Ну когда совсем нечего делать - пишу сюда

02-06-2007 03:04

II.

Строгие и жирные линии стрелок на белом циферблате часов показывали половину седьмого. Лаборатория уже давно опустела, все быстренько разбежались по субботнему времени. Анни и сама планировала уйти пораньше, ибо как раз сегодня должна была приехать хозяйка ее квартиры, но наоборот, сильно задержалась – решила напоследок разобрать ворох новых диаграмм и таблиц, да таки засиделась с ними на два часа, сама того не заметив. В какой-то момент, она не отметила, в какой именно, вошел Ричард и стал суетиться, собирая бумаги для своего доклада на конференции в Стокгольме, куда он уезжал вечером. Анни, не отрываясь от прозрачных пленок с рисунками, краем глаза следила за ним, время от времени подсказывая, где лежит та или иная папка с документами – обязанность следить за порядком распределения информации лежала на ней.
Наконец, портфель доктора Вертенгтона был собран, а сам он вызвался помочь Анни с сортировкой. Она только улыбнулась и положила в нужную папку последнюю таблицу.

- Может, кофе? – ответом был энергичный кивок.
Через две минуты специфичный и терпкий запах беспрепятственно витал по всей лаборатории, перемешиваясь с беззаботным смехом – Ричард был в хорошем настроении и потому беспрерывно шутил, так что Анни ничего не оставалось, как радоваться его остроумию, ежеминутно рискуя поперхнуться горячим кофе. Впрочем, она была ему безмерно благодарно – именно сейчас она чувствовала себя совершенно беспечной, а это ощущение казалось ей каким-то неестественным и почти забытым.

- Ах да, помнишь, я обещал тебе помочь с квартирой? – заговорщически подмигнул он.
- Нуу?
- Ты ведь так ничего и не нашла, верно?
- Угу, - печальный кивок был ему ответом. Действительно, поглощенная новым проектом и, если уж совсем честно, мыслями о его руководителе, и совсем немного – учебой, она и думать забыла, чтобы хотя бы посмотреть объявления в газете.
- Вот адрес, - Ричард протянул ей небольшой сложенный клочок бумаги. – Хозяин – мой неплохой приятель, так что он по-любому приютит тебя на сегодня, но думаю, что место тебе понравится, и ты не захочешь искать другие варианты.

- Спасибо! Спасибо! – она закивала головой, будто китайский болванчик. – Ричард, ты так добр ко мне… Я даже и не знаю, как тебя благодарить.
- Если бы за добрые дела требовалась благодарность, то это сразу бы обесценило их доброту, не так ли? Подспудное требование благодарности является проявлением скрытых корыстных стремлений, созданных низменной стороной нашей натуры, - преувеличенно серьезным голосом произнес он, ежесекундно поправляя очки на носу так уморительно, что Анни не могла не прыснуть со смеху.
- Ну вот, разве я сказал что-то смешное? – он картинно обиделся. – У нас тут, между прочим, не цирк, а лаборатория, центр науки, так сказать, так что мадмуазель Лексман прекратите смеяться немедленно, а то я вынужден буду выставить Вас вон!

На что мадемуазель Лексман, продолжая смеяться, радостно кивнула головой и начала одевать пальто. Действительно, рабочий день давно уже закончился. Надев кепку на голову, она еще несколько секунд смотрела в собственное отражение в зеркальной поверхности, будто ища там ответа – Анни казалось, что она должна сейчас сказать что-то еще, но что именно, понять она не могла.
- Удачи тебе на конференции. Надеюсь, не заскучаешь там, а проведешь время с пользой. Ну, бывай! - она неловко улыбнулась, махнула рукой, подхватила сумку и резко выбежала за дверь. Пулей пролетев по коридорам и лестницам, несколько раз чуть не подвернув ногу, она наконец-то выбежала на улицу, залитую ярким и золотистым светом вечернего солнца.

«Веду себя, как глупая девчонка», - с досадой подумала она, поправляя сумку на плече, вышагивая твердо и спокойно по тротуару в направлении остановки. Бумажка с адресом, спешно засунутая в карман пальто, теперь авторитетно советовала стоять и ждать автобуса под номером 37. Анни обернулась и посмотрела на окна института – они горели, будто расплавленные…

«Все-таки странная штука наша жизнь», - ни с того, ни с сего подумалось ей. И это была, пожалуй, единственная мысль, которую она могла четко сформулировать сейчас – все остальное расплывалось, растекалось, как капли закатного солнца по стеклу…
Послышался шум подъезжающего автобуса, на удивление – нужного. А может, до этого еще проехало несколько, просто она их не заметила – кто знает? Предстояло ехать почти до конца, то есть, где-то полчаса – казалось бы уйма времени для размышлений, но почему-то оно протекло будто одно мгновение, размытое пейзажем за окном.

Двери автобуса закрылись за ее спиной, и тот, тихо шурша колесами, отправился дальше, оставив Анни стоять на маленькой остановке в пригороде Лунда. Вдоль дороги тянулись ряды аккуратных домиков с ухоженными садиками, ныне уже в основном засохшими и облетевшими, и газонами, нахально продолжающими зеленеть неестественно-яркими пятнами. Однако солнце уже касалось края горизонта, и воздух был наполнен густыми сумерками, приглушавшими все краски. Анни еще раз оглянулась вокруг, снова достала из кармана бумажку с адресом, вскинула свою объемистую сумку на плечо и зашагала по улице.

Дом она нашла довольно быстро, несмотря на отсутствие каких-либо указателей с названием улиц – на нем единственном красовался адрес. Среди множества безымянных соседей он выделялся большой табличкой, смело утверждавшей его место в этом городе. Это был среднего размера двухэтажный коттедж, весьма солидного возраста, сложенный из камня, рамы в окнах были, как и положено, деревянными, а сад элегантно небрежным – перед домом росло несколько диких яблонь и кустов боярышника, дорожка вальяжно вилась от кованой калитки к боковому крыльцу между обыкновенной пожухлой и мокрой от росы травы. Даже почтовый ящик был выкрашен в сдержанных темно-синих тонах, а надпись красовалась медными буквами.

Анни, повинуясь какому-то детскому желанию прочитать имя владельца, нагнулась поближе, чтобы разглядеть да так и застыла от удивления. «Ричард Вертенгтон» значилось там. Она растерянно покрутила головой. Чтобы это могло быть? Неужели Ричард решил сдавать свой собственный дом? Нет, - отмела она это предположение, - вряд ли, тогда бы он сразу сказал ей об этом, чтобы договориться насчет оплаты… К тому же он вряд ли предложил ей такой вариант, зная о ее скромных доходах, если только одну комнату, хотя нет, неправильно. Неужели он не смог связаться со своим другом и предложил ей свои апартаменты, дабы не подводить? Такой поступок вполне согласовался с ее представлением о докторе Вертенгтоне, но по отношению к ней – немыслимо!

Пока она мучалась в догадках и нервно топталась на месте, вечерняя прохлада настойчиво старалась забраться за ворот теплого пальто. Анни вздрогнула от холода, сообразила, что она здесь стоит уже как минимум пять минут. Она посмотрела вокруг себя, пытаясь собраться с мыслями. Зажигались первые фонари, воздух был не только холоден, но и влажен – с неба изредка падали мелкие капельки. «Кажется, дождь начинается…» Нет, это никуда не годится. В конце концов, возвращаться теперь ей уже некуда, да и нет смысла, надо заходить в дом, а там, в тепле, уже можно подумать о том, чтобы все это могло значить. Анни еще раз встряхнула головой и, поправив сумку, уверенно зашагала к крыльцу.
Дверь поддалась ей далеко не сразу, сначала недовольно поворчав по поводу ключей, пожаловавшись низким скрипом на свою тяжелую жизнь, и лишь потом отворилась в небольшую темную прихожую. Анни зажгла свет и облегченно сбросила свою сумку, успевшую уже изрядно натереть правое плечо. В доме было сдержанно комфортно, как бывает в хорошеньких квартирах, в которых мало живут. Они будто обиженные от пребывания в одиночестве сначала пытаются показаться холодными и равнодушными, но стоит только включить свет, согреть чашку ароматного чая, искренне восхититься их прелестью, и они оттаивают и становятся в самом деле на редкость милыми и уютными.

Анни грела руки о пиалу с зеленым чаем и осматривала дом, пытаясь сообразить, где же находится все ей необходимое. Однако когда она зашла в гостиную ее внимание привлекла дверь на балкон, за которой колыхалась густая и темная занавесь ночи. И она поспешила к ней навстречу, будто и не была полчаса назад на этой улице.
Лил мелкий дождичек, легкий, почти невесомый, тише шепота ступавший по земле. Намокшее небо повисло над самой крышей и спокойно, с осознанием собственного достоинства, висело и темнело, не достижимое для мутного белесого света долговязых фонарей. Они рассыпались внизу, будто стая жуков светляков, перемеживаясь со светлыми пятнами побольше и поярче – огнями маленьких домиков, и еле заметными синими тенями – окнами, излучавшими не желтый и уютный свет ламп, а неживое сияние телевизионных экранов.

Казалось даже, что не дождь идет, а дует какой-то очень влажный ветер, хотя ветра-то как раз и не было, просто Анни нарочно вытянулась из-под крыши, перегнувшись через балконные перила почти по пояс. Ей было хорошо, как хорошо бывает тогда, когда тело чувствует странные, но приятные ощущения, мозг некоторое время пытливо ищет очередную задачу, и, не найдя, засыпает, а сердце тихо томится о чем-то своем. Анни любила и не любила такие моменты в своей жизни. Почему-то ей всегда казалось правильным, что она должна чувствовать какое-то неземное удовлетворение и спокойствие, единение с природой, а сама с разочарованием отмечала, что не может настолько отрешиться от обыденной и реальной жизни, что в момент, когда желаний и быть не должно, ей становится томительно и скучно.
Вот и сейчас холодные и влажные металлические поручни неприятно скользили в ладонях, а босые ноги уже заметно продрогли, отделяемые от бетонного пола только тоненьким паласом. Когда по спине пробежала очередная волна дрожи, а зубы стали постукивать в незамысловатом мотиве, она наконец-то облегченно вздохнула и поняла, что с нее хватит. Так и простудиться недолго.

Анни вернулась в комнату, с наслаждением ступая мокрыми и замерзшими ступнями по теплому густому ворсу белого ковра. Тихо горел торшер, изредка перемигиваясь со своими отблесками на стекле книжных шкафов. Анни задержалась, просматривая названия – большая библиотека ортодоксальной классики, которая бывает во всех квартирах, давно не менявших хозяев, какие-то более экзотические, но оттого не менее канонические тома, полочка потасканных дамских романов и детективов – определенно, Ричард не всегда жил один. И на каждой полке, иногда полностью занимая ее, стояли различные статуэтки – фигурки пухленьких мальчиков и девочек, с крылышками фей или ангелов, лягушки и вороны, с ироничными подписями и табличками, поросята-копилки и цветы-пепельницы. Просто удивительно – две трети стен было занято книжными шкафами, из-за стеклянных дверей которых пялились различные создания. Лишь в центре сиротливо ютился диван на пару с торшером, да в стороне, у самой двери стояла винтовая книжная этажерка, вся заставленная технической литературой. У большинства книжек были потрепаны переплеты, загнуты уголки, кое-где виднелись неряшливые закладки, сделанные из чего попало, вроде колпачков от ручек, обломков карандашей, старых билетов и бумажных огрызков – видно было, что их штудировали постоянно.

Она любовно погладила пальцами переплеты – порой подобным книгам хотелось низко-низко поклониться за их неоценимую помощь, извиниться за столь небрежное обращение…
«Вот странно получается: действительно полезные, умные и интересные книги находятся в ужасном состоянии, а то, что редко удостаивается даже вторичного прочтения, сохраняет своей первоначальный глянцевитый блеск и строгую форму обложки, белизну и ровность страниц. Как-то несправедливо получается», - подумала Анни.

Она еще раз обошла весь дом, на этот раз тщательно и обстоятельно, будто на экскурсии. Жилье Ричарда было в превосходном состоянии, весьма и весьма хорошо обделано, хоть и не могло похвастаться оригинальностью или особым изяществом. Заметно было, что уже много лет ничего в этом доме кардинально не менялось: мебель либо была старой, либо выполнена в том же стиле, который был особенно популярен лет тридцать назад. Как-то не верилось, что в подобной обстановке живет молодой, активный и преуспевающий ученый, настолько тут все было пропитано атмосферой какого-то престарелого мещанства.

Однако было одно «но», которое просто выбивалось из этого невыразительного, в сущности, интерьера своей экзотичностью. Это было огромное, просто-таки поразительное количество различных статуэток: кроме маленьких, умещавшихся на полочках, вроде тех, что стояли в гостиной, было множество прочих. Деревянные изделия, выполненные в различных этнических стилях, пленявшие своей элегантностью, соседствовали с бронзовым литьем, помпезным и выразительным. Их всех хватило бы, чтобы заполнить все прилавки какой-нибудь не особо крупной лавочки сувениров.
Но особое место среди них занимали куклы. Не детские пластиковые или тряпичные игрушки, а настоящие фарфоровые красавицы до трех футов ростом с роскошными кудрями, девичьими нежными личиками, старательно нарисованными самыми нежнейшими красками и тонкими кисточками, одетые в шелк, бархат и парчу. Даже их изящные шляпки, украшенные композициями из перьев или бантиков, кокетливо чуть сползшие с головы, сами по себе были произведением искусства.

Анни аккуратно обошла их всех, в восхищении покачав головой, и поспешно ретировалась на кухню, где было лишь несколько забавных перечниц. Говорят, жилье человека может очень много сказать о нем самом. Анни была склонна доверять этому суждению, потому сейчас она была в большой растерянности – она просто не знала, что подумать. В голову приходило лишь одно логичное объяснение: по-видимому, этот дом был связан для доктора Вертингтона с очень многими воспоминаниями, и он тщательно хранил бывшую в нем когда-то атмосферу, обходясь лишь несколькими комнатами для собственных нужд: гостиной и небольшой спальней, отличающимися наибольшей лаконичностью и современностью. Еще была одна маленькая спальня, «зеленая» комната, которая и приглянулась Анни, тоже весьма скромная и даже несколько нестандартная. По-видимому, за ней стояла своя, особенная история, над которой ей задуматься было уже некогда, поскольку после чашки чая с бутербродом (готовить было лень, да и есть особо не хотелось) она быстро приняла душ, постелила постель, и как только ее лохматая голова коснулась подушки, сразу погрузилась в сон. Завтра предстоял чудесный и немножко ленивый день – праздник, когда никто и ничего не работает, и можно спокойно, в свое удовольствие поваляться в постели, пусть даже и чужой. Уже с закрытыми глазами, Анни вдохнула едва уловимый аромат аптечной ромашки, исходивший от оливкового цвета подушки, и подумала: «А все-таки Ричард – прелесть…»

Анни проснулась, проснулась в совершенно незнакомом ей месте. Это место было полно света, легкого и золотистого. Она просто ощущала его кожей вокруг себя, она дышала его мельчайшими частицами, которые она могла видеть, как по отдельности, так и в совокупности, образующей океан сияющего воздуха. «Ах, как хорошо!» - подумала она, набирая его полную грудь. На вкус он был слегка сладковатым, очень свежим и приятно теплым, как и полагается быть свету. Поколыхавшись еще несколько секунд, свет растворился, уступив место привычной людскому глазу картине – фисташкового цвета обои, на которых небрежно расположились несколько декоративных гербариев фиалок в ореховых рамочках, и такого же цвета шифоньер. Кресло с высокой спинкой, покрытое изумрудным пледом с одуванчиковой вышивкой. Почти невесомая золотистая тюль и тяжелые травянистые портьеры, немного отдернутые, не скрывающие неправильной формы подоконник, уставленный парой горшков с анютиными глазками, и темную невысокую фигуру, стоящую у него. Анни спокойно, без удивления или испуга, несколько мгновений смотрела вокруг, давая своим глазам привыкнуть к подобной гамме, одновременно доставая с тумбочки свои очки.

- Рассвет вошел в это окно, рассвет решил остаться… - проговорила фигура голосом Ричарда. – Прошу прощения, что нарушил твой утренний сон, потревожил покой. Когда я уже был на вокзале в Стокгольме, мне позвонили и сообщили о неприятном происшествии, а именно, пожаре в университете. Конференцию, разумеется, отменили, а так как гостиничный номер забронирован не был, я счел за лучшее вернуться обратно. Я знаю, ты можешь обо мне подумать дурно, но ничего предосудительно в моих мыслях не было. Просто я пришел поговорить с рассветным солнцем, в последнее время подобные встречи бывают не очень часто – я слишком устал или слишком спешу, чтобы уделить ему хоть немного внимания. Кстати, ты ему очень понравилась, - Ричард усмехнулся.

Анни молча кивнула и наконец-то водрузила небольшие очки в угловатой роговой оправе на нос и теперь беззастенчиво рассматривала его профиль, темный, почти черный на светло-золотистом фоне, окруженный ореолом солнечного света и пронизанных им завитков кудрей. Она искренне любовалась им, и даже несколько двусмысленное положение в данный момент совсем не беспокоило ее. Она лишь немножко повыше подтянула одеяло, хотя ее пижама была и так весьма скромна.

«Наверное, это счастье» - тихо думала она, не решаясь заговорить, боясь испортить какой-нибудь нелепой фразой это невесомое рассветное очарование. – «Может быть, это и есть любовь. Я ведь так часто и много думаю о нем в последнее время, я восхищаюсь им… Интересно, а о чем он сейчас думает?»
- Я думаю, что, несмотря на всю прелесть момента, который, будь моя воля, мог длиться бы целую вечность, мне пора извиниться, и оставить тебя одну. Прости, что разбудил… Мне и вправду очень жаль – ты была похожа на Спящую Красавицу, ждущую своего принца, - и со странным тихим смехом темный силуэт Ричарда проплыл в море золотого рассветного солнца и скрылся за дверью, оставив Анни удивленно хлопать глазами.

Прошло еще несколько минут, прежде чем она пришла в себя. Впрочем, весьма относительно, поскольку мысли пребывали в Броуновском движении, и отказывались не то чтобы выстроить стройную схему происходящего, но даже ответить на какие-либо простые вопросы, вроде который сейчас час, и уж тем более решить сверхсложную и актуальную задачу, что же ей сейчас делать. Тряхнув лохматой головой, чтобы сбросить то ощущение наваждение, которое полностью завладело ей, Анни наконец-то вылезла из постели, прихватила в охапку свою одежду и тихо-тихо, на цыпочках, прокралась в ванну. Из кухни доносился аромат поджаренного хлеба и сыра – по-видимому, Ричард готовил завтрак.

Подставив голову под холодный душ, Анни отчаянно старалась сосредоточиться на тактике своих дальнейших действий, но все ее попытки были настолько жалкими, что не выдерживали логического напора и вымывались им из головы. Результат был предсказуем – в мозгу не осталось ни одного предложения, а воцарилась удивительная, свободная пустота.
«А! Будь, что будет», - решила она наконец, аккуратно и неторопливо застегивая рубашку, изучая свое мокрое, встрепанное и растерянное отражение в зеркале. «Все равно ничего такого страшного и ужасного случиться не может» - промелькнула весьма уверенная мысль. Анни пригладила непослушные кудри гребнем, набрала полные легкие воздуха и смело вышла из ванной.

Кухня была по-прежнему наполнена аппетитными запахами, но тарелки были пусты, и солнечный луч по-хозяйски расхаживал по столу, перескакивая через солонку, чайник и прочую утварь.
Анни робко заглянула в соседнюю комнату – она угадала, Ричард был именно там. Он стоял у книжного шкафа, с нежностью проводя по страницам какой-то книги, и задумчиво смотрел в окно. Услышав ее шаги, он обернулся, и широкая улыбка растянулась на его лице.
- Как спалось? Надеюсь, кошмары не навещали тебя?
Анни долго и внимательно смотрела ему в глаза, пытаясь угадать истинное значение этих слов, но оставила эту затею.

- Очень хорошо. У тебя чудесный дом, Ричард.
- Я знаю, - он по-прежнему улыбался, будто все было в порядке вещей. Анни проглотила язык, не зная, как начать свою речь и стоит ли начинать ее вообще. Хотя разум подсказывал ей, что это необходимо и отвертеться ей никак не удастся.
- Ты уж извини, что не предупредил тебя заранее. Я и вправду хотел связаться с приятелем, но, как всегда, голова моя – дырявый чайник, забыл. А подводить тебя было бы ужасно некрасиво с моей стороны. Вот и пришлось немножко схитрить, ведь от меня ты бы вряд ли приняла приглашение. И я уж совсем не подозревал, что сегодня меня не будет в столице, - высказал он наконец все.

Анни молчала, не зная, что ответить. Обвинять – глупо и неблагодарно. Благодарить – тоже как-то глупо и почему-то не совсем прилично, хотя чувство именно такого оттенка наполняло ее сейчас. Делать вид, что так и должно быть – совсем неправильно. Она молчала, в каком-то странном ощущении вины опустив глаза в пол, поэтому она не совсем поняла, когда он поставил книгу на место и направился к ней.

Он подошел, близко-близко, так что она могла почувствовать исходящее от него тепло и тонкий смолистый и одновременно свежий запах туалетной воды.
- Анни… - прошептал он, поправляя прядь ее волос и нежно прикасаясь к ее губам. Она слегка дрожала под его руками, легшими на плечи, не обнимая, сохраняя эту небольшую дистанцию между их телами, удивленная и восторженная до тихой покорности.
Они стояли посередине залитой светом комнаты, одни в целом мире, они были его сердцем, пульсировавшим и испускавшим золотые волны вокруг себя. Казалось, этот мир стал колыбелью целой вечности – она дышала светом, теплом, и наконец-то она открыла глаза и охватила собой всю вселенную.

- Ты прекрасна… - дрожащим шепотом договорил Ричард, зачарованно глядя в ее крупные, темные глаза. Анни вздрогнула и опустила голову.
- Мне… извини, мне надо идти… - внезапно слетели с ее языка нелепые слова.
- Но… зачем? Останься… Зачем тебе куда идти, искать свой дом? Становись хозяйкой этого… Он будет совсем не против. Даже наоборот… - он отступил на шаг, в растерянности крутя головой по сторонам, как бы ища подсказку. - Я уже так привык к тебе, что не представляю и недели, чтобы не видеть тебя рядом. Пожалуйста, будь моей женой… - удивительно трогательно, совсем по-детски прошептал он, потупив глаза.
- Ричард… - только и смогла сказать она в ответ. Зачем протестовать, если он просит того, о чем она могла только мечтать. Зачем сейчас отворачиваться и уходить, если так хорошо остаться? – Я, наверное, согласна…

Он удивленно, радостно поднял на нее глаза… Он был похож на маленького проказника, которого вместо того, чтобы отругать, похвалили и наградили куском вкусного пирога.
- Правда? В самом деле, ты согласна?
- Конечно, - Анни не могла не улыбнуться, на него глядя. Вроде бы такой умный и серьезный человек, а при этом – сущий ребенок. Он смущенно заулыбался в ответ и обнял ее, крепко и бережно, будто боясь, что от неловкого прикосновения она может рассыпаться.
- Я люблю тебя, - тихо прошептал он ей на ухо. Анни от этих слов вздрогнулабыли наполнены эти слова, такие простые и необыкновенно важные.
- Я тоже, тоже… люблю тебя, милый, - зашептала она в ответ, чувствуя, как горячие слезы навертываются на глазах от осознания своего счастья.
Солнечный свет радостно заключил их обоих в свои объятия и окутал их головы золотыми венцами. Анни и Ричард только улыбнулись ему в ответ – какие здесь еще нужны были слова?

Группы: [ чуточку фантазии ]

Линк • Печать • Цитировать

« Вернуться

Ну когда совсем нечего делать - пишу сюда

закладки:

цитатник:

дневник:

местожительство: