— Я был там, где ты — сейчас, — сказал я, слегка искажая истину. — Ничего, если я задам тебе один вопрос?
— Валяй, спрашивай. Меня ничто не обидит, Это — наш конец. Это была моя вина. Мелочи могут стать смертельными, верно, но ведь это — мы Родственные души! Ты представляешь?! Я возвращаюсь к старому, становлюсь немного менее аккуратным на несколько дней, и она жалуется, что я прибавляю ей работы, в го время как она в ней утонула. Она составляет список мелочей, которые я должен сделать, я забываю что-то, какую-нибудь глупость, например, заменить лампочку, а она обвиняет меня, мол, я перекладываю на ее плечи всю ответственность. Понимаешь, о чем я?
Конечно, я должен помогать ей выбраться, но все время? А если нет, разве это — достаточное основание для того, чтобы разорвать наш брак? Но это как камешки на мосту — накапливаются одно на другом, пока мост не рухнет. Я говорю — нужно отрешиться, увидеть светлые стороны, но куда там. Наш брак всегда был любовью и уважением, но теперь это напряжение и бесконечный труд. И злость, Она попросту не видит самого важного! Она...
— Послушай, парень, скажи-ка мне вот что, — произнес я. Он прекратил жаловаться, взглянул на меня удивленный тем, что я все еще тут.
— А почему она должна думать, что ты всего этого стоишь? — спросил я. — Что в тебе такого выдающегося, почему она должна быть в тебя влюблена?
Он нахмурился, открыл рот, но слов не последовало. Словно я был колдуном, похитившим его дар речи. Потом он — озадаченный — опять уставился на дождь.
— А какой был вопрос? — спросил он через некоторое время.
— Что именно в тебе обязана любить твоя жена? - Он опять задумался, пожал плечами и сдался:
— Не знаю.
— А ты относишься к ней с любовью? — спросил я.
Он покачал головой:
— Теперь уже нет, но это так трудно, когда...
— А твое понимание, поддержка?
— Честно? — он еще немного подумал. — По-настоящему _ нет.
— А ты открыт и восприимчив к ее чувствам? Заботлив, сострадателен?
— Не сказал бы, — он выглядел угрюмым. — Нет.
Он отвечал на каждый мой вопрос. Интересно, потребовалось ему для этого мужество, или просто отчаяние заставило его смотреть правде в глаза?
— Ты общителен, с готовностью поддерживаешь беседу, предприимчив, интересен? Несешь свет, проявляешь энтузиазм, вдохновляешь?
Он в первый раз поднялся и сел на кровати, глядя на меня.
— Иногда. Хотя вряд ли. - Долгая пауза.
— Нет.
— Ты романтичен? Склонен к размышлениям? Ты преподносишь ей маленькие приятные мелочи?
— Нет.
— Ты хороший повар? Твои веши в доме — в порядке?
— Нет.
— Ты надежен, помогаешь в решении проблем? Она находит в тебе прибежище от стрессов?
— В общем-то, нет.
— Ты — проницательный бизнесмен?
— Нет.
— Ты ей — друг?
Над этим он задумался несколько дольше.
— Нет, — ответил он наконец.
_ Если бы со всеми этими недостатками ты явился к ней на первое свидание, как ты думаешь, захотелось бы ей, чтобы состоялось второе?
— Нет.
— Тогда почему она не ушла от тебя до этого, — спросил я, — почему оставалась?
Он поднял глаза. В них застыла боль
— Потому что она моя жена*! Мы оба замолчали, думая об этом.
— Как ты думаешь, ты сможешь измениться, — задал я вопрос, — превратить все эти «нет» в «да»?
Он смотрел на меня, не в себе от своих ответов:
— Конечно, это возможно. Ведь я был ее лучшим другом, я был...
Он остановился, пытаясь вспомнить, кем он был.
— А если бы все это — все твои качества вернулись, это бы тебя задело? Это каким-то образом... уменьшило бы твое значение?
— Нет.
— А что ты можешь потерять, если попытаешься?
— Да вроде бы, ничего.
— А приобрести ты смог бы многое, как по-твоему?
— Очень многое! — наконец ответил он таким тоном, словно эта мысль была для него совершенно новой.
— Я даже думаю, она сможет снова полюбить меня. А если это случится, мы оба будем счастливы. Он мысленно погрузился в прошлое.
— Каждое мгновение рядом с ней было восхитительным. Это было романтично. Мы исследовали идеи, находили новые озарения - это всегда будоражило. Если бы у нас было время, мы бы снова стали такими же.
Он помолчал, а затем сформулировал свою самую главную истину:
— Я действительно мог бы помогать ей больше, чем помогаю. Просто я привык к тому, что она все делает, так было проще — предоставить ей возможность все брать на себя. Но если бы я ей помогал, если бы я делал свою часть, я думаю, мне удалось бы восстановить свое уважение к самому себе.
Он встал, посмотрел в зеркало, тряхнул головой и заходил по комнате.
Полная трансформация. Интересно, он действительно именно так все понял?
— Как это я сам не додумался? — спросил он. Потом он взглянул на меня.
— Хотя, по сути, похоже, додумался.
— На то, чтобы так опуститься, у тебя ушли годы, — сказал я тоном предостережения, — а сколько лет понадобится, чтобы выбраться?
Вопрос был для него неожиданным.
— Ни одного, я уже изменился! Я попытаюсь немедленно!
— Так сразу?
— Если я понял, в чем дело, времени на то, чтобы измениться, не нужно вовсе, — сказал он, и его лицо возбужденно засияло. — Если тебе вручают гремучую змею, ты вряд ли задумаешься надолго, прежде чем ее выбросить, правда? А я должен держать змею только потому, что эта змея — я сам? Нет уж, спасибо!
— А многие держат.
Он уселся на стул у окна и посмотрел на меня.
— Я — не многие. Я уже два дня лежу здесь и размышляю о том, что родные души, которыми мы были с Лесли, ускользнули в какое-то иное счастливое будущее вместе, а нас оставили в этом несчастном измерении, где мы не способны даже поговорить.
Я был так уверен, что во всем виновата она, я не видел выхода, ведь чтобы все стало лучше, измениться должна была она. Но сейчас... Это — моя вина, я могу все изменить! Если я изменюсь и буду оставаться в измененном состоянии в течение месяца, но счастье не вернется, тогда мы поговорим о том, что измениться следует ей!

Вполне даже известный
Это Ричард Бах, кусок из его романа "Единственная".