Я всегда мечтала о чем-то, что совершенно не могло быть. Иногда я чего-то хотела, но сама не понимала
чего. У меня просто было какое-то чувство, совсем необычное. В детстве свои мечты я старалась воплотить в играх. А позже, я начала писать. Вначале мне просто нравилось то, что все мои мечты были у героев моих рассказов. Только потом я поняла, что не могу жить баз того, что бы писать. Я писала, и мне становилось легче. Периодически случались истерики. Необъяснимые, беспричинные. Просто из-за кого-то чувства. И я писала. Обо всем. И снова было легче. А иногда душу рвало настолько, что становилось невозможно жить и дышать. И я снова зарывалась в свои рассказы. Живя в собственном мире.
Потому что мир на самом деле мне представлялся совсем другим. Не таким, каким он был. Я никак не могла смириться с его правилами и начала отказываться от него. Я ждала любви, но в то же время не верила нее. Я писала о ней и чувствовала ее. Потом смотрела вокруг себя, и я видела мир, в котором любви быть не может. Мне чего-то не хватало. Хотелось закрыть глаза и, открыв, почувствовать совсем другую жизнь. Люди, которые меня окружали, казались совсем близкими, затем я узнавала их ближе, и мне хотелось подальше скрыться от них. И снова создавала свой собственный мир, в своих рассказах. А потом рушила его, меняя любовь на полную ненависть и равнодушие. Любви-то вокруг не было! Или просто я понимала ее по-своему. Мне всегда было странно, что мои рассказы о любви были слащаво-приторными, а без любви - острыми, отталкивающими, вызывавшими отвращение.
Иногда просто не хотелось дальше жить. Хотелось замереть и не двигаться, пока не найду такое место, где моя жизнь была бы другой. Какой именно, я не знаю. Внутри меня снова появлялось какое-то чувство, которое я совсем не могла описать.
Может быть, все было бы иначе, если бы хотя бы раз я смогла описать свои чувства или, если бы кто-нибудь понял меня совсем без слов. Наверное, я бы сейчас не стояла на краю подоконника, прощаясь, и, записывая сюда всякий бред, чтобы хоть что-то осталось в память обо мне, помимо пепла моих рассказов, в новой жизни они мне не понадобятся.