Можно сказать,что я впринципе перестала здесь появляться,потому что уж очень 2014 ,а следом и 2015 изменили мою жизнь.Всё чаще испытываю желание писать лично для себя,но с бумажными дневниками у меня ну никак не складывается.Постоянно переживаю,что кто-то его найдёт,залезет ко мне в душу и нанесет тем самым непоправимый ущерб моему внутреннему устройству.это о том,что не умею доварять,пожалуй,никому уже довольно долго.Надеюсь,когда-нибудь вернется эта утраченная вера в людей,их честность и надёжность.
В последнее время очень болею сердцем за людей,умирающих от разных страшных заболеваний,детей и взрослых.Не могу не думать о них,хотя понимаю,что до такой степени в это углубляться тоже нельзя.Но пока ничего не меняется.Плачу часто из-за этого.Молодые девушки,девочки,мальчики,мужчины,женщины,чьи-то матери,сёстры,братья,отцы,сыновья и дочки...Умирают от того,что никак не вылечить.Бывают,конечно,чудеса.Но Господи,как их немного.
Из-за этих бесконечных мыслей и переживаний мне бывает стыдно наслаждаться своей жизнью.Стыдно,что вот я стою на кассе и покупаю помаду новую,а лучше бы перевела эти деньги.Вот веселюсь с друзьями,а кто-то умирает.Это паранойя уже какая-то,от которой я страдаю.Порой хочется просто стряхнуть всё это с себя и крикнуть :мне плевааааать!Это не моё дело,не касается меня.Я не хочу постоянно засыпать и просыпаться с мыслью об этих людях!Моя нервная система истощена и вот-вот случится нервный срыв.Думаю,стоит отказаться от интернета и социальных сетей на время,которые постоянно кричат ою этих несчастных людях.за неделю ко мне в вк добавляются 3-4 страницы с просьбой о материальной помощи.Я правда хочу помогать,но оставаться при этом вменяемой,а на деле я грызу себя и лишаю радости жизни.Не уверена,что удалось передать свою мысль сейчас.

В общем,я страдаю.надо перестать думать только о других,несчастных и умирающих каждый день.Нужно отвлечься и просто.ПРОСТО ЖИТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ.Радоваться,работать,путешествовать,получать удовольствие.Всех не спасти.тем более,мне одной.Обо всех,о каждом из нас у Господа свой промысел.А так и в дурдом загреметь недолго.
Стряхнуть.забыть.забить,в конце концов.

Мне нравится,когда от мужчины пахнет стиральным порошком.

Это утро не похоже ни на что, оно и не утро вовсе, а короткий обрывок первого дня: проба, бесплатный образец, авантитул. Нечего делать. Некуда идти. Бессмысленно начинать что–то новое, ведь еще не убрано старое: посуда, скатерти, обертки от подарков, хвоя, осыпавшаяся на паркет.
Ложишься на рассвете, встаешь на закате, попусту болтаешься по дому, смотришь в окно. Солнце первого января что в Москве, что в Питере садится в четыре часа дня, так что достается на нашу долю разве что клочок серого света, иссеченный мелкими, незрелыми снежинками, или красная, болезненная заря, ничего не предвещающая, кроме быстро наваливающейся тьмы.
Странные чувства. Вот только что мы суетились, торопливо разливали шампанское, усердно старались успеть чокнуться, пока длится имперский, медленный бой курантов, пытались уловить и осознать момент таинственного перехода, когда старое время словно бы рассыпается в прах, а нового времени еще нет.
Радовались, как и все всегда радуются в эту минуту, волновались, как будто боялись не справиться, не суметь проскочить в невидимые двери. Но, как и всегда, справились, проскочили. И вот теперь, открыв сонные глаза на вечерней заре, мы входим в это странное состояние — ни восторга, ни огорчения, ни спешки, ни сожаления, ни бодрости, ни усталости, ни похмелья.
Этот день — лишний, как бывает лишним подарок: получить его приятно, а что с ним делать — неизвестно. Этот день — короткий, короче всех остальных в году. В этот день не готовят — всего полно, да и едят только один раз, и то все вчерашнее и без разбору: ассорти салатов, изменивших вкус, подсохшие пироги, которые позабыли накрыть салфеткой, фаршированные яйца, если остались. То ли это завтрак — но с водкой и селедкой; то ли обед, но без супа. Этот день тихий: отсмеялись вчера, отвеселились, обессилели.
Хорошо в этот день быть за городом, на даче, в деревне. Хорошо надеть старую одежду с рваными рукавами, лысую шубу, которую стыдно людям показать, валенки. Хорошо выйти и тупо постоять, бессмысленно глядя на небо, а если повезет — на звезды. Хорошо чувствовать себя — собой: ничьим, непонятным самому себе, уютным и домашним, шестилетним, вечным. Хорошо любить и не ждать подвоха. Хорошо прислониться: к столбу крыльца или к человеку.
Этот день не запомнится, настолько он пуст. Что делали? — ничего. Куда ходили? — никуда. О чем говорили? Да вроде бы ни о чем. Запомнится только пустота и краткость, и приглушенный свет, и драгоценное безделье, и милая вялость, и сладкая зевота, и спутанные мысли, и глубокий ранний сон. Как бы мы жили, если бы этого дня не было! Как справились бы с жизнью, с ее оглушительным и жестоким ревом, с этим валом смысла, понять который мы все равно не успеваем, с валом дней, наматывающим и наматывающим июли, и сентябри, и ноябри!
Лишний, пустой, чудный день, короткая палочка среди трех с половиной сотен длинных, незаметно подсунутый нам, расчетливым, нам, ищущим смысла, объяснений, оправданий. День без числа, вне людского счета, день просто так, — Благодать.

I feel сонное