Если каждому человеку выдать по револьверу и шесть патронов к нему, то мир станет гораздо лучше. Во всяком случае, люди научатся держать язык за зубами, они станут обходиться друг с другом вежливо и спокойно.
Глупости ты говоришь. И сам в них ни капельки не веришь.
Так она ему тогда сказала. У тебя же самого давным-давно есть револьвер. И как, сделал он тебя счасливым?
Помилуй – сказал он тогда ей – я же из него ни разу не стрелял. Смешно, правда? Наемный убийца, который за всю свою жизнь никого не убил.

И ее не спас и себе не помог.
Он смотрит в окно, но окно обклеено газетами – как затемнение при бомбежке. Только через маленькие прорехи видно небо, темное и серое - даже ранним утром.

- Что ты там разглядываешь, сын мой? Старые гороскопы? – гаркает с раскладушки святой отец Александр.
Он живет у него второй месяц, ест, спит и каждый день читает проповеди. Святой отец называет это «наставлять на путь истинный».

- Я смотрю на фабрику.
- Ты каждый день смотришь на нее. Найди себе работу.
- Мне не нужна работа. Я живу на грязные деньги фабрики.
- Грязные деньги. Послушал бы ты себя со стороны, сын мой. Есть грязные мысли и грязные люди. Деньги грязными не бывают, это просто бумажки.

Фабрика сожрала город как рак. Она строит его и пожирает одновременно – он целый год слышал эти разглагольствования о том, как весь мир родился на фабрике, о том, что это сердце мира. От этих рассказов ему хочется блевать.
Фабрика отняла у него самое ценное, а взамен платит свои тридцать серебрянников.

- Что я делал вчера вечером? – спрашивает он у святого отца.
Тот отрывается от банки консервированых бобов.
- Опять не помнишь?
- Как обычно.
- Спал. Ты только и делаешь, что спишь – вчера, позавчера – целыми днями. Тебе стоит.. знаешь что Иисус Назаретянин говорил про таких как ты?

Он ничего не помнит. Каждый раз, когда он встает с кровати, его память – как чистый лист. На этом листе неясные следы сна, еще не выветрившегося из головы, иногда – остатки ночных кошмаров, иногда – отголоски вчерашних событий, слишком яркие, чтобы не помнить их. Но они пропадают к обеду. Разглаживаются как круги на воде – если вас устроит такое сравнение.

Когда он идет подышать свежим воздухом – как правило купить газету или обменяться парой слов с постовым на перекрестке, он представляет себя листом, упавшим в реку и подхваченым сильным течением.

Он идет по улице мимо пьяных старух и калечных стариков в инвалидных креслах. Они выкладывают на тротуар свои маленькие сокровища – потускневшие серьги, авторучки, старые книги – все то дерьмо, которое они еще не успели пропить или выбросить.
Он скользит по дороге равнодушным взглядом, то и дело цепляясь за разную мелочь – желтые комакт-диски или фарфоровые статуэтки – они вызывают в памяти смутные воспоминания. Это маленькие тросы, которые связывают его с берегом, но течение слишком сильное и, увы, нити рвутся.