На улице сегодня довелось видеть девочку в розовом. Всю в розовом от кроссовок до заколок: юбка, куртка, колготки, сумка... Только пакетик в руках у нее был оранжевый. Не нашлось подходящего пакетика)

Молодые люди поголовно носят красные куртки, кроссовки и кеды, и пр. Бррр!
Рябит в глазах, иногда раздражает. Не люблю яркие цвета, еще больше не люблю пестрятину и сумбур красок...

Черный нынче не в моде, не в почете.
ПИБ надо пересыпать толстым слоем нафталина и убрать куда-нибудь на верхнюю полку старого шкафа. Темного, пыльного, с противно скрипящими дверцами и рассохшимися стенками.
И забыть там. Надолго. Долго-долго...
Много лет спустя случайно наткнуться на эту кучу хлама и понять, что теперь подобное безобразие вообще ни на что не сгодится. Выкинуть с чистой совестью на помойку. Отправить гнить среди прочего непоторебства...
А если повезет, то ПИБ сожгут.
Вот костер из меня получится хороший, я обещаю. Обожаю огонь!

Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб, глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель — и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-желто-черные тона. Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве,—сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом, они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь. (с)