***
Раз, раз, раз… Андрей считает шаги. Мокрый асфальт, ровный, как зеркало, светится отраженными лучами фар и фонарей и одновременно завораживает своей абсолютной чернотой. Андрей внимательно, словно художник, изучает орнамент гниющих листьев на тротуаре: три дубовых, светло-коричневых, лежат веером; желтый кленовый лист, разорванный чьим-то каблуком. Почти разложившиеся листья липы.
Раз, раз, раз… Одинокая темная фигура движется точно по середине тротуара. Идет обыкновенно, ни торопливо, ни медленно. Руки в карманах, кожаная куртка расстегнута, намокшая от дождя футболка липнет к груди. Голова низко опущена, лица не видно.
Желтые фонари сквозь слезы, с почти человеческой жалостью смотрят на Андрея. На мокрые взъерошенные светлые волосы, на высоко поднятые, как в ознобе, плечи.
Он один, вокруг все зыбко, все мерцает, колеблется, расплывается под каплями дождя. Только тяжелые грязные тучи грузно, но торопливо движутся по небу навстречу Андрею, будто заслоняя от него что-то, запирая его в этом странном пространстве-между-мирами. Он один, но – работает давно укоренившаяся в подсознании привычка – поднимает плечи и смотрит исподлобья, закрываясь, уходя от внешнего мира… укрепляет свою Стену.
Впереди скопление огней, слышны гудки машин и озлобленные крики – пробка. Андрей морщится: меньше всего ему сейчас хочется продираться сквозь сигналящую и кричащую человеко-стальную массу. «А ну-ка, брысь – я иду!» - мысленно приказывает Андрей. И – через минуту пробка начинает рассасываться: развернулась наконец маршрутка, автобус проехал перекресток, люди замолкли, уселись в автомобили и покатили куда-то, шурша шинами по мокрому асфальту. Добравшись до перекрестка, Андрей переходил уже совсем обыкновенную ночную улицу. Не без самодовольства дрогнули уголки губ: сработало – как всегда…
Андрей еще в детстве заметил это – если чего-то очень хочется, так, что каждая клеточка тела изнемогает в ожидании, стоит только сконцентрировать желание, выразить его одной ясной мыслью, - и события меняют свой ход, незаметно и почти естественно начинают развиваться по другому, заранее продуманному сценарию. Именно это наблюдение послужило причиной его замкнутости и отчужденности, стало первым кирпичиком в до сих пор возводимой и укрепляемой Стене.
Раз, раз, раз… Андрей шагает по мокрому асфальту, но видит под ногами только призрачный отраженный свет, расплывающиеся рефлексы. Он изучает опавшие листья, но они для Андрея – словно разноцветные пятна в глазах, что появляются, когда прикроешь веки, мельком взглянув на Солнце. От всего этого Андрея отделяет его Стена. Она – грань между реальностью – его внутренним миром – и пространством-между-мирами, тем самым, которому достаточно одного лишь желания, чтобы изменить свое лицо.
Раз, раз, раз… Одиночество. Глупая, ненужная потребность – связывать себя с кем-то, и Андрей сердится на себя за то, что и ему она свойственна. Поднятые плечи, взгляд исподлобья – колючая проволока на Стене, ранящая самого Андрея, когда он пытается вытолкнуть за ее пределы крупицу себя – ту, что не желает мириться с одиночеством.
Раз, раз… Андрей подходит к подъезду, машинально открывает дверь, не переставая думать. Всю жизнь он ждал, искал чего-то. Чего? Истинную реальность? Возможность разрушить Стену? Может, способность забыть, что есть что-то за Стеной? Правду? То есть – безумие?
Неожиданно для самого себя Андрей остановился посреди лестничного пролета. Думать больше не хочется, не хочется идти, вообще ничего не хочется делать. Промокшая футболка показалась вдруг обжигающе холодной. Он подошел к подоконнику, уселся и достал сигарету. Промучившись некоторое время с намокшей зажигалкой, закурил. Как-то обреченно прислонился лбом к холодному грязному оконному стеклу; с мокрых волос побежали вниз, выискивая себе дорогу в пыли, капли уже прошедшего дождя. Андрей поднял глаза.
Серые тучи, пролив на землю свой груз, поднялись выше и, словно устыдившись своей проказы, торопились кто куда, цепляясь друг за друга и теряя куски своих полупрозрачных локонов. А откуда-то сверху, рассеиваясь в массе туч, струился призрачный, космический свет. Казалось – воздух там, наверху, пронизан электричеством, он опасен – и в то же время притягателен… Казалось, он вечен – и в то же время зыбок и изменчив. Небо забыло про людей, небо отдалось самосозерцанию. И в то же время именно сейчас небо было для Андрея ближе и понятнее, как-то одушевленнее, чем когда бы то ни было… «Вот истинный мир!» - только и стучало в висках у Андрея, - «вот – реальность! Есть только небо и я, остальное – призраки, отражения, круги на воде…».
Из вдруг застывших пальцев выпала недокуренная сигарета, ударилась о кафельный пол и тут же погасла, разбросав искры. Все разом затихло. Все кончилось. Жизнь замерла. Недоговоренное, недодуманное повисло в воздухе. Холод пронзил каждую клеточку сущего, подарив Вселенной очередное абсолютное Ничто…
Только серые тучи все бежали по небу, окончательно потеряв интерес к тверди, покорно лежащей далеко под ними.

Прокомментирую, если можно. Ничего внятного я несомненно не скажу. Так какие-то образы...
Начало навеяло мысль о Дозорах Лукьяненко. Что-то такое есть...
А концовка аниме Мелонхолия Харухи Судзумии...
А вообще... Мне нравится. Интересно. Но... По-моему, рассказ немного безжизненен что ли... Безэмоционален... Не знаю, так показалось. Хорошее красочное начало и сухая концовка.
Он один, вокруг все зыбко, все мерцает, колеблется, расплывается под каплями дождя. Мир изначально призрачен? Или это только видение мира Андреем?
И бесконечное небо Аустерлица...)))
Tsubaki, кажется, понесло и она несет бред, как всегда))

Начало навеяло мысль о Дозорах Лукьяненко
Когда это писалось, дозоров еще не было Ну точнее наверное были, но не были популярны, экранизированы и раскручены, и никто о них н6ичего не знал...

А концовка аниме Мелонхолия Харухи Судзумии
Из аниме я смотрела только Тетрадь смерти. Ну не считая конечно творений всеми любимого Хаяо Миядзаки

Мир изначально призрачен? Или
Скорее "или". Это даже не его видение мира, а то, что его окружает. Ну конечно это спровоцировано тем, как он этот мир видит Блин, чтото я невнятно выражаюсь. Короче, психолог не поможет ему видеть мир по-другому

Хорошее красочное начало и сухая концовка.
Не знаю, удалось ли мне это, но изначльно идея была в обесцвечивании и обездвиживании среды рассказа по мере повествования. Я даже хотела избежать вставок "биографии" Андрея, поскольку ситала, что они мешают общей логике. Но без них, увы, обойтись не смогла...
Задумка была в том, чтобы создать наиболее близкое к физическому ощущения полной остановки.

Значит получилось, то, что хотела))) Динамика пропадает... В общем, да... Так вот, как оно все)))
Я вовсе и не говорю, что ты начиталась, насмотрелась, а потом написала.))) Просто одни и те же мысли приходят в голову разным людям. И твой рассказ не похож ни на одно из этих произведений. Он просто мне напомнил о...
Люблю Миядзаки)))
Андрею изначально мир кажется иллюзорным, и небо явилось просто толчком к материализации подсознательного? Блин, во загнула)))

Что-то тебя в бесцветность тянет, судя по этому рассказу и "питерскому" сну.

Структура похожа. В начале - более-менее яркий, но "плохой и ненужный" (примитивно изъясняюсь, но мысль моя, думаю, понятна ) мир, а потом добровольный уход в серость-легкость-схематичность. Эдакое наслаждение осенней депрессией.

А в концовке что? То есть, коли Андрей умеет материализовывать свои мысли, то он материализовал свой исход из бренного мира?

Хех. Тут немного сложнее задумывалось

Он никуда не исходил. Он переоценил собственную значимость, забрался куда не следует, если можно так выразиться, и был за это фигурально выражаясь наказан - переведен в неорганическое состояние вместе со своим иллюзорным миром, таким образом оказавшись полностью с ним усредненным.