Моя подружка Н. страдает аэрофобией и очень боится летать на самолетах. Единственная авиакомпания, которой она согласна лететь, это наш Эльаль, хотя особой логики в этом нет, но Н. говорит, что чувствует себя в наших самолетах уже почти дома.

Пару дней назад, Н. возвращалась из Рима в Тель Авив. Волнуясь и нервничая, она взошла на борт, раскрыла родную израильскую газету и первым делом увидела огромную статью о разбившемся самолете Эр-Франс. Н. почувствовала легкое недомогание, которое постепенно переросло в истерику, когда самолет поднялся. А когда самолет влетел в зону турбуляции, Н. разрыдалась от страха и пошла к стюардессам.
"Сделайте хоть что нибудь, я больше так не могу!" - плакала она.
"Ладно, - сказали стюардессы, - для начала прими таблетку валиума и обожди десять минут. Мы что-нибудь придумаем."

Н. вернулась на своё место. Таблетка не помогала. Через некоторое время пришла стюардесса и попросила следовать за ней. Н. завели в специальную закрытую комнату, заперли дверь (это правила безопасности), и к ней вышел молодой летчик.
"Ты не волнуйся, - сказал он, - аэрофобия у многих бывает. Вот прошлым рейсом летел в бизнес-классе солидный мужчина, так он посреди полета лег на пол в проходе и двумя руками вцепился в кресла." Потом он еще долго объяснял Н. как работает самолет, что такое турбуляция и почему волноваться не нужно. Кроме того, как рассказывала Н., пилот был настоящий красавчик, и она заметно отвлеклась от ужаса перелета.

"Знаешь что, - сказал в конце концов красавчик-пилот, - я смотрю, ты такая славная, сходи-ка за своей сумкой и пойдем к нам в кабину." (Н., кстати, тоже красавица - тоненькая, белокурая и голубоглазая). Пилоты посадили Н. между собой, и начали ей все объяснять: как и что, почему трясет, и когда перестанет. Она окончательно повеселела - пилоты были спокойные и профессиональные, а внутри было много всяческих приборов. Не говоря уже о том, какая это красота, смотреть на горизонт из окна кабины самолета.

Я думала, что, может, у неё и аэрофобия прошла, но Н. только покачала головой и сказала, что в ближайшие несколько лет она вообще никуда летать не будет.

Орен вчера забыл, что холодильник не работает, и пришел домой голодный, хаха! Открывает дверцу, а там темно и страшно! Из съедобного только абрикосы, они в темноте хорошо хранятся. Мне его, прям, жалко стало (по всему дому полно съестного, которое можно сварить), но себя без холодильника еще жальче. Хотя я уже протоптала дорожку к холодильнику своей мамы, благо, она рядом живет.

Орен походил-походил вокруг, и начал рассуждать о том, как он сейчас сварит себе овсяную кашу. Вот сейчас пойдет и сам её себе сварит. С медом и корицей.
- Ладно, - сжаливаюсь, - сделаю тебе кашу.
- Нет, - вдруг не соглашается Орен, - ты её делаешь неправильной консистенции.
- Сделаю тебе правильной, как ты любишь, погуще, - предлагаю.
- А еще ты меда кладешь меньше, чем надо, - ноет Орен.
- Я тебе туда полбанки меда запихну.
- И корицу ты не так сыпешь! - короче, придуривается.
- Скажи, - говорю, - спасибо, что я тебе купила новую корицу. У старой срок годности кончился в 2002 году. Ты ее хранил, как полезное ископаемое?
- Как, ты её выкинула? Это была моя любимая корица! Мне её в армии подарила подружка, которая изучала здоровое питание. Специально, чтоб я кашу делал.
- Отличненько, вот и отправляйся к ней за кашей, - предлагаю, - а мы тут с Мишель останемся и с голоду помрем, тебе назло.

Тут к нам в гости пришел оренский друг Гай, тот, самый, который нам холодильник подарил.
- Добили его, сволочи? - говорит, - Вот и дари вам полезные вещи после этого!
- А сколько холодильнику лет? - интересуюсь.
- Да уж постарше тебя будет!

Я укрепилась в мысли купить новый.
Угощать Гая тоже было нечем. Орен выпил на голодный желудок бутылку теплого пива и его развезло в момент, а Гай пошел домой. Кушать.