дневник заведен 11-06-2003
постоянные читатели [13]
aidez, BrightBlade, Koveras, mama_puma, PALADIN, Sworod, Tutta, vvol, Доротея, Кошка Шшш, Миледи Алиса, Павел Широкий, Эл
aidez, BrightBlade, Koveras, mama_puma, PALADIN, Sworod, Tutta, vvol, Доротея, Кошка Шшш, Миледи Алиса, Павел Широкий, Эл
цитатник:
- • лента
антиресы [6]
02-06-2007 02:21
Это дневник июля 2006 года. Автобиографичен в той мере, в какой это возможно: реальные события, сны, фантазии и просто мысли.
7-й
0.
Загляни в свое стеклянное сердце, где пульсируют отражения, и найди в себе смелость посмотреть в их сильные, самостоятельные глаза.
I.
Она отложила в сторону очередную исписанную страницу и неторопливо закурила, расслабленно уставившись в потолок. Сделала несколько затяжек, поморщилась и без колебаний смяла папиросу о темно-синее стекло пепельницы. Курить как-то быстро расхотелось, впрочем, как всегда. За все восемь лет, что она живет в этой комнате, она так и не научилась получить сомнительное удовольствие от этого процесса. Она и курила только по привычке да для того, чтобы поддерживать свой имидж, «эмансипированной и испорченной женщины», как она его окрестила.
Образ писательницы был безнадежно старомодным и оттого неуловимо привлекательным. Он был в тщательности скопирован со страниц романов классиков прошлого века. Те же ужимки, акцент, безжалостно высмеянные ими манеры – все это было так… «стильно» сейчас. Великое множество чернильных ручек и скомканных листков, сухих цветов и шелковых шарфиков, в беспорядке разбросанных книжек и записок, бутылок из-под вина (их было много, некоторые стояли не первый год) и эвкалиптовых папирос, пестрые потертые ковры и столь же потрепанная мебель – вот такой был интерьер.
- Ничего не меняется со временем. Я служу посмешищем для широкой публики и кумиром глупых, экзальтированных девиц, - в который раз начала она разговор с несколько помятым отражением в старинном зеркале. Зеркало было пыльным и помутневшим от времени.
- Я ничем не могу тебе помочь, увы, - устало ответило отражение, - ты сама написала себя такой, и сначала превратила меня в свою героиню, а потом и сама стала ей. Что я могу сделать, когда все уже позади?
Отражение имело скверную привычку изъясняться якобы туманным слогом.
- Я хочу умереть, - упрямо повторила женщина, носившая нелепый псевдоним Этьен Алонзо. О боги, она совсем не знала французского!
- Ты прекрасно впишешься в старый образ. Чтобы ты не сделала сейчас, все будет в этих рамках фальши и жеманности.
- Даже если я прекращу писать?
- Даже если, - отражение пожало плечами и неторопливо вышло из рамы прочь, наступив каблуком на стопку еще чистых страниц, отчего они белыми птицами разлетелись по комнате, рассекая на лету золотистые столбики крутящейся в воздухе пыли.
II.
Этот седьмой месяц выпадает из рук и маленькой копеечкой катится по ступенькам фонтана, разбиваясь на множество разноцветных бабочек, оседающих в случайных улыбках, протекших чернилах, сломанных булавках и, нехотя, обжигая, горящих листах.
III.
Мы спим в чужих постелях и целуем нелюбимые руки. Украдкой рисуем на стенах признания в любви и дрожащим голосом поем в ночной тишине, устав от пьянящей воды и сигаретного дыма.
Грезим наяву зеленеющими льдистыми глазами без права их растопить и, несмотря на то, мы счастливы, разучившись мечтать и верить.
IV.
Я кажусь выше,
Потому что смотрю сквозь,
Я пою и не слышу,
Потому что пою врозь,
Знаю, как ты дышишь,
Как земля обнимает ось,
Но ты мне никогда не напишешь –
Я по сердцу прошлась вскользь.
V.
Ты говорил какие-то правильные, мудрые, хорошие слова, но я сидела с пустым сердцем.
Лес отражался в болотной улыбке, а небо окуналось в твои темные зрачки без возврата.
Кто посмеет не сказать, что это было прекрасно, и кто пожалеет об ушедших мгновениях?
VI.
И убит целый день. За который я вспомнила, как плакать без слез и говорить без слов, любить одной улыбкой и кромсать сердце всего лишь пальцами. А еще меня предавали глаза и сочувствовали вороны. Убит целый день. Зачем, почему – никто не ответит. Убит, зарыт, похоронен. Вместе с душой, неотпетый.
И нестерпимо хочется разорвать себя, как ненавистное письмо, а вместо того приходиться сжигать правильные, но больные слова.
П-р-о-с-т-и м-е-н-я…
VII.
А сегодня я будто снова родилась и научилась танцевать и петь, я рассказывала волшебные сказки, приветливо улыбалась и мечтала пробежаться по золотым огням автострады, высекая маленькими ножками искры, со звонким шипением падающие в темную воду.
А еще осталось желание написать красивую открытку какому-нибудь не совсем знакомому человечку, чтобы он удивлялся и радостно улыбался солнечным лучам.
VIII.
Ты рассыпал по траве разноцветные фонарики и повернул загадочный профиль, целуя теплую сливочную луну. А мне оставалось только обнять твои погоны и, подружившись со сверчками, ловить падающие звезды.
IX.
Мне кажется, что мир познан мной целиком, выпит и разжеван, как огромный апельсин, но, но, но… Получается, что нет, что догмы, опытным путем выведенные из совокупности ощущений, рушатся как песочные замки. И, несмотря на то, что это просто пошел мелкий дождик, кажется, что где-то рядом плещется огромный и безбрежный океан.
Это похоже на любовь. И я не хочу обманываться, хотя разум подсказывает мне иное, но, но, но… Я теряю контроль, я снова хочу забыться, но ненавижу засыпать, потому что обязательно проснусь одна.
Мне нравится одиночество, и я восхищаюсь восторгом жизни. Я превозношу это чувство, стремлюсь жить им, превращая в высшую созидательную энергию, но, но, но… На разных концах вселенной мы топим свою боль в вине, а она растворяется и еще тяжелее оседает в крови.
Жить друг без друга – это так просто, но, но, но…
X.
Я вижу цифры и буквы: на твоих вещах, на твоих бумагах и на твоих запястьях. Когда-то я радовалась им, потому что в этих, невзрачных на первый взгляд, комбинациях я видела величие и красоту вещей, непонятных простым смертным. А сейчас разучилась, будто потерялся смысл восхищаться тобой и тем, что ты делаешь.
Я ломаюсь в протесте и в кровь искусываю себе губы, чтобы не прикоснуться к твоим. Я говорю, что неголодна, чтобы лишние полчаса посмотреть на тебя украдкой.
А ты по-прежнему приносишь мне идеальные механизированные творения, которым мы так радовались, когда были влюблены. Но сейчас я безразлично переставляю их в высокий пластиковый шкаф, даже не вынимая из блестящих коробок.
И тихо сижу у изголовья твоей кровати и смотрю на спокойное лицо, которое хотя бы во сне отпускают монстры настоящего. Я плачу и эти горько-соленые слезы – самое светлое, что осталось в моей жизни…
XI.
Запрещено рисовать, выражая свои мысли. Запрещено говорить, выливая свои чувства. Запрет во имя благой цели. Ты кладешь мне палец на губы и умоляюще шепчешь: «молчи!» Ты связываешь мне руки, закручивая в узел пальцы, чтобы они не дотянулись до огня.
А потом разрезаешь кожу на спине, чтобы быстрей прорезались крылья, а потом раскаленным маслом заливаешь струны голоса, чтобы он был чище и звонче.
А я все равно ухожу в правдивое безмолвие ночей, выбирая вечную печаль и тайное знание.
XII.
Я побежала по тонким веткам, не жалея обожженных ступней – в крови прорезались острые костяные остовы крыльев. Светлые волосы были в ужасном беспорядке, но, право, это уже смешно. Ты так же смеялся мне навстречу, слегка безумно, невыразимо грустно и искренне-влюбленно. Ты мог летать давно и свободно, а я так рвалась к тебе, с содранными щеками и счастливым голосом.
И небо разрывалось на куски, перемешанное с осенней слякотью, и оцарапанное солнце кровоточило на закате, а нам было все равно. Мы исступленно кромсали реальность, веря лишь в одну непреложную истину. Нам не нужен был тот мир, зато мы были нужны друг другу.
Дай, дай же мне руку, обломав ногти о стеклянные решетки, ведь ты тоже познал самое главное в той дрянной вселенной – любовь.
XIII.
Солнце плавилось, повиснув на черных проводах, и медленно капало на блестящие рельсы. Я смотрела на дорогу, зная, что ты никогда не придешь по ней.
Пролетело над головой несколько ворон, неестественно звонко хлопая крыльями, будто бы они были из пластика. Я вздрогнула и зябко повела плечами, а, впрочем, мне уже было все равно.
В прошлой жизни ты мне дарил полынь и колокольчики, а теперь забываешь поздравить с днем рождения.
Впереди, по шпалам, неловко припрыгивая, идет девочка в удивительно красивом венке из тимофеевки на русых локонах. Она покачивает головой и улыбается, а, может быть, смеется надо мной, ведь я гоняюсь за призраками.
Ах, как грустно и хочется упасть в это светлое, по-городскому белесое небо, только ведь то никому не помогало…
XIV.
- Это все? – он взвесил на руке кусочек маленького яблока.
- Половина… Тебе не понадобится больше, - у нее были удивительно нежные губы персикового оттенка, и светлая долька стремительно нырнула в их объятья. – Я сделала свой выбор, я хочу жить.
7-й
Будь со мной, ангел,
мне так мучительно страшно:
божий гнев расколол небо напополам.
мне так мучительно страшно:
божий гнев расколол небо напополам.
0.
Загляни в свое стеклянное сердце, где пульсируют отражения, и найди в себе смелость посмотреть в их сильные, самостоятельные глаза.
I.
Она отложила в сторону очередную исписанную страницу и неторопливо закурила, расслабленно уставившись в потолок. Сделала несколько затяжек, поморщилась и без колебаний смяла папиросу о темно-синее стекло пепельницы. Курить как-то быстро расхотелось, впрочем, как всегда. За все восемь лет, что она живет в этой комнате, она так и не научилась получить сомнительное удовольствие от этого процесса. Она и курила только по привычке да для того, чтобы поддерживать свой имидж, «эмансипированной и испорченной женщины», как она его окрестила.
Образ писательницы был безнадежно старомодным и оттого неуловимо привлекательным. Он был в тщательности скопирован со страниц романов классиков прошлого века. Те же ужимки, акцент, безжалостно высмеянные ими манеры – все это было так… «стильно» сейчас. Великое множество чернильных ручек и скомканных листков, сухих цветов и шелковых шарфиков, в беспорядке разбросанных книжек и записок, бутылок из-под вина (их было много, некоторые стояли не первый год) и эвкалиптовых папирос, пестрые потертые ковры и столь же потрепанная мебель – вот такой был интерьер.
- Ничего не меняется со временем. Я служу посмешищем для широкой публики и кумиром глупых, экзальтированных девиц, - в который раз начала она разговор с несколько помятым отражением в старинном зеркале. Зеркало было пыльным и помутневшим от времени.
- Я ничем не могу тебе помочь, увы, - устало ответило отражение, - ты сама написала себя такой, и сначала превратила меня в свою героиню, а потом и сама стала ей. Что я могу сделать, когда все уже позади?
Отражение имело скверную привычку изъясняться якобы туманным слогом.
- Я хочу умереть, - упрямо повторила женщина, носившая нелепый псевдоним Этьен Алонзо. О боги, она совсем не знала французского!
- Ты прекрасно впишешься в старый образ. Чтобы ты не сделала сейчас, все будет в этих рамках фальши и жеманности.
- Даже если я прекращу писать?
- Даже если, - отражение пожало плечами и неторопливо вышло из рамы прочь, наступив каблуком на стопку еще чистых страниц, отчего они белыми птицами разлетелись по комнате, рассекая на лету золотистые столбики крутящейся в воздухе пыли.
II.
Этот седьмой месяц выпадает из рук и маленькой копеечкой катится по ступенькам фонтана, разбиваясь на множество разноцветных бабочек, оседающих в случайных улыбках, протекших чернилах, сломанных булавках и, нехотя, обжигая, горящих листах.
III.
Мы спим в чужих постелях и целуем нелюбимые руки. Украдкой рисуем на стенах признания в любви и дрожащим голосом поем в ночной тишине, устав от пьянящей воды и сигаретного дыма.
Грезим наяву зеленеющими льдистыми глазами без права их растопить и, несмотря на то, мы счастливы, разучившись мечтать и верить.
IV.
Я кажусь выше,
Потому что смотрю сквозь,
Я пою и не слышу,
Потому что пою врозь,
Знаю, как ты дышишь,
Как земля обнимает ось,
Но ты мне никогда не напишешь –
Я по сердцу прошлась вскользь.
V.
Ты говорил какие-то правильные, мудрые, хорошие слова, но я сидела с пустым сердцем.
Лес отражался в болотной улыбке, а небо окуналось в твои темные зрачки без возврата.
Кто посмеет не сказать, что это было прекрасно, и кто пожалеет об ушедших мгновениях?
VI.
И убит целый день. За который я вспомнила, как плакать без слез и говорить без слов, любить одной улыбкой и кромсать сердце всего лишь пальцами. А еще меня предавали глаза и сочувствовали вороны. Убит целый день. Зачем, почему – никто не ответит. Убит, зарыт, похоронен. Вместе с душой, неотпетый.
И нестерпимо хочется разорвать себя, как ненавистное письмо, а вместо того приходиться сжигать правильные, но больные слова.
П-р-о-с-т-и м-е-н-я…
VII.
А сегодня я будто снова родилась и научилась танцевать и петь, я рассказывала волшебные сказки, приветливо улыбалась и мечтала пробежаться по золотым огням автострады, высекая маленькими ножками искры, со звонким шипением падающие в темную воду.
А еще осталось желание написать красивую открытку какому-нибудь не совсем знакомому человечку, чтобы он удивлялся и радостно улыбался солнечным лучам.
VIII.
Ты рассыпал по траве разноцветные фонарики и повернул загадочный профиль, целуя теплую сливочную луну. А мне оставалось только обнять твои погоны и, подружившись со сверчками, ловить падающие звезды.
IX.
Мне кажется, что мир познан мной целиком, выпит и разжеван, как огромный апельсин, но, но, но… Получается, что нет, что догмы, опытным путем выведенные из совокупности ощущений, рушатся как песочные замки. И, несмотря на то, что это просто пошел мелкий дождик, кажется, что где-то рядом плещется огромный и безбрежный океан.
Это похоже на любовь. И я не хочу обманываться, хотя разум подсказывает мне иное, но, но, но… Я теряю контроль, я снова хочу забыться, но ненавижу засыпать, потому что обязательно проснусь одна.
Мне нравится одиночество, и я восхищаюсь восторгом жизни. Я превозношу это чувство, стремлюсь жить им, превращая в высшую созидательную энергию, но, но, но… На разных концах вселенной мы топим свою боль в вине, а она растворяется и еще тяжелее оседает в крови.
Жить друг без друга – это так просто, но, но, но…
X.
Я вижу цифры и буквы: на твоих вещах, на твоих бумагах и на твоих запястьях. Когда-то я радовалась им, потому что в этих, невзрачных на первый взгляд, комбинациях я видела величие и красоту вещей, непонятных простым смертным. А сейчас разучилась, будто потерялся смысл восхищаться тобой и тем, что ты делаешь.
Я ломаюсь в протесте и в кровь искусываю себе губы, чтобы не прикоснуться к твоим. Я говорю, что неголодна, чтобы лишние полчаса посмотреть на тебя украдкой.
А ты по-прежнему приносишь мне идеальные механизированные творения, которым мы так радовались, когда были влюблены. Но сейчас я безразлично переставляю их в высокий пластиковый шкаф, даже не вынимая из блестящих коробок.
И тихо сижу у изголовья твоей кровати и смотрю на спокойное лицо, которое хотя бы во сне отпускают монстры настоящего. Я плачу и эти горько-соленые слезы – самое светлое, что осталось в моей жизни…
XI.
Запрещено рисовать, выражая свои мысли. Запрещено говорить, выливая свои чувства. Запрет во имя благой цели. Ты кладешь мне палец на губы и умоляюще шепчешь: «молчи!» Ты связываешь мне руки, закручивая в узел пальцы, чтобы они не дотянулись до огня.
А потом разрезаешь кожу на спине, чтобы быстрей прорезались крылья, а потом раскаленным маслом заливаешь струны голоса, чтобы он был чище и звонче.
А я все равно ухожу в правдивое безмолвие ночей, выбирая вечную печаль и тайное знание.
XII.
Я побежала по тонким веткам, не жалея обожженных ступней – в крови прорезались острые костяные остовы крыльев. Светлые волосы были в ужасном беспорядке, но, право, это уже смешно. Ты так же смеялся мне навстречу, слегка безумно, невыразимо грустно и искренне-влюбленно. Ты мог летать давно и свободно, а я так рвалась к тебе, с содранными щеками и счастливым голосом.
И небо разрывалось на куски, перемешанное с осенней слякотью, и оцарапанное солнце кровоточило на закате, а нам было все равно. Мы исступленно кромсали реальность, веря лишь в одну непреложную истину. Нам не нужен был тот мир, зато мы были нужны друг другу.
Дай, дай же мне руку, обломав ногти о стеклянные решетки, ведь ты тоже познал самое главное в той дрянной вселенной – любовь.
XIII.
Солнце плавилось, повиснув на черных проводах, и медленно капало на блестящие рельсы. Я смотрела на дорогу, зная, что ты никогда не придешь по ней.
Пролетело над головой несколько ворон, неестественно звонко хлопая крыльями, будто бы они были из пластика. Я вздрогнула и зябко повела плечами, а, впрочем, мне уже было все равно.
В прошлой жизни ты мне дарил полынь и колокольчики, а теперь забываешь поздравить с днем рождения.
Впереди, по шпалам, неловко припрыгивая, идет девочка в удивительно красивом венке из тимофеевки на русых локонах. Она покачивает головой и улыбается, а, может быть, смеется надо мной, ведь я гоняюсь за призраками.
Ах, как грустно и хочется упасть в это светлое, по-городскому белесое небо, только ведь то никому не помогало…
XIV.
- Это все? – он взвесил на руке кусочек маленького яблока.
- Половина… Тебе не понадобится больше, - у нее были удивительно нежные губы персикового оттенка, и светлая долька стремительно нырнула в их объятья. – Я сделала свой выбор, я хочу жить.
Группы: [ чуточку фантазии ]
Комментарии:
Очень хорошо передалось общее настроение, хотя отрывки между собой никак не связаны. Этакая псевдо-какофония. 
Koveras Очень хорошо передалось общее настроение, хотя отрывки между собой никак не связаны.
Многие связаны. Просто это слишко лично, наверное...
Многие связаны. Просто это слишко лично, наверное...
Долл
Я именно так и понял...
Я именно так и понял...
сделаю здесь хранилище пусо...
[Print]
vvol