Он говорил почти так же, как пел, и читал стихи почти так же, как говорил. Они переглядывались, переговаривались, перешучивались, и все это было так естественно и здорово. И песни, услышанные в сотый раз, звучали как в первый. А потом они спели эту песню, такую личную, такую мою. И стало понятно, что она для каждого личная, и каждый унесет ее в себе, свою, а пели они ее, в общем-то, себе и о себе. И банальность, что каждый певец дарит людям себя, вдруг наполнилась смыслом.