Journals.ru » Шумная » Поэзия везде. Вокруг, во всей природе, Ее дыхание пойми....
Дезертир
Ф. И. Тютчев «Silentium!»[/I]
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои –
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, –
Любуйся ими – и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, –
Питайся ими – и молчи.

Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебн­ых дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, –
Внимай их пенью – и молчи!..

Ф. И. Тютчев
«Silentium!»
URL
https://vk.com/yorko.poem
Во что я верю?..
В древесную смолу.
Она такая липкая,
Такой должна быть человеческая кровь.
Стекает ручейками с веток, по столбу,
В ней запах жизни и цветов.
В ней светит солнце янтаря,
И память о спокойных временах.
Начнись война - к солдатам прилипала бы земля,
От пулевых ранений и изменения давлений в смоляных сосудах.
И каждый чуял бы безмерную тоску,
И воскресил в душе воспоминания безмятежной чистоты,
Когда из рук росли цветы
И ветер разгонял в душе желание идти,
Блуждать и жить.
Упали бы винтовки, наполнились глаза...
Слезами...

Во что я верю?
В предрассветную росу.
Она холодная и никуда не убежать
От проникающей наивности травы,
Готовности забыться в солнечных лучах
И уступить навязчивой идее жить,
В готовности забыться и уснуть прольются слёзы
Чтоб вызвать стимул мышц и памятный провал
По ком лилась слеза твоя и кто забыл тебя.

Во что я верю?
В значимость имён и строк.
В оставленных следах таиться сила.
Мы здесь проездом, из вечности потока
И были выгнали, чтоб стать красивыми,
Невольно злыми, безмерно потерявшимися,
И безучастными к своей судьбе.
Усталость слёз и праведная кровь,
Сердечная любовь и мимолётность лиц.
Мы запоминаем нежность
Мы запоминаем жизнь
Я так хотел бы жить
В том месте, где бы жили мы
URL
Развивай то, что в тебе критикуют. Это и есть ты.

— Жан Кокто.
URL





URL
— …А хочешь, человеком будешь?

— Человеком?.. — оно задумалось, — сначала я был камнем, человек пришёл и распилил меня, чтобы построить себе жилище, затем я был деревом, он пришёл и убил меня острым оружием, а затем сжег в огне, потом я был рыбой, он обманом поймал меня и съел. В следующий раз… Не помню уже… А! После этого я был носорогом и он убил меня ради забавы, даже когда я стал озером, он пришёл и отравил меня. Что потом было?.. Я был жуком и он проткнул меня острой иглой. Я умирал очень долго. Затем я стал цветком и жил в его доме, но он забыл обо мне и я умер без воды. Даже когда я был котом, маленький человек задушил меня веревкой. Когда я стал муравьем, он заживо сжег меня круглой стекляшкой… Отец! Ты же говорил нам, что мы должны любить Человека? Почему он такой жестокий? За что он так издевается над нами?

— Дитя моё, это твое последнее воплощение в этом мире. После ты пойдешь дальше. Если ты хочешь узнать ответы на свои вопросы, ты знаешь, что нужно сделать.

— Но я ведь ничего не вспомню там, на Земле? Ничего из моих прошлых жизней?

— Нет.

— И, возможно, я стану таким же, как и те, кто убивал меня?

— Возможно.

— Хм… Хорошо. Тогда я стану…



***

— … Подсудимый, вам понятен приговор?

— Да, понятен.

— Обжаловать его вы можете в установленные сроки. Но… Скажу вам честно, за убийство сорока человек, вы все равно будете расстреляны, несмотря на все ваши апелляции. И ещё… Я так и не понял вашего мотива. Вы же не сумасшедший, судебная экспертиза это признала, скажите, зачем вы их убивали?

Человек ухмыльнулся.
— Не знаю. Мне кажется, я кое что вспомнил…
URL
Майк Гелприн "Свеча горела"
Майк Гелприн

Свеча горела




Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.

– Здравствуйте, я по объявлению. Вы даете уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет – костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьезные. У Андрея Петровича екнуло под сердцем, объявление он вывешивал в Сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, еще двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

– Д-даю уроки, – запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. – Н-на дому. Вас интересует литература?

– Интересует, – кивнул собеседник. – Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.

«Задаром!» – едва не вырвалось у Андрея Петровича.

– Оплата почасовая, – заставил себя выговорить он. – По договоренности. Когда бы вы хотели начать?

– Я, собственно… – Собеседник замялся.

– Первое занятие бесплатно, – поспешно добавил Андрей Петрович. – Если вам не понравится, то…

– Давайте завтра, – решительно сказал Максим. – В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.

– Устроит, – обрадовался Андрей Петрович. – Записывайте адрес.

– Говорите, я запомню.

* * *
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.

– Вы слишком узкий специалист, – сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. – Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники – вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф все еще достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чем немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считаных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд.

Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надежный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом, – затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский – две недели. Бунин – полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг – самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, – беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, – если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».

Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать – вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

* * *
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.

– Проходите, – засуетился Андрей Петрович. – Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?

Максим помялся, осторожно уселся на край стула.

– С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.

– Да-да, естественно, – закивал Андрей Петрович. – Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.

– Нигде? – спросил Максим тихо.

– Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Еще более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия – в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… – Андрей Петрович махнул рукой. – Ну и, конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?

– Да, продолжайте, пожалуйста.

– В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал – стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем – люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше – за счет написанного за двадцать предыдущих веков.

Андрей Петрович замолчал, утер рукой вспотевший вдруг лоб.

– Мне нелегко об этом говорить, – сказал он наконец. – Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!

– Я сам пришел к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.

– У вас есть дети?

– Да, – Максим замялся. – Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в Сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?

– Да, – сказал Андрей Петрович твердо. – Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.

– Пастернак, – сказал он торжественно. – «Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…»

* * *
– Вы придете завтра, Максим? – стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.

– Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, – Максим обвел глазами помещение, – могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счет оплаты. Вас устроит?

Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.

– Конечно, Максим, – сказал он. – Спасибо. Жду вас завтра.

* * *
– Литература – это не только о чем написано, – говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. – Это еще и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.

– Пушкин, – говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.

«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».

Лермонтов «Мцыри».

Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилев, Мандельштам, Высоцкий…

Максим слушал.

– Не устали? – спрашивал Андрей Петрович.

– Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

* * *
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на нее времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днем постигал ее и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.



Майк Гелприн*, известный также под псевдонимом Джи Майк, родился 8 мая 1961 года в Ленинграде. Окончил Ленинградский политехнический институт в 1984 году по специальности «инженер-гидротехник». В 1994 году переехал на постоянное место жительства из Санкт-Петербурга в Нью-Йорк. Сменил множество работ и профессий. Живёт в Бруклине.
Литературное творчество Гелприн начал в 2006-м году как автор рассказов об азартных играх, в которые долгое время играл профессионально. В 2007-м переключился на фантастику. За семь лет написал и опубликовал в журналах, альманахах, сборниках и антологиях 110 рассказов. Еще десятка три ждут своей очереди и полсотни уничтожены автором как недостаточно качественные.
В 2013-м в “ЭКСМО” вышел роман “Кочевники поневоле”. В 2014-м в “Астрели, Спб” – роман “Хармонт. Наши дни”, прямое продолжение “Пикника на обочине” АБС. Там же готовится к изданию авторский сборник рассказов.
Гелприн считает себя учеником Бориса Натановича Стругацкого. По собственному утверждению, никогда не стал бы писать, если бы не БНС, и вряд ли бы стал читать фантастику как таковую, не будь книг АБС.
На настоящий момент Гелприн считает своим самым значительным произведением рассказ “Свеча горела”, но надеется, что лучшее его произведение ещё не написано.
Из принципиальных соображений Гелприн просит не называть его писателем и таковым себя не считает. Творчество для него – скорее болезнь, графомания, от которой он множество раз пытался излечиться, но так пока и не сумел.
URL
© Макс Фрай
«Позориться» — слово из лексикона обычного человека, озабоченного чужим мнением и прочими социальными грузилами.
URL
Поэзия везде. Вокруг, во всей природе,

Ее дыхание пойми и улови —

В житейских мелочах, как в таинстве любви,

В мерцаньи фонаря, как в солнечном восходе.

Пускай твоя душа хранит на все ответ,

Пусть отразит весь мир природы бесконечной;

Во всем всегда найдет блеск красоты предвечной

И через сумрак чувств прольет идеи свет.

Но пусть в твоей любви не будет поклоненья:

Природа для тебя — учитель, не кумир.

Твори — не подражай.

— Поэзия есть мир,

Но мир, преломленный сквозь призму вдохновенья.


Брюсов
URL
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

Белла Ахмадулина
URL
Белый пух, горячий ветер...
— Спишь?
— Скажи, зачем мы здесь?
— По секрету?
— По секрету.
— Спички есть?
— Конечно, есть.
— Чиркни спичкой, станет ясно:
мы пришли...
— Не надо вслух!
— ...чтобы вспыхнуть и погаснуть,
словно тополиный пух.
— Что ты! Тише! Будет вечер,
чай, пирог, луна в окне,
чашку в руки, плед на плечи...
— Вечер — твой, а вечность — мне?
— Вечер — наш, а вечность — к черту.
— Чиркни спичкой.
— Ты опять?
— Проще быть живым, чем мертвым,
проще плакать, чем молчать.
Вдох. Как граппа ветер крепок.
— Я почти исчез, а ты?
Самый сладкий, напоследок,
выдох — время жечь мосты.

Макс Фрай
URL
Освободите себя от надежды, что море когда-нибудь успокоится. Мы должны научиться плыть при сильном ветре.

Аристотель
URL
"Я рисую потому, что хочу сделать людей светлыми. Потому что свет побеждает смерть." Эль Греко

El Greco - Christ Embraced the Cross (detail) (1587-96)
URL
Одна покупает новую одежду, другая идёт в старой майке на концерт любимой группы. Один делает ремонт, другой срывается в отпуск по городам и странам. Одни заводят детей, другие продают всё, бросают работу и уезжают на три года в путешествие. Один идет в спортзал и садится на диету, другой делает тату на всю спину. Одна мечтает о новом мини-купере, другая покупает опель 93-го года и сама копается в нём. Одни ходят в церковь каждые выходные, другие ищут на те же выходные пару для группового секса.

Объединит всех этих людей одно - кто-нибудь обязательно осудит их выбор.
Одна ходит в старье, другая только о шмотках думает. Этот всё гуляет и не думает о будущем, тот всё дома сидит, света не видит, а жизнь проходит. Первые в стариков в 30 превратились, вторые ведут себя как подростки в 40. Один в качалке жизнь проводит, другой тело изуродовал. Та - меркантильная дура, а у этой руки вечно в масле, кому такая понравится. У первых православие головного мозга, вторые извращенцы без башки.

Удивительно, но на любой поступок найдется кто-то, кто посчитает его неправильным лишь потому, что сам поступил иначе (будем честны, в первых рядах осуждающих обычно представители домостроя, религий и зож).

А ведь на самом деле всё просто: находясь на вершине горы или засиживаясь до ночи на работе, сидя с ребенком или плавая в море, копаясь в машине или лежа в постели (хоть один, хоть втроем), объедаясь пирожными или качаясь в спортзале, прыгая как сумасшедший на концерте (в зале или на сцене) или готовя дома обед, важно осознавать - это твоё, лично твой выбор, от которого ты ловишь кайф. Пусть иногда и бывает трудно (а трудно бывает всем), но ты его не променяешь ни на что. Это только твоё. А все, кто не согласен с твоим выбором, могут пойти к чёрту.

У меня всё.

Алексей Mr.Mrz Хромов
URL
Карлос Кастанеда. Учение дона Хуана
Я однажды спросил у своей бабули быстро ли пролетели её 70 лет, она ответила "как один миг". Забавно получается, то есть между рождением и смертью есть один миг, который утекает как вода сквозь пальцы, уже через мгновение я буду танцевать свой последний танец со смертью. Выходит ничто не важно. Делай что хочешь, живи как хочешь, просто будь счастлив в этот последний миг.

Мне не понятно лишь одно, если смерть так близка и очевидна, то как я, как мы все, умудряемся заполнить свою жизнь таким количеством хлама, сомнениями, сожалениями, прошлым которого уже нет и будущим которое еще не случилось, страхами которые скорее всего никогда не сбудутся, если все настолько очевидно просто. Мы все обречены, остается только принять все таким каким оно уже является, шагнуть в неизвестность и наполнить каждый вдох Любовью, а выдох Благодарностью. Какой смысл сражаться с реальностью, превращать жизнь в поле боя, когда можно превратить эту игру в потрясающее приключение, лишенное страха, но наполненное волшебством, миром, добротой, гармонией и любовью. Порой у меня создается впечатление что вся реальность — это зеркальная комната, где я кривляюсь изо всех сил,с собой воюю, сам себя пугаю, сам себя смешу, сам обнимаю, себя люблю… Дон Хуан как то сказал, мол искусство воина состоит в сохранении равновесия между ужасом быть человеком и чудом быть человеком. Какой же он потрясный этот Дон Хуан…
URL
Не стоит думать о тех, кто лишь занимает место в памяти, не давая ничего взамен.

📚Дмитрий Емец
URL
уж лучше думать, что ты злодей,
Чем знать, что ты заурядней пня.
Я перестала любить людей, -
И люди стали любить меня.

Вот странно – в драной ходи джинсе
И рявкай в трубку, как на котят –
И о тебе сразу вспомнят все,
И тут же все тебя захотят.

Ты независим и горд, как слон –
Пройдет по телу приятный зуд.
Гиены верят, что ты силен –
А после горло перегрызут.

Вера Полозкова
URL
«ТЫ»
Я спокоен, я иду своей дорогой.
Не пою, что завтра будет веселей.
Я — суровый,
я — суровый,
я — суровый.
Улыбаешься в ответ:
а я - сирень.

Застываю рядом с мраморной колонной,
Удивляюсь, почему не убежал.
Я — холодный,
я — холодный,
я — холодный.
Улыбаешься в ответ:
а я — пожар.

Я считаю перебранку бесполезной.
Всё в порядке, пусть любовь повременит.
Я — железный.
Я — железный.
Я — железный!
Улыбаешься в ответ:
а я — магнит.

Роберт Рождественский
URL
На печаль я наложила вето. Домашняя библиотека поэзии. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Мир до невозможности запутан.
И когда дела мои плохи,
В самые тяжелые минуты
Я пишу веселые стихи.

Ты прочтешь и скажешь:
— Очень мило,
Жизнеутверждающе притом.—
И не будешь знать, как больно было
Улыбаться обожженным ртом.

Юлия Друнина
URL
Величайшее в жизни счастье - это уверенность в том, что нас любят.
Любят за то, что мы такие, какие мы есть.
Виктор Гюго
URL
«Где валяются поцелуи»
- Почему люди так не любят понедельники?
- Потому что всю неделю они планируют в этот день начать новую жизнь, но в выходные им кажется,что и старая вроде ничего.

Валиуллин Ринат
URL
Не стоит жаловаться что ты спишь три-четыре часа, лишь потому, что всю жизнь прожил с дурацким убеждением, что человеку этих часов полагается восемь или девять.

Стивен Кинг
URL
Мне тебя обещали
Я слишком идеализировал чувства людей, они все казались мне искренними. Осознание обратного пришло по ходу жизни и в итоге сделало из меня двукратного мирового чемпиона по цинизму, не верящего в извинения и обещания больше уже никогда.

Эльчин Сафарли
URL