Каждую пятницу и субботу, каждую выходную ночь сотни одиноких
людей делают вид, что им весело в клубах и пабах города.

когда тебе больно,
небо кажется ниже,
и солнце не греет
и звезды падают мимо.
когда тебе одиноко,
руки не станут чужими
глаза не начнут на других смотреть с вожделеньем.
в душе будет дырка
и сердце будет закрыто
сохраняя остатки тепла
и той бесконечной любви,
что на стенах их дома
вписана в бесконечность.
что строками песен
и разными всякими нежностями
нотами, маркерами, слезами,
руками, мыслями, голосами,
не только на стенах - на сердце!
А в памяти отпечатком навечно.
когда тебе больно
небо не сделает хуже
и солнце не станет палить
и не будут загадывать звезды желанье
с тобой будет целый мир
и та бесконечная нежность
и ваша любовь,
что непременно к вам возвратится.

Ненавижу тебя сейчас. Ненавижу руки, которые обнимают меня, потому что знаю - завтра они будут обнимать другую. Ненавижу губы, которые оставляют на мне множество засосов. Ненавижу эту вызывающую ухмылочку, которая всегда на твоём лице, когда мы рядом. Ненавижу твои расширенные зрачки, которые практически закрывают радужку. Ненавижу твои стоны, такие сладкие и требовательные в моменты оргазма. Ненавижу, когда ты куришь после того, как кончил. Ненавижу твою исступленную горячность, и твои поцелуи я тоже ненавижу. Ненавижу, потому что ничего из этого мне не принадлежит; потому что на следующий день ты снова забудешь, что шептал слова любви, прижимая меня к кровати, и одаришь своим равнодушным взглядом или, быть может, скажешь приветливое "как дела, Малыш?" и снова на месяц исчезнешь. А потом, мокрый, замёрзший, со зверским выражением лица, постучишь в мою дверь и, не здороваясь, скользнешь внутрь, усядешься по-хозяйски на диван, похлопаешь ладонью рядом с собой, мол, присаживайся рядом, не бойся, и задашь свой неизменный вопрос:
- Хочешь потрахаться?
Я отвечу с возмущением, даже негодованием, что не намерена терпеть тебя больше ни минуты, а ты засмеёшься и прижмёшь меня к себе. А дальше будет всё то, что я ненавижу: французские поцелуи, жаркие объятья и дым сигарет после оргазма.
Я поинтересуюсь:
- Ты надолго?
Ты глубже затянешься и промолчишь, а докурив, снова повалишь меня на кровать.
Не знаю, как назвать то чувство, которое загорается внутри, когда я вижу тебя на своём пороге с небольшим рюкзаком за спиной, но каждый раз надеюсь, что ты, смерив меня долгим взглядом, вдруг произнесёшь:
- А знаешь, я остаюсь.
И пусть кто-то скажет, что сентиментально и глупо вот так ждать своего счастья, не пытаться даже бороться за него, но я знаю - для тебя нет единственной, потому что ты сам решил подарить себя многим.
- Когда ты бросишь курить? - спрошу я, сжимая губы, ты пожмёшь плечами и беззаботно улыбнёшься.
Больше всего на свете я ненавижу в тебе эту улыбку, открытую, почти наивную, потому что до боли хочется верить, что она адресована только мне, что никто другой не посягнёт на такое сокровище, не отберёт его у меня.
Ты погостишь дня два, которые будут наполнены умопомрачительным сексом и сигаретным запахом, а потом, извиняясь, произнесёшь:
- Прости, что заявился так неожиданно. Бывай.
На следующий день мы столкнёмся в метро, на работе, на остановке... неважно, где, и ты дежурно поприветствуешь меня, будто и не было никогда уикендов проведённых вместе и твоих пылких признаний во время оргазма.

- Малыш? - толкаешь меня в бок и я прихожу, наконец, в себя от странных мыслей.
- Что? - немало удивляюсь, когда вижу, что ты уже надеваешь рубашку и джинсы.
- Я завтра женюсь, - сообщаешь спокойно, словно, переспав с любовницей, вполне целесообразно такое говорить.
Я глотаю ртом воздух, чтобы не задохнуться от такой новости. Ты даже не поворачиваешься ко мне, натягиваешь на плечи рюкзак и идёшь к входной двери.
- Что-то не так? - интересуешься у меня, постукивая пальцами по столику с ключами.
- Н-нет, - истерически смеюсь, чтобы не показать, что мне больно настолько, что я способна сейчас просто взять и прикончить тебя на месте, что я готова выть от отчаяния...
- Прости, что заявился так неожиданно... - договорить ты не успеваешь, я прерываю.
- Надеюсь, это наша последняя встреча, - произношу уверенно, хотя, будь моя воля, села бы на пол и разрыдалась.
- Да, конечно, - в твоих глазах что-то мелькает, на миг мне даже кажется, что сожаление, но искра исчезает так быстро, что я не успеваю понять, что именно это было.
Ты киваешь на прощанье и закрываешь за собой дверь.
С минуту я глупо пялюсь в одну точку, а потом срываюсь с места и в одном белье выбегаю на улицу:
-Родной мой! - кричу так, что перехватывает горло. Наплевать, что прохожие оборачиваются на дурочку, которая в позднюю осень полуголая, в одном белье, бродит по городу.
Оборачиваешься. Я подбегаю и обнимаю тебя изо всех сил, шепча на ухо "останься со мной", "останься навсегда". Ты улыбаешься очаровательной наивной улыбкой, и я едва не реву от безнадёжности.
- Почему ты раньше не говорила мне этого? - вздыхаешь, укутывая меня в свою куртку.
- Не знаю, - признаюсь честно.
- Два последних года я ждал, что ты когда-нибудь скажешь эти слова, а теперь...
Кажется, я и сама не заметил, как по щекам покатились слёзы.
- А теперь я счастлив! - ты целуешь меня, изумлённую, на виду у собравшейся публики, и тащишь обратно в дом, бормоча себе под нос что-то, наподобие "простудишься" и "глупышка".
- Но зачем ты сказал, что женишься? - укоряю тебя позже, разливая по чашкам горячий кофе.
- Иначе ты бы никогда не поняла, что чувствуешь ко мне. Я столько раз признавался тебе в любви, но ты не верила. Я встречался с другими девушками, надеясь, что из ревности ты разозлишься или хоть как-нибудь покажешь истинные чувства, но ты продолжала молчать. Что мне оставалось делать? - ты садишься по-хозяйски на диван и хлопаешь ладонью рядом с собой, но я сажусь к тебе на колени и крепко обнимаю.
Наш поцелуй больше не ненавистен мне, я растворяюсь в нежности и самоотдаче, твои объятья не душат - любовно убаюкивают, - а ухмылка на губах кажется не гадкой, а поддразнивающей.
- Знаешь, я хочу бросить курить, - обещаешь ты мне, и мы вместе отправляемся в спальню.

Темнота. Сигарета. Дым. Я пьяна от собственных мыслей.
Моя жизнь состоит из картин, тишина и покой ненавистны.
Побеждая страх, вновь пишу, пред свечой на столе открываю
Тайну века, - вот так я живу – то воскресну, то умираю.
Цвет внутри: то черен, то бел, в крайность ночью при звездах впадаю,
Кто любить в этой жизни велел? На вопрос мой ответ, - Я не знаю!
Фонари. Тусклый свет чрез окно, сонный рай не мне предназначен.
Цвет огня? Не помню, давно, он на мелочи быстро потрачен.
Тень с лица уйдет как вода, как песок смывает все в море.
Темный лик осветит слюда, растворяясь в вселенной Покоя.
Темнота. Сигарета. Дым. Шум мелодий весеннего диска,
И вопрос на сегодня один, - Что же выбрать из данного списка?
Я пишу непонятно, ну что ж, мой язык не приучен к изыску,
И пускай он, не так уж хорош, он найдет в чьем то сердце прописку!

дождь, темнота, дым сигареты...
тебя рядом нет. чужие советы.
прошлое тихо уходит куда-то
жаль не вернёшь уже всё обратно.
но сил не хватает поставить мне точку,
опять запятая и новая строчка.
звёзды мне сверху привет посылают,
я им улыбаюсь, они ведь всё знают...
куча вопросов, но нет мне ответа,
опять в тупике, за что же всё это?!
новую жизнь начать я пытаюсь,
но что то не так и я оступаюсь.
тебя мне забыть увы невозможно.
мечты и реальность, сплелось всё так сложно.
тоску я свою в стихи превращаю,
верю и жду, но зря.... понимаю...

я ввожу в ее лексикон свои слова - она будет меня цитировать,
говорить, как я;
будет жалеть, целовать, отпускать к друзьям,
и никаких обид, истерик - она идеальная для такого, как ты, жена,
совсем не гордая и будет ждать вечерами,
в отличие от меня.

в ней живут две стихии, но не произнося их названия вслух -
я ее программирую на морские танцы на берегу, она похожа на пух,
эта детка будет тебе судьбой, яркой спутницей, путеводной звездой,
пока я буду пить в подвалах своих кошмаров, ища покой.

в ее нежности не будет ни боли, ни капли льда -
от прикосновений вместо холода будет вода,
ты ее даже полюбишь больше, чем когда-то любил меня.
все будет отлично.
меня будут лечить года.

я найду того, кого не захочу терять - он будет совсем не как ты,
я рожу ему темноволосого сына, но у ребенка будут твои черты,
и пережить случайную встречу с тобой будет легче,
чем потом цунами внутри -
ведь у тебя будет дочь с моими глазами
и моим невысказанным в них "прости".

(с)

She was flying, not going, flying above the streets of the dirty squalid city which didn’t want to let in or out anyone, above the green buses (she was so unlucky that she didn’t see any blue or white buses), above the parks, above the houses. In one of the windows two little children were standing near the oven, pushing each other, waiting for the cake; in another one – a man, a fat repulsive man (one of those men who are very proud of the money they earn however low their salary may be) hit his wife. She didn’t like it actually, but that day she didn’t pay attention to it, she was too high and too deep in her dreams.

From time to time she stopped to sit on a street lamp. She liked being alone. She was like a book on the highest shelf: everyone sees it, but no one can reach. She liked playing with mongrels putting on a gossamer small pieces of her materialized joy or gently rustling leaves on the trees. She put the clouds together, then rumpled them like plasticine and then, full of imagination and childlike delight, made from them the pictures of her past.

Everything was perfect now, but she wanted to see her childhood, loving and carefree, leaving her maybe forever. She wanted to put only light photos into her consciousness without her father’s death, without violence of her stepfather, without hanging of her mother. She had outlived all that already, but some fragments were still in her subconsciousness and sometimes came to her in nightmares.

At times she was dozing. It was comfortable for her on a street lamp though sometimes it was too loud, especially during the rush hour. She hoped to see something new, but for four years she had had the only dream.

“Go out”, cried wildly her stepfather, speaking with someone by the phone. Everything was grey except his dark-brown eyes.

“Shoo!”, said her mother, thinking that she was preventing her from cooking. In some minutes she heard:

“Leave me alone!!! I don’t want to spend the rest of my days on a funny farm. Go away!!! I’m not another anecdote of schizophrenia for you!”

“Come here, baby! I want to stroke your hair and admire your deep blue eyes! Give me your look, just one look! Grant me one kiss”, said her stepfather.

“No, step aside or…”

“”Or what?”

“Or I’ll…I’ll”, she was beginning to pant, her palms were sweating. “I’ll cry”, she pronounced irresolutely.

The room was filling with a dreadful long loud laughter and she ran away.

“Stop!!! The Devil take her, silly girl!!!”

In her room she, a 15-year-girl, saw her mother hanged on the bar where usually instead of her mother swing were hanging.

“Come down, please… Don’t leave me!!!”

She woke up. It was night already. It was exactly what she had wanted, when she had wanted to get up. Her favourite time of the day, when there were stars. Even the sounds of a road accident somewhere on the corner couldn’t make her tear herself away from talking to the stars.

She woke up because of a phone call. She didn’t like mobile phones, but her only friend, the only member of her family wanted her to have it. It was HIS number. He was also alone in the whole world. They were two loners on the edge of the Earth. They loved each other so much, but even didn’t think about marriage. They thought it would spoil their relationships. They just lived in harmony and that was quite enough. When they were far from each other, they talked to stars. They had named two stars and it seemed that everytime their stars answered them (they couldn’t but do it, because their thread, even not thread, but their rope was too unbreakable). They also liked to collect stars in their hands and make new constellations of them. No one noticed it, but it was the activity which helped two people, absolutely lonely, but absolutely splendid, to draw breath.

The voice which she heard on the phone…wasn’t HIS one. “He’s dead!”. She fell , fell from her favourite lamp. She didn’t wish to know why, how, when. She was lying on the road, waiting for a car. She got it…

She was sitting again on the street lamp.

“If only I could see the dogs playing with my joy and not only hear rustling of the grass and feel their breath.

If only I could see the children in the window, but not only smell almost prepared cake.

If only I could see the clouds, but not only try to wave my hands in the air.

If only I could see my nightmare again, and not see darkness when I close my eyes.

If only I could cry, cut not catch drops of rain by the tips of my fingers and put them on my cheeks.

If only I could see stars, just one star, his star and talk to him again, and not hear car horns, not touch the wind, not smell the smoke! No!

If only I had died!!!”

… She was going, not flying, imagining houses, cars, holding the arm of her daughter. She felt the ground, but she didn’t want to. She was not thinking any more. Her dreams had been left long before near the star, which she would never see again…

State пустота

Она съёжилась в своем любимом кресле, и казалась сейчас такой маленькой, такой беззащитной...
Привычной болью заныло сердце. Девочка моя...если бы ты знала,как иногда безумно хочется ответить тем же - попытаться передать состояние, когда самые легкие касания кажутся самыми громкими, ответить такой же раскованной нежностью, когда и сам уже не понимаешь, где кончается игра и начинается нечто неведомое - и такое манящее... Но ответить так не всегда умеешь, а часто и опасаешься - будто идешь по лезвию остро отточенной бритвы - если не упадешь, то обязательно поранишься... Потом вдруг очнешься, усмехнешься - ведь это все игра... И кто-то тихим эхом вторит - игра под названием "жизнь"...

State счастья