Давным давно, в позапрошлом веке, 9 сентября, жили-были Мария Николаевна и Николай Ильич. И собралась в этот день рожать Мария Николаевна. Срок пришёл. Свечи, тазики тёплой воды, тряпки, акушерки с травками. Николай Ильич ходит, бледный, волнуется. Роженица орёт, значит. Тужится. Полумрак. Тут вдруг слышат Мария Николаевна и Николай Ильич - раздаётся прямо Оттуда противный скрипящий голосок да с французским прононсом. Только вот ни слова не разобрать им. Наклонился Николай Ильич поближе, ухо прислонил, слушает. А его тут как дёрг за ухо - думал уж он, что оторвали ему ухо. Ан нет. Он глядь туда - а там маленький бородатый уродец. Лицом так жутко поводит, ручками шевелит. И опять что-то по-французски лопочет. Потом догадался, что ни слова не понял Николай Ильич, и по-русски кричит:
- Давай, такой ты, растакой, бумагу, перо и чернила! Некогда, мол, мне с вами тут время терять!
- Извольте, извольте, Лев Николаевич, вот бумага гербовая, вот чернила, вот самолично мною изготовленное перо, с надписью гравированной!

И он ну писать! И писал, и писал. Таки и стал, подлец, великим русским писателем.