Родился я давно. Достаточно давно, чтобы не говорить об этом вслух. Да и не имеет это особого значения. Своей родиной считаю Соединенные Штаты, хотя за всю свою жизнь немало перемещался по всему миру. Моё детство мало отличалось от детства любого подростка – разбитые в кровь колени, драки, походы с отцом в лес, школа и все те мелочи, которые присущи парню 7-14 лет. Я учился в местной школе, помогал отцу с техникой. Ничего особенного или уникального. Мою жизнь можно было уверенно назвать жизнью среднестатистического американского подростка. Шли года, мои родители начали жалеть о том, что я единственный ребенок в семье, но они уже не были в том возрасте, когда стоит заводить детей. Слишком была высока вероятность серьезных осложнений, тем более при не очень высоком уровне медицины того времени.
Потом началась Первая мировая война, которая затронула практически весь мир. Когда отец ушел на войну, я стал для матери опорой. Я считал себя ответственным заменить отца, пока того не было в доме. Помогал по хозяйству, старался не давать матери ни единого повода расстраиваться, не грустить вечерами. И я считаю, мне это неплохо удавалось.
Одно из негативных последствий Первой мировой - эпидемия испанского гриппа (La Pesadilla). Эта болезнь считалась и до сих пор считается едва ли не самой страшной эпидемией гриппа за всю историю человечества, было немало смертей, города вымирали полностью. И эпидемию было не остановить. За те два года, что свирепствовал грипп, погибло намного больше людей, чем в самой войне.
Когда мой отец вернулся, мать была без ума от счастья. Она всеми вечерами не отходила от него, они были вместе практически все сутки напролёт. Но это была преждевременная радость, к сожалению. Эпидемия не обошла стороной мою семью. Сначала заболел отец, он начал сильно кашлять, стал задыхаться, а на губах после очередного приступа оставалась его собственная кровь. Мы с матерью отвезли его в больницу, но врач сказал, что ему уже не суждено выжить. Он быстро умер. Прошла всего неделя с момента его первого кровавого кашля, как его не стало. Мать не находила себе места. Только ее надежда на его возвращение оправдалась, как она снова потеряла отца. Теперь уже навсегда. Вместо моей матери рядом со мной осталась лишь ее потерянная тень.
Практически сразу после того, как моего отца положили в больницу, заболел я. Я пытался скрыть этот факт от матери, не хотел ее расстраивать, не хотел терять остатки её, но, видимо, симптомы были слишком заметны. Она настояла на том, чтобы я также лёг в больницу, стала ухаживать за мной, поскольку врачи не могли постоянно заниматься одним пациентом. Я долго болел, долго и мучительно. Лучше не становилось, существовала лишь грань между бредом и реальностью. И эта грань была слишком призрачна.
Как и следовало ожидать, мать также заболела. И намного серьезнее меня. Даже будучи больной, она старалась ухаживать за мной, помогала по мере сил. Это и сгубило ее. Она очень быстро ушла из жизни, растратив слишком много сил сначала на моего отца, а потом на меня. Я уже был практически мертв, я мало что помнил. Этот небольшой, но переломный период своей жизни я восстанавливал по рассказам сначала просто врача, а потом того, кто стал моим отцом - Карлайла Каллена.
Перед смертью она, может, что-то почувствовала, поняла, что от Каллена исходит какая-то внутренняя сила, и со слезами на глазах, с приступами кашля, которые постоянно прерывали ее, она из последних сил умоляла Карлайла помочь мне, не дать мне умереть. Она так и ушла из жизни у него на руках.
Ту ночь я так и не запомнил. Я не помнил ничего, кроме дикой боли, которая из маленького очага на шее переросла в пульсирующий пожар всего тела. Ничего, кроме адской боли, которая не давала ни вдохнуть, ни выдохнуть. Легкие жгло изнутри, мышцы сворачивало в жгуты. И единственной мыслью, которая маяком пульсировала в моей голове, было «лишь бы поскорее умереть».
Шёл 1918 год. Зима.