Я сам вас придумал. Просто увидел в окне и, не раздумывая, прыгнул. Скучно было бы прыгать просто так. Без компании. Зеркальный Лещ принял меня на спину. Его чешуя тысячами маленьких зеркал отразила калейдоскопом мир, и в каждом множество солнц ослепили меня, и неба круговерть захватила дух. Ослеплённый и захваченный врасплох, я разозлился ещё больше. Ведь прыгая в окно, я не собирался летать как дурак, а естественно - планировал падать. А Зеркальный Лещ и Серебристый Хек придумались как-то сами, чтоб на последок показать миру язык, выпустив на волю ещё порцию несуществующих существ, родом из той Вселенной, куда я решил попасть. На авось, на зло, от безысходности. Разум подсказывал мне, что рухнув на асфальт с такой высоты, не факт что я тут же попаду в свой придуманный мир, а скорее всего стану бродить в теле привидения сотню миллиардов лет по той же самой планете, откуда решил свалить таким простым способом. Разум подсказывал, а сердце молило – беги! Уноси ноги, пока не поздно. Пока в тебе текут акварельные реки, пока ты, чуть прищурившись, умеешь ломать пространство и выуживать сказки, пока ты воришка и обманщик, виляя велосипедными шинами, обходишь все трещины на своём пути, закрываешь глаза и затыкаешь уши, пока ты слышишь внутреннее море, пока ты влюблён и ничто не обломало твои мечты – беги! Уноси ноги… Я унёс, когда понял что больше не вынесу… Прыгнул, но не упал.
Зеркальный Лещ подхватил меня. Он был бесподобен! Его огромная чешуя отражала собой весь Город, каким я хотел видеть его, я робко подглядывал в эти окошки-миры и в каждой чешуйке подмечал столько смешных и нелепых ситуаций, что сбросил всю суровость и хохотал от души. Лещ махал тонкими крыльями – веерами, подмигивал и улыбался дугой, обнажая искрящийся золотой зуб. Зуб ловил солнце и отражал его лучом такой силы, что тот рассекал верхушки многоэтажных облаков и они падали, словно опрокинутые кубики, скатывались друг с друга прямо на крыши домов и оставались лежать там, медленно стекая по стенам белым воздушным мороженным. Рядом с нами пристроился Серебристый Хек. В отличие от Леща, эта рыба была маленькая, размером с кошку, она серебрилась одуванчиковым пухом, но взгляд имела мудрый и глубокий, так что я даже застеснялся чуть-чуть, но скоро успокоился, когда Хек выпустил лиловый пузырь с крошечным корабликом внутри. Пузырь долетел до меня и лопнул, а кораблик присел на плечо. Здравствуй. Две добрые рыбы несли меня в небе… А я думал – когда же наступит темнота смерти? Куда мы летим? Я просчитывал и взвешивал – этому научил меня мир, я подозревал и сомневался – этому научили меня люди, я завёл пластинку ума и он снова вспомнил обиды и злость. Я надулся как глупая жаба и мы резко пошли вниз…
- Эй! Ты там поосторожней! А ну сдувайся! – вдруг крикнул Лещ и быстро-быстро замахал прозрачными крыльями. Мы снова набрали высоту, а Хек подлетел очень близко и, заглянув мне в глаза, спросил:
- Ты хоть знаешь, что мы проглочены гитарой?
Я не знал.
- Я думал, мы проглочены трубой, - брякнул я и насупился.
- Нет-нет! Именно гитарой. Ты же любишь, - примирительно заговорил Хек, - Вот послушай… Как воздух поёт…
Я прислушался. Воздух не просто пел, он играл, он звенел, незнакомую мелодию, словно быстрые пальцы и губы и души музыкантов только-только начали подбирать музыку, словно ждали подсказки как заиграть стройно и верно, ждали решения звука, который поведёт и выведет. Песню! Я вскочил и запел ужасным голосом:
- Я сам себе и небо и луна! Голая холодная луна! До-о-о-о-олгая дорога беспонтовая! Меня держала за ноги земля, голая тяжёлая земля, медленно любила, пережёвывая… И пылью улетала в облака, крыльями метала облака, долгая дорога бескайфовая!
Свет померк. И Зеркальный Лещ из солнечного и разноцветного превратился в серого, как пыльный асфальт. А небо–гитара вздрогнула звуком и подстроилась под мой мотив, небо-гитара сдалась на волю бездарного певца и сбивчиво дёргала струны, а песня сворачивалась в ракушку, скручивала нас и переваривала, пережёвывала как та земля, как то человеческое, что я подло привнёс в начинавшуюся сказку…
- Дурак, - тихо и печально сказал Лещ. Это было первое его слово, обращённое ко мне. Я счастливо выдохнул… Я всегда очень быстро осознавал, что я дурак, но когда это звучало со стороны наблюдателя – я словно сразу оправдывался перед миром, что вот мол – дурак, и знаю об этом, и все знают об этом, и никого я не обманул.
- Давай другую, пока гитара и правда не переварила нас твоей песней, - быстро заговорил Хек, - Она же живая, она же чувствует.
- Я же петь не умею! – взмолился я.
- Не обязательно петь, ты просто подумай, вспомни. И небо подхватит.
- Оно читает мысли? – удивился я.
- Конечно. Попробуй держать настройки добра, - дал неопределённое указание Хек и быстро-быстро закружил над моей головой, словно наколдовывая добрую песню, которую подхватит небо и сразу исчезнет эта унылость перекрашенного мира.
Я обхватил себя за плечи, зажмурился и лихорадочно стал вспоминать добрую-добрую песню. Песню для неба… «Мне приснилось небо Лондона…» - подумал я. И оно зазвучало…
- Грустная, - критически заметил Хек.
- Сойдёт, - сказал Лещ и, вильнув хвостом, набрал скорость.
Пошёл дождь. Мы летели молча. Мокрый Зеркальный Лещ красиво блестел, собирал капли, отражал и отражался… На строчке «промахнусь свихнусь ночью – не заметит никто» - Лещ, повёл на меня глазом и спросил:
- А если бы ты не промахнулся? Ведь ты сегодня стрелял в воздух. Зачем?
Всё они знают, эти рыбы.
- Я был зол. И обижен. Я не хотел никого ранить. Я просто стрелял в воздух.
- Но ты промахнулся, - и он засмеялся, - Дурачок. Ты собственными ногами топчешь всё красивое, что есть в этом мире. Ты так заигрался, так испугался, так загордился, что если бы меня придумал кто-нибудь другой – фиг бы я тебя катал!
- Не надо… - тихо заметил Хек, - ему и так не весело.
А я думал, что сегодня давно лопнули все струны…Нет, видно ещё остались. Что-то лопнуло во мне с тонким звуком и я заплакал.
Хек осуждающе посмотрел на Зеркального Леща.
- Он же слабенький. Зачем ты так? Пусть расскажет. Нам можно, - он снова подплыл и заглянул мне в лицо, - Мы две придуманные тобой сказочные рыбы. Расскажи нам. Станет легче. Сбрось груз страданий, доверься. Мы не подведём.
Хек нарочно выговаривал это тоном участливого психолога, видно чтоб рассмешить меня. Я улыбнулся.
- Кофе? – спросил я сквозь слёзы.
- И сигареты, - заверил Лещ.
С крутым разворотом, рассекая дождливое небо Лондона, мы рванули в кафе.
Хек проворной рыбой добыл горячий чайник, полный кофе и три стакана.
Мы пили кофе в облаках… Лещ завис в воздухе, я свесил ноги вниз, Хек пристроился рядом, мы прихлёбывали кофе, чуть разбавленный дождём и слушали небо. Оно тихонько пело: «Напои меня водой, ослепительной водой, чистой как слеза младенца…Прилети ко мне стрелой, восхитительной стрелой. В сердце… В сердце…»
- Ну, рассказывай, - Хек нетерпеливо завозился у меня под боком, - Любовь?
Я вспомнил строчку и ответил:
- «Я не люблю тебя настолько, чтоб погибнуть…Но я люблю тебя так ежедневно, как дышать и так желанно, как нырнуть в прибой…»
Повисла пауза. Друзья явно ждали продолжения. Я вздохнул и продолжил.
- Я очень преуспел с игрой в прятки. Я хорошо научился прятать свою любовь. Она всегда мне казалась родом не из этого мира, как такая заморская бабочка, чудо. Хрупкая, тонкая, ранимая вещь, которую надо оберегать и прятать. Сплести ей кокон из материальной шелухи, чтоб она прикинулась «как все», чтоб ничто не сумело затронуть её. Но я перестарался. Я прятал её за грубостями, за небрежностью, я откладывал на потом минуту, когда можно приоткрыть этот кокон и выпустить её полетать. Но она вырывалась сама. И тогда я ходил человеком без кожи, и казалось, что все глаза устремлены мне прямо в сердце. Больно и беззащитно. Эта любовь – это такая страна, где ходят на цыпочках, где любое слово имеет значение, любой взгляд, в этой стране нет условий, хороший ты или дурной, до любви не надо дотягиваться, дорастать, она либо есть либо нет. Но встречая жестокость – мы учимся быть жестокими. Обижаясь, мы учимся обижать… Я брёл как по минному полю, оберегая свою любовь, пряча, закрывая, я утешал её, когда мир условностей круто обламывал, ломал крылья и мечты. Я уговаривал её не верить, когда хлопали двери, когда уходили не оглядываясь, когда из всего хорошего и настоящего выискивали одну чёрную муху ошибки и раздували до размеров слона и он топтал всю красоту, хрупкую красоту любви и нежности, преданности и доброты… Я говорил ей – не верь, это мир такой, здесь всё наоборот, здесь любят копаться в грязи, а ты летай, летай выше. Не касайся земли. И если будет нужно – я спрячу тебя совсем. Никто и не догадается, что ты есть у меня. Я окружу тебя придуманным миром, я нарисую тебя и сохраню на память, если вдруг ты исчезнешь. Но буду помнить. Живую. Так я пытался уберечь её от реальности. Реальности, которая больше походила на сон…
- Но ведь любовью нужно делиться! – воскликнул Хек, - Открывать её тому, кого любишь.
- Да. Я знаю. Но тогда ты лишаешься кожи совсем. Никакой защиты. Ты беззащитен. А тот, кто просит любви - беззащитен вдвойне. Не нужно просить. И открывать её нужно очень осторожно. И всё равно будет больно. Боль сопровождает нас всю жизнь. Потому что здесь, в этом мире совмещено не совместимое – материя и душа. Это как клетка, в которой бьётся-бьётся бабочка любви и всё равно разобьётся…
«Вот идёт мальчик, и он просто влюблён и что мне делать с ним?...» - запело небо БГ.
- Ничего не делать. Пусть идёт, - тихо ответил я небу, - эта дорога – Вечность. Главное идти, и даже если упал, встать и снова идти. И улыбаться, как придурок. И понять, что нет здесь места для любви, что не отсюда она родом, а дом так далёк, так долог путь, что как тут не завыть, как тут не выпрыгнуть из окна…
- Фиговый ты прыгун! – разозлился Зеркальный Лещ, - Есть нечто большее, чем твоё желание сгинуть. Потому что душа выше материи. И кто в итоге проиграет – это даже не обсуждается.
- Кто?
- Слон твой проиграет, мухи твои проиграют, жестокость и равнодушие проиграет, мир этот проиграет. Понял?
- Я устал, - сказал я.
- Трус ты, - ответил Лещ, - Не прошёл и половины пути, а уже бежишь. Научился вить кокон человеческий и сам превращаешься. Больно ему без кожи! Или может ты Жизнь измеряешь временем? Сколько протаскать своё тело по земле, как удачнее и безопаснее для своей хрупкой бабочки обмануть мир, обмануться, завраться, но сохранить то, что даже не принадлежит тебе! Жизнь измеряется не числом вдохов-выдохов, а моментами, когда захватывает дух!
Эти рыбы говорили такие правильные вещи, я бы подписался под всем, я кивал головой, я соглашался. Но внутри было пусто-пусто. Грустно-грустно и только ветер летал насквозь, ухало эхом разбросанных слов, они выстраивались в нелепые предложения, не имели значения. Теперь ничего не имело значения.
- Я потерял, - сказал я тихо.
-- Что? – хором воскликнули рыбы.
- Любовь.
Они захохотали. Такой реакции я не ожидал.
- Ты хоть знаешь, что пока человек просыпается, пока он прыгает из окна, пока он летает на рыбах и всё такое – он живёт, а жить без Любви невозможно. Просто ты так долго прятал её от всех, что это она устала и решила спрятаться от тебя. Но потерять ты её не можешь. Потому что она – суть всё. В ней живёт душа. А ты кто?
- Душа, - ответил я правильно.
- Дак иди, ищи и сражайся! – властно воскликнул Хек и аж подпрыгнул в воздух. Закружился, рассекая дождь плавниками – Безумству храбрых поём мы песню! Безумство храбрых – вот правда жизни!
- А как?
- Говори о Любви, пиши о Любви, рисуй о Любви, включай на небе музыку о Любви, гуляй без кожи, не одевай чужие рожи. Мечтай. И верь. И никогда не сомневайся, что этот мир уже проиграл. Проиграл наперёд. Будь стойким и тогда земля не переварит тебя, пережёвывая… Любовь переживёт всё.
- Она долго терпит, - добавил Лещ.
- Не завидует, - добавил Хек.
- Не превозносится.
- Не гордиться.
- Не ищет своего.
- Не радуется неправде, а сорадуется истине.
- Всё покрывает, всему верит, всему надеется, всё переносит.
- Любовь никогда не перестанет, - добавил я и улыбнулся.
- Точно! – крикнул Хек и кувыркнулся в воздухе, - Полетаем?
- Да, - ответил я. На душе стало удивительно светло и небо тоже посветлело и запело: «То что происходит – я даже не знаю, я иду в огне, но я не сгораю, катишься по рельсам, гасишься и гаснешь и вдруг это сердце распахнуто настежь!»
- Держись покрепче за чешую, - велел Зеркальный Лещ и сорвался с места.
Это было круто! Мы летали над городом в ярких лучах горячего солнца, миллиарды солнечных зайцев спрыгивали на землю с зеркальных чешуек Леща и разбегались по закоулочкам. Я вглядывался и видел, что в Городе гуляют невиданные до этого существа, словно нарисованные, вписанные в реальный мир. И чувствуют себя там превосходно.
- Сочиняй! – улыбнулся Хек, - Смотри на мир и видь его таким как хочешь. Так дольше протянешь, - он засмеялся, - Но не возомни себя Богом. Всё что ты можешь придумать, уже давно придумано Им. Просто бери напрокат. И катайся!
И я катался. На сияющей рыбе, над придуманным городом, со всё возрастающей надеждой, надеждой на Жизнь, полную красок, полную минут, когда захватит дух. И я тихонько повторял про себя: «Вернись- вернись, найдись-найдись, проявись. Уж теперь я не спрячу тебя, как трусливый жадина, перестраховщик, уж теперь я не стану вить кокон человеческий, я проживу нараспашку. Я побегу наотмашь. За тобой. Куда ты полетишь – туда и я!
А небо грохнуло красками! Рассыпалось искрами, заиграло светомузыкой. И пело-пело и летело навстречу, чтобы обнять, принять, убаюкать, вылечить, подбросить и отпустить. Тихонько на землю поставить. Беги, мальчик… Ищи.
И когда мои рыбы отпустили меня на землю, на прощанье махая разноцветными плавниками, я смело сделал первый шаг по новой планете, я оглядел её новыми глазами, и что-то новое затрепетало в груди, пробилось ростком, таким хрупким, таким сильным и потянулось к небу. Тонкая связь. Струна гитары. «Держи настройки добра» - вспомнил я наказ Хека. Выпрямись. Я выпрямился и побежал. Навстречу любви.