Ты - мое счастье... А потому, я тоже хочу сделать счастливой тебя.
И начинаются ласки - кинжально-острые, обжигающие страстью и нежностью, чувственный танец губ и рук по твоему зовущему, желанному телу. Дорожка жадных поцелуев извивается от мочки твоего ушка до самого низа живота, сокровеннейшего из мест... И почему их так часто зовут "срамными"? Ах, ханжи, не видите вы всей их прелести, не знаете, как упоительно это - ласкать губами и языком крохотный, с горошинку, клитор, шустро сновать пальцем во влажном тепле лона, одновременно мягко массируя коричневое колечко ануса. Не знаете, каково сплетаться в любовном упоении на измявшихся простынях, ласкать, даря наслаждение, не требуя ничего взамен - просто, чтобы тебе было хорошо, солнышко. А ради этого - все к твоим прелестным ножкам: трепет, нежность, восхищение, любовь... Все.
Ты извиваешься под моими ласками, стонешь в голос, не боясь, что услышат; твои пальчики погрузились в пряди моих волос, тесней прижимают мою голову к твоей истекающей соками плоти. Не бойся, что отстранюсь - и за все сокровища мира не будет такого, лишь после того как... Да, да, именно! - ты конвульсивно изгибаешься, стон переходит в крик, мечешься на кровати, едва не ломая мне пальцы; в висках стучит кровь, а ты еще и сжимаешь их бедрами... Девочка моя... Пальцы с неохотой покидают влажное тепло: один - из мокренького лона, второй - из расслабившегося ануса. Приласкав на прощание длинным движением языка, я поднимаюсь вверх, лестницей поцелуев и ласк: щекоча кончиком языка впадинку твоего пупка, оглаживая руками бедра и талию, дразняще оплетая пальцами упругую грудь. Губы подоспели на помощь чуть позже, и с нежностью обволокли аккуратный сосок, язык юркой змейкой начал теребить его, словно не насытившись там, внизу...
Мягко отстранившись и тяжело дыша, ты сама с лукавой улыбкой начинаешь мучить меня, соколоп падая вниз, к напряженной, налитой свинцом плоти. Цепь быстрых поцелуев, ласка язычком вдоль всего ствола, заставляющая рычать по-звериному; наконец твои губы целиком принимают его в горячий ротик... И начинается пытка - сладкая, опьяняющая, сводящая с ума. О боги, как же хорошо! С губ один за другим рвутся стоны, вереница бесконечных "Люблю... ", бедра двигаются в такт, навстречу твоим беспощадным губам и юркому язычку. Катарсис, высший миг наслаждения, сияющий белизною горных снегов. Вспышка нового солнца под зажмуренными веками, теплая жидкость, потоком извергающаяся из меня; сладостные конвульсии, агония прекрасней самой жизни...
- Спасибо тебе... Люблю тебя... Счастье мое... - шепчу едва слышно. Но ты все прекрасно знаешь, чувствуешь сердцем, и губы наши сливаются в поцелуе, я ощущаю собственный солоноватый вкус, обвиваю руками твою талию... Странно, но он нимало не опал, все так же возвышается странным, дивным памятником несгибаемости нашей страсти, наших чувств... Нежности нашей.
И я не медлю, пользуюсь этим, плавно слившись с тобой воедино...
И начинается Таинство, величайшее под этим небом и под этим солнцем. Таинство зарождения новой жизни, мистерия Любви, когда двое любовником сплетаются телами на ложе, а души парят в заоблачных высях, наслаждаясь единением и величайшей Гармонией, счастьем быть вместе...
Увы, как и всякое счастье, оно скоротечно. Казалось, лишь миг назад забились в унисон сердца, слитным набатом, лишь совсем недавно кричали мы от счастья, позабыв обо всем, заключенные в клеть Любви и Нежности, неразделимые, счастливые - и вот, уж все... Пик удовольствия, слитный крик любящих.
Вспышка, ослепительно-белая...
Сводящее с ума наслаждение, сладкие судороги...
Мягкие объятья, ты, обессиленно рухнувшая мне на грудь, укрывшее нас одеяло...
И тихое, едва слышное: "Люблю... " Одновременно. А вслед за тем - смех.
"Спасибо... "
Всегда пожалуйста. Ты же знаешь.
Мое счастье...