Длинные пальцы сложены домиком. Перед глазами только ровные полукружья ногтей и бледная тонкая кожа. В метре за правильными, изящными линиями – размытое, нечеткое пятно... лицо, умоляющие глаза за сеткой длинных мокрых ресниц. И опять много тонкой, неестественно бледной кожи.
В комнате непонятная (непонятая?) тишина. Такая тишина не висит неподвижно, она прокрадывается чем-то мягким в ладони и сворачивается клубком. Такая тишина просит защиты и исчезает с первым движением замерших (умерших?) тел. Вот уже полчаса он грел эту тишину между пальцами.
Вот уже полчаса подвешен в воздухе немой вопрос. Подвешен тысячей зеркальных осколков. То поворачивающихся ребром, почти незаметных. То отражающих между неровными краями бледное лицо и неверящий, умоляющий взгляд.

« ..... - Привет...
- Привет, - безразлично. – Я ухожу. Я ненавижу тебя. »

Отстраненно – удобное кресло.. теплая кожа мягко греет замерзшие плечи. Сквозняк спорит... Сквозняку, пожалуй, достались бы эти хрупкие плечи под мягким шерстяным свитером, но он боится.. боится остаться инеем на этой белизне.

«... – Почему?............
- Я ненавижу тебя... »

Встать. Нужно встать.. Зачем?......

Тишина отброшена смятым комком в угол. Метнулось белое лицо, тонкие руки хватаются за свитер, тянут вниз. Зачем?.....

Он стоял и смотрел. Смотрел на тонкое тело, изломанное, измученное неделей в параллельных мирах. Кажется, это тяжело. Кажется, это очень тяжело.
Тело рыдало. Его сотрясали судороги, оно, казалось, растворялось в густом воздухе, пахнущем озоном, - настолько было тонко. Длинные черные волосы тусклым шелком скользили по трясущимся плечам. Только глаза оставались неподвижно смотреть.. серо -синие и огромные. Он равнодушно отвернулся от них и вышел на лестничную клетку. Безразлично подумалось, что нужно бы .. закрыть дверь. Рука автоматически легла на разболтанную ручку и легко толкнула.
Дверь захлопнулась с грохотом.
Тишина размазалась под волной воздуха.
Вот они, границы тишины...

Он толкнул дверь и вышел на воздух. Наконец исчез пугающий запах озона, вытесненный и раздавленный запахом зимней улицы в десять утра.
Плотнее запахнув воротник, он снял с шеи наушники. Мягкие полушария накрыли виски. С минуту он шел так, слушая приглушенные, сглаженные звуки, наполняющие город. Потом включил звук.

...............Well I don't think you trust in my self-righteous suicide
I cry when angels deserve to die in my self-righteous suicide
I cry when angels deserve to die..............................................

Кажется, там пелось не совсем так...

Ангелы падают первыми...
Ангелы падают первыми...
Что за чушь?! ...

Он наступил в лужу холодной слякоти и наблюдал, как брызги разлетелись по сторонам, пачкая тротуар и задевая прохожих. Проходящий мимо мужчина что-то выкрикнул ему, повернув искаженное раздражением лицо. Осекся. Постоял. Пошел дальше, унося растаявший снег на сером пальто. И все оглядывался...

Он дошел до дома. Удивительно, как этот дом был похож на остальные. Похож своей кажущейся необычностью, выставляемой напоказ оригинальностью.. как этот дом не похож на него.
Он подошел к запрятанной между голых черных веток лавке, сел, соскребая грубой тканью куртки облупившуюся краску. Сквозь покрытую трещинами белую поверхность было видно старое, прогнившее дерево непонятного – кажется, деревянного - цвета.

Лавка. Дурацкое слово.

...
Толкнув дверь, он вошел в квартиру.
Все двери были распахнуты настежь, превращая квартиру в единое пространство. Свет из громадных окон заливал коридор, затапливал стены, хлестал в щели. На несколько минут он растворил его черты, оставляя ослепительно-белую плоскость в рамке черных волос.

Бросив ключи на мягкий ковер, он подошел к окну. Куртка и ботинки были оставлены на полу, пачкая мягкую шкуру уличной грязью и запахами.

Комната являла собой странное, но давно уже привычное зрелище. Белое, ничем не нарушаемое пространство стен, все тот же ковер из ламы в центре комнаты, большая часть пола – клинья светлого паркета. По пушистому ковру разбросано множество книг, книги же стопками расставлены на паркете. Одна из них стоит неровно, на обложке выбившейся потрепанной книги видна часть заглавия: Die selte.. *
Вдоль стен – картонные коробки. Посреди комнаты – одно-единственное низкое кресло. В дальнем углу возле окна к стене прислонен плоский прямоугольный предмет, завешенный куском холстины. Край полотна повис, обнажая пастельные тона удивительно нежной картины. Казалось, маслом так написать нельзя.

...
Он открыл окно и взял одно из расставленных между рамами больших красных яблок. Надкусил, не стирая иней, и положил почти целый плод на подоконник. Иней стаивал, и капли, казалось, впитывали цвет алой кожуры, только на крашеном дереве приобретая привычную прозрачность...

Он сел в низкое кресло, вытянув ноги, и долго смотрел в пустоту. Пустоту это не смущало. В конце концов, ко всему привыкаешь. Даже к тому, что тебя не замечают, постоянно игнорируя твое присутствие.

Он посидел так некоторое время, потом, уронив пару пыльных стопок, встал. Кресло будто подалось за ним, но так казалось лишь секунду. В конце концов, это обычное кресло. В конце концов, для него ничего не изменится.

... Спустя несколько минут из глубины полупустой запыленной квартиры послышался шум воды. Скоро он прекратился. Границы тишины растеклись по стенам и замерли. Комнаты стали меньше.

...
Он сидел в низком уютном кресле, вытянув ноги. Длинные пальцы сложены домиком. Их очертания размыты, видно только размытое прохладное пятно. В двух метрах за ним – бледное, изящное лицо. Глаза. Серо-синие, огромные, в сетке мокрых ресниц. Высокий лоб в обрамлении растрепанных пепельных волос. Чуть приоткрытый в улыбке рот.

С колен упала раскрытая посередине книга. За секунду до ее падения можно было прочесть часть заглавия: Die selte.. Сверху на желтоватую бумагу страниц упало несколько капель воды, перемешанной с чем-то красным. На спинке кресла осталось мокрое пятно.

« - Привет.
- Привет... – безразлично. – Я ухожу.
- Почему?..
- Я люблю тебя... »

Он встал. Секунду вглядывался в бледное, изящное лицо напротив. Подошел ближе, поднял с пола кусок холстины и накрыл картину. Вернулся обратно в кресло, сел, вытянув ноги, и долго смотрел в пустоту.

*Редкие...