по русским болотам проводил, да морошкой их угощал.

Встретил я его неожиданно. У нас между дорогой и домами лесок небольшой есть. Даже не лесок, а так, несколько деревьев насажано. Там-то я его и повстречал.
Иду я, значит, через этот лесок, и вижу на пеньке сидит дедок в ушанке. А жара, лето, мухи и те на лету дохнут, а на землю уже варёными падают, разве что не в яблоках печёные. Воробьям хорошо, пир халявный. А этот сидит, в ушанке, да в телогрейке. И пенёк посреди тропинки. Не было там его. И дерева не было. А пенёк старый, корнями далеко в землю ушёл, да хорошо, веками видать тут рос, хотя вчера тут его и не было.
- Что ж, ты деда тут сидишь, - говорю, - не по сезону одетый? До декабря ещё далеко, а февраль уже давно позади, аж в бинокль не видно.
А он мне и отвечает:
- А я тут так, сижу - ужу, - говорит и головой кивает на руки, а в руках удочка.
- Удишь? Тут не то что пруда, да речушки, тут и луж нет.
Он мне только пальцем указывает. Я глянул, а там люк, канализационный, тяжёлый чугунный.
- И много наловил?
- Да так, щуку с пол часа тому назад одну поймал.
- И где ж она?
- Я её отпустил. На кой она мне?
- Что ж ты тогда ловишь, коли щука не нужна?
- Да картишки я туда уронил. Жалко, колода хорошая, старая, не один век служила, и ещё не один служить могла бы.
- Эх, ты деда, как же тебя так угораздило?
- Да глупо всё вышло, шёл, шёл, вижу пустое место, дай, думаю пройду, а оно возьми и пнём окажись. Споткнулся, картишки из кармана вылетели и туда, окаянные.
Глянул я в люк, а там волны, солнце, катамараны, дети на мелководье плещутся, а чуть далее сёрферы на досках катаются.
- О-о-о! Пошла, родимая! – закричал старик и давай катушку наматывать.
Намотал, а на крючке и впрямь колода карт. Отряхнул их дед, побил о рукав, пролистал и остался доволен.
- А не хочешь, - говорит, - погулять, тут места хорошие, красивые.
- От чего ж не погулять, - говорю, - можно и погулять. Вот только места так себе, шоссе, да ларьки одни.
- Так, то здесь, а я говорю, про тут. Пойдём, покажу.
И мы пошли.

И двух шагов сделать не успели, как берёзы, что были вокруг отступили и вокруг сосны, да ели выступили. А потом и кедр выскочил. Обернулся я, а позади ничего – ни шоссе, ни ларьков. Одни деревья. Глушь. Тайга.

- А там за поворотом, - говорит дед, - Франция. Пойдём, глянем на Эйфелеву.
И мы пошли. Завернули за ель, и впрямь, у самой Эйфелевой башни оказались. А вокруг французов. И все по-своему говорят. Только и слышится их гортанное "Р", как будто горло полощут и вот-вот выплюнут.
- А там у нас, значится, Пиза будет. С их хромой башней.
И туда сходили. А потом ещё много где были. Даже марсоход посмотрели. Потом вернулись обратно к тому пню, где я его и встретил.
- Слушай, деда, - говорю, - а звать-то тебя как?
- Иваном, меня звать, - отвечает, - Сусаниным. Может слыхал?
- Слыхал краем уха.
- А в народе лешим зовут. Да только ни то, ни другое не правда. Не верь им. Меня на самом деле Корвином зовут.
Подмигнул мне старик и как сквозь землю провалился.

А я один остался. Только пень радом, да люк канализационный. Хотя вчера ни того, ни другого не было. И завтра уже не будет. Я, думаю, к вечеру уже не будет…