Сегодня Четверг, скоро новый год. Опять боюсь писать о своём, словно вообще кто-либо когда-либо будет это перечитывать. Если да, то думаю к тому времени уже будет всёравно, даже если я здесь буду дерьмом на стенах рисовать. Но, видимо, я боюсь писать не из-за этого, а из-за того что нужно некоторые вещи признать как действительные, но это представляется пугающим. Например что я сегодня пил кофе во дворе из чашки. Например что в присутствии мамы у меня иногда темнеет в глазах. Например что в присутствии этой душевнобольной, у меня болят яица.

Хуёвая новость, как и впрочем все остальные касательно этой темы. Но тема витает в воздухе таким наэлектризованным комом, что эксперименты с шаровой молнией были бы здесь самым уместным занятием. Спастись ценой электричества. В зависимости от контекста, это может значить диаметрально противоположные вещи. А когда я об этом думаю, у меня в уме возникают образы, которые застилают взор того что я вижу в действительности, просто тут.

Но яица это всё не отпускает, словно и нету меня, и нету действий производимых мной. Словно спасение необходимо. Словно что-то не так. Я спасаюсь, этим текстом, стараюсь увлечь свой ум, перенаправить своё внимание от примагничивающей навязчивой идеи, но при этом, действительное состояние её психики находится на уровне человека неотрывно держащего меня за яица. Тоесть вгоняя в сердце моё занозу, она избавляется от врага угрожающего её безопасности, и сын при этом растворяется. Моральная действительность семейного блага расчепляется, и в эту же секунду, она сжимает яица, чтобы не стать жертвой врага, который неизменно желает её провести. Всё это наталкивает на сверх-гениальные мысли о докторской диссертации на тему психиатрии, которая, естественно в будущем, ощутимо влияет на моё благосостояние. Но эти мысли - они как мыльные пузыри густо-синего оттенка, надувающиеся в уме по законам химически-психоделическим.

И после этого абзаца, я возвращаюсь к посланиям к женственным особям в интернете, от мейла из песни Аврил Лавинь до твиттера Операторши Домофонов. Эти направления для деятельности, которые могли бы послужить мне сегодня развлечением, становятся радикальными красными кнопками в моём уме за считанные секунды, скатываясь от обычных до "важных", в присутствии мамы, конечно.

Звуки из окна, сейчас послеобеденное время, сначала вызывают восторг её, а если я обращаю своё внимание на это, она производит животные отпугивающие звуки. Она производит такие звуки, от которых у меня начинают дрожать промежности. Эти звуки есть производная от её серьёзных подавлений в детстве. И теперь эти звуки она острыми бритвами направляет против "врага". А за неимением врага, она выбирает любую жертву. Теперь она разговаривает. Она почувствовала что я обратил на неё внимание, как на красную тревогу, и начинает выкачивать у меня "запуганное внимание". Я часто за последнюю неделю использовал этот тип диалога с ней "резкие" требовательные реплики, на которые можно отвечать только раболепностью. И вот, её недовольный ком наэлектризованности теперь отплёвывает мне все эти вещи, в буквально вакууме, словно у неё в голове лаборатория по изучению свойств молекул и атомов. Интенсивность её размышлений, очень важна, но весь последний абзац я написал в страхе что она снова запугает меня звуком трясущихся яиц. Тоесть она получает моё внимание. Получает безраздельно, словно у неё есть социальный авторитет. Она использует социальную шизофрению для манипулирования мной, и вот, я всё это записываю. Это не попадёт ни к кому, никто, вероятно, этого не прочитает, но, выходит, единственное что сейчас происходит в квартире, это абсолютное подчинение. Она высиживает свою болезнь, одновременно выламывая всё что во мне есть хорошего. И я продолжаю это писать. Я продолжаю это переписывать, констатировать. Пока я это пишу, она более менее спокойна. Но когда я перестаю, она переходит в режим берсерка. И, хотел бы я написать иначе, но всё движется к тому что она начнёт бросаться, я буду защищаться ножом, и её за агрессивное поведение снова закроют на этот недельно-двухнедельный период. Мне хочется только об этом писать. О том, как этому эгоистичному, властному уроду, будут делать припарки и процедуры. Единсвенное чего мне хочется сегодня, в Четверг, перед новым годом, это чтобы она была наказана за её преступления.

А когда я пишу так, пишу об этом, пишу это, у меня в голове начинает тянуть и давить. Она не кружится, но возникает радикально-резкое ощущение в голове, и писк. Для меня это означает что болезненно-агрессивная её сторона начинает выламывать своё потомство. Это всё чем проходит день. Это её любимое занятие - бороться с "врагом". Она кряхтит, теперь, и намекает мне на то, что я должен прислушаться к звукам за окном, и к шуму дрели у соседей. Словно там есть какие-то указания, следовать которым необходимо подобно приказаниям Владимира Григорьевича Ткачука, бившего по рукам линейкой в детстве, и Ольги, отобравшей бутылочку у неё, когда ей было восемь, и она жила в селе. Медленно внимание перетекает в область не давящую на промежность. Тоесть она не может определиться - ей сейчас нужно давить на промежность жертвы, на мозг "врага", или уподобляться най-ничтожнейшему существу. Это всё явления психологические. Это тонкая психология. Психология травм. Психология хронических давно забытых травм, вылечить которые невозможно.

Дальше пищит в голове. Она пытается что-то сказать из кухни, какое-то важное сообщение, которое я должен услышать краем уха и поверить в него, словно оно было произнесено вслух. Но произносит она его какбы намёком, полу-шёпотом, лицемерие которого вымеряно всей тяжестью травм. И пока я это пишу, она старается концентрироваться на чём угодно кроме этого, например на звуках за окном. Потому что конкретные причины, действительные факторы и обстоятельства травмы, остаются за замком, в области подсознания, закрытой на замок.
И я лично считаю что этот замок должны открывать только компетентные специалисты. Но одновременно с этим у меня возникает мысль что возможно это стоит опубликовать, так как это интересная статья по психологии. Но без научной непредвзятости особенностей психоанализа, таких как конфиденциальность и независимость психоанализа - это не может быть полноценной инфой. Это ну ваще неточно.

А вот написать двум девочкам по имэйлам, и что-то хорошее, это не запрещается, сегодня в четверг, это можно. Вот только она отбирает у меня право заниматься своими делами. Она начинает дёргать меня за яица, словно психиатрические дни ещё не закончились, и пора оформлять танец санитара. Можно конечно заниматься её психологией, как опекунством над инвалидом, выделяя ей определённые часы внимания. Но пока она сидит на кухне - это невозможно сделать. Остаётся ждать, продавливая в собственном мозге время и терпение, переваривать эмоции к которым я не имею никакого отношения, и ходить за неё в школу жизни, делать за неё уроки, писять и какать за неё, и вот в такой форме она признаёт жизнь. Когда эту жизнь живут за неё. Вся в мамулю, та точно также - сама не живёт, но пускает как пушечное ядро детей на произвол, чтобы наслаждаться их ошибками. Жаль нельзя всего этого ей высказать.

Сейчас она снова "играется проводами в 500watt", прислушиваясь к голосам соседей, в надежде что они сообщат ей техническу документацию действий, которые необходимо предпринять сегодня, при чём в форме стихотворной, и каждый новый звук из-за стены она прикладывает к голове как священное откровение, словно слова доктора, непременно исцеляющие её великую и непостижимую болезнь, которой она предана до конца своих дней, и ради которой готова на всё, даже проводить время своих дней в больнице, в столь почтенном возрасте.
Далее. Болят яица и голова. Всё это естественные для её организма переживания, так как из них состоит её жизнь, а я начинаю чувствовать приближение эпилептических моментов. Таким образом она получает пищу. Её пища это внимание детей. Получая внимание детей она расширяется и возростает до высоты снежной королевы, или любого другого взятого из воспоминаний образа властности женственности и неприкосновенности, а ребёнок из которого она высосала силы, становится седым уродцем. И я нахожусь с этим человеком в одном помещении. Нас разделяет только дверь. Впринципе можно предположить что мы в башне посреди леса, потому что общение с внешним миром выходит таким дорогостоящим, и труднодоступным, что лес подходит в качестве метафоры происходящего. Сказочное повествование об уродливой лысой ведьме, которое пишется на нетбуке в многоэтажном доме в 2017м году. Это словно спасательный плот, словно заявление отправленное по адресу. Вот что есть такое повествование. Если бы я с благодарностью и вниманием мог относится к ней, я бы написал такое произведение. Ну а пока всё настолько кошмарно, - это видимо будет недостижимым для неё благородным даром, который невозможно отнять. А я продолжаю думать над тем, как же освободиться от этого принудительного психоанализа, "психотерапевт за еду", и начать писать в свои твиттеры и мейлы скучающим дивчатам.

Вот довольно узкое и печальное течение моей жизни. Почти невозможно, но я поптытаюсь взять от него часть и поставить на какое-то место во внешнем мире. Вприницпе в Journals меня лично никто не знает, это довольно анонимное место для записей. Так что можно и оставить, почему нет