Не знаю, кто это все придумал, но жить невозможно. Я сижу в пустой квартире и боюсь пошевелиться. Я не хочу тревожить этот мир. Потому что не знаю, к чему это приведет. Но у меня ничего не получается. Я не могу не дышать. Мой организм вдыхает кислород и выдыхает углекислый газ. Я пытаюсь минимизировать этот процесс, но приходит мысль о том, что своим бездействием я все равно порождаю жизнь. Где-то в другом городе, может быть, именно в эту минуту моя мать сидит у телефона, ждет моего звонка. А я не звоню и делаю ей больно. От этой мысли я забываю про кислород и делаю глубокий вдох. Мир потревожен. Я чувствую себя камнем, который бросили в старый пруд. От него идут круги, тревожа жизнь обитателей водоема. Дотигнув дна, я снова проваливаюсь и попадаю в новый пруд, и снова - круги. И так без конца. 24 часа в сутки. Все время моего непонятного существования. Вот я и говорю: жить совершенно невозможно.
Невозможно жить, не зная, к чему приведет каждый твой поступок. Можно творить добро и сделать зло. Можно нести зло и сделать добро. И какой смысл тогда в добре и зле? Но если нет в них смысла, тогда в чем же вообще смысл? Тысячелетиями человечество жило мечтой о добре, и вот оказывается, что все это были враки! Нет ничего! А значит, жизнь бессмысленна?
Понятно, что добро относительно. Но раньше я спасался мыслью, что каждый человек является носителем личного абсолюта добра, который служит ему ориентиром в его действиях. Сейчас этот плот разрушен. Не зная, к добру или злу приведет твой поступок, ты теряешь способность различать добро и зло. Ты теряешь свой личный абсолют добра. И не получаешь ничего взамен.

Утром я нашел свою песню. На диске Кашина.

И каждый раз поднапившись всласть
Я залезаю в огромную пушку,
Чтоб доказать, что пуля не властна
Над Лермонтовым и Пушкиным.
И каждый, разлетаясь вклочья,
Осознаю, что впервые цел,
И нахожу источник,
Которого так хотел.

Эти слова удивительно точно легли на всю жизнь и на события последних дней.

Один из моих героев рассказал такой секрет успешности, который ему в свою очередь поведал в этой газированной Америке один из топ-менеджеров "Оракла". У успешного менеджера нет времени на негативные, неприятные коммуникации.
Доходит медленно. Размышляю в режиме прерываний об этом уже неделю. Но только сейчас загрузился по-настоящему. Это глубина. Поглубже, чем сахарный Карнеги. Дело не в том, чтобы строить улыбочки, а в том, чтобы не общаться с тем, кто тебе неприятен. Интересно, возможно ли такое в российском бизнесе?
Два вопроса в связи с этим родились в моем роддоме: умею ли я отсекать непозитивные коммуникации и достаточно ли позитивен я сам?
Никому не нужны неудачники. В этом страна газировок ничуть не отличается от страны непуганых дураков. До сих пор помню того старовера, с которым привелось пообщаться. Гора, машина! Экскаватор, а не человек.

Diary: Sun 27 Jul 2003

П. явился только ночью, забрал вещи и, нагруженный баулами, укатил в Питер. Уехал всем довольный - нашел здесь работу в предвыборном блоке одного популярного депутата. Уехал и оставил мне грусть.

Ночью я думал о том, что мы сдаемся. Один за другим. Сразу или понемногу. Больше или меньше. Но все мы, все сдаемся, сворачиваем со своего Пути.

Мы мечтали об очерковой журналистике, пили тысячи чашек кофе, строили планы, мы мотались по России, искали людей, достойных слова, несли слово про них в редакции, придумывали свой журнал, пытались найти деньги, не находили, снова пили кофе и снова рвались в бой. Мы ругались, мирились, и все равно шли вместе - потому что у нас был один Путь. Жизнь отбрасывала нас назад, но мы поднимались и снова перли к своему Пути. Нам казалось, что мы неостановимы. И это была пьянящая иллюзия, потому что она давала силу.

Но мы не заметили сами, как сдались. И вот уже я в Москве, делаю журнал для тысячи человек (многие из которых мне глубоко неприятны), потому что это была единственная для меня возможность жить не в нищете, и потому что Москва, а не Питер, и потому, что хорошие люди со мной. И вот уже П. соглашается полгода - до декабря - заниматься расклейкой афиш и составлением агитационных текстов. У него, наверное, тоже много своих "потому что", но есть главное: потому что деньги, а там на Пути - глухота и темень.

Наш Путь одинок. Его покинули последние бойцы. Дождь - и дорога зарастает бурьяном. Все произошло так быстро и нелепо., что иногда не верится: а было ли что-нибудь? Еще вчера мы шли, увереные, что не остановимся веками. Сегодня мы сидим в трактире, глушим водку и рассказываем случайным слушателям про опасности Пути. Грустно смотрим в окно и делаем вид, будто собираемся с силами, чтобы вернуться на Путь. Слушатели не очень нам верят. Мы, кажется, не верим себе вовсе.

И неизвестно, что это: наша слабость или наша мудрость? Не стоит идти Путем, который нужен только для того, чтобы по нему пройти. Стоит идти Путем, чтобы напоить умирающего от жажды "Спрайтом" или хотя б сказать отчаявшемся доброе слово. Но кто знает, где конец Пути, ждет ли там кто-то и нужны ли мы ему.

Нужно уметь жить без подсчетов, на одном дыхании. Дойдя, докажешь, что прав.

Деньги стремительно заканчиваются...