09-04-2021 04:11 Капитан Рут » Надора и Окделлов тред
Здесь все о Дике и его родне, воспоминания об отце, отношения с матерью и сестрами, сведения о предках, замке, землях и прочее.
Комментарии:
Камрад
– Благодарю, сержант. – Рокэ никогда не забывал благодарить солдат и младших офицеров, и отец тоже говорил, что с простыми воинами нужно быть вежливым. – Ничего не нужно.
Знакомые места, о которых он, стыдно сказать, почти не вспоминал. Дик виновато кивнул сломанной иве, зябко съежившейся под снегом. Когда-то он, шестилетний, залез на самый верх и не мог спуститься. Его снял отец, это стало их маленькой тайной от всех, и в первую очередь от матушки.
Но отец был живым, он умел радоваться и грустить, с ним было тепло, даже если было холодно, почему же от него ничего не осталось?
Юноша вспомнил о манере отца трогать правой рукой изнутри крышку стола. Герцог Эгмонт, задумавшись, часто так делал.
Они это называют честным поединком! Ворон — первая шпага Талига, а отец после торской кампании сильно хромал…
Перед ним был отец, такой, каким он его помнил или почти таким. Светло-русые коротко стриженные волосы, короткая бородка, пересекающий бровь шрам.
Сознание Дика словно бы раздвоилось, он прекрасно понимал, что перед ним призрак, что нужно затаиться в своем убежище, а в первый же день свободы броситься к священнику-эсператисту, но что значит ум, когда уходит отец?
Неужели отец стал одним из призраков Лаик? Он учился здесь, это так, но душа Эгмонта Окделла принадлежит Надору, он должен вернуться домой, а не сюда, в этот жуткий монастырь с его холодом и злобой. Почему, ну почему отец не услышал?!
Отец как-то сказал, что лучше поверить негодяю, чем не поверить другу.
Надо ждать! Святой Алан, сколько можно это слышать! Ричард Окделл ждет с того трижды проклятого дня, как отец ушел на свою последнюю войну.
Отец смеялся, что, если светит солнце, граф Ларак не успокоится, пока не пойдет дождь.
«Король может быть не прав, Талигойя всегда права», — говорил отец.
Когда Дик узнал о гибели отца, ему удалось не заплакать. Может быть, потому, что рядом были люди, для которых он отныне становился герцогом Окделлом, а Окделлы не плачут. Мать не простила бы ему слабости, и он выдержал, но сегодня Дик был один, и еще его не оставляло чувство, что он в чем-то виноват — чего-то сделал не так, не понял, не сумел…
Отец, Эйвон, приезжающие в Надор Люди Чести одевались подчеркнуто скромно, носили короткие бороды и избегали украшений, кроме фамильных колец и герцогских и графских цепей.
Теперь Ричард не понимал, как позволил втянуть себя в игру. Кости в Окделле были под строжайшим запретом — отец полагал их забавой зажравшихся выскочек, и Дикон был с ним совершенно согласен.
Матушка была права, когда говорила, что игра — забава «навозников». Отец никогда не играл, его все любили и уважали и без этого
Когда он еще не жил в Надоре, отец смеялся, что в дядюшкиных эпистолах можно увязнуть, как в патоке.
Отец говорил, если один человек что-то сделал, другой сможет это повторить.
Если б не полковник Алва, Рокслей утонул бы в луже!
Дик знал эту историю от отца. Тогда оба — и Эгмонт Окделл, и Рокэ Алва находились в Западной армии, которой командовал Генри Рокслей. Его считали опытным военачальником, но он сначала недооценил опасность, исходящую от короля Гаунау, и позволил втянуть себя в сражение на невыгодных позициях, а потом запаниковал и приказал отступать. Крылу генерала Варзова, где находился и Эгмонт Окделл, выпало прикрывать отступление. В диспозиции значилось именно так, но Варзов понимал — у него лишь два выхода: сдаться или умереть.
Целый день арьергард на чудовищных позициях сдерживал напор превосходящего в несколько раз врага, и когда сил уже не было, произошло чудо. В тыл Гаунау ударили три конных талигойских полка, которые вел полковник Алва. Так Вольфганг фок Варзов стал маршалом, а Рокэ Алва генералом. Ему простили все, даже застреленного в упор генерала, отказавшегося подчиниться кэналлийцу. Победителей не судят, и Грегори Карлиона сочли убитым на дуэли. Отец признавал, что тогда Алва спас всех, хотя подобные действия для Человека Чести и неприемлемы. Через пять лет пути Эгмонта Окделла и Ворона вновь сошлись.
Отец говорил, что, если не знаешь, что делать, начни с самого необходимого.
— Ну, — Дикон замялся, и матушка и отец не терпели вульгарного говора, — делают так, чтоб они не могли иметь потомства?
Но отец говорил, что Человек Чести должен знать по имени всех, с кем идет в бой.
Случайные победы опьяняют, отец не раз говорил это Дику
. Отец всегда записывал важные дела, но не потому, что боялся забыть. Дикон как-то спросил зачем он это делает, и получил ответ: «Запись на бумаге – обещание, данное Создателю при свидетелях
Знакомые места, о которых он, стыдно сказать, почти не вспоминал. Дик виновато кивнул сломанной иве, зябко съежившейся под снегом. Когда-то он, шестилетний, залез на самый верх и не мог спуститься. Его снял отец, это стало их маленькой тайной от всех, и в первую очередь от матушки.
Но отец был живым, он умел радоваться и грустить, с ним было тепло, даже если было холодно, почему же от него ничего не осталось?
Юноша вспомнил о манере отца трогать правой рукой изнутри крышку стола. Герцог Эгмонт, задумавшись, часто так делал.
Они это называют честным поединком! Ворон — первая шпага Талига, а отец после торской кампании сильно хромал…
Перед ним был отец, такой, каким он его помнил или почти таким. Светло-русые коротко стриженные волосы, короткая бородка, пересекающий бровь шрам.
Сознание Дика словно бы раздвоилось, он прекрасно понимал, что перед ним призрак, что нужно затаиться в своем убежище, а в первый же день свободы броситься к священнику-эсператисту, но что значит ум, когда уходит отец?
Неужели отец стал одним из призраков Лаик? Он учился здесь, это так, но душа Эгмонта Окделла принадлежит Надору, он должен вернуться домой, а не сюда, в этот жуткий монастырь с его холодом и злобой. Почему, ну почему отец не услышал?!
Отец как-то сказал, что лучше поверить негодяю, чем не поверить другу.
Надо ждать! Святой Алан, сколько можно это слышать! Ричард Окделл ждет с того трижды проклятого дня, как отец ушел на свою последнюю войну.
Отец смеялся, что, если светит солнце, граф Ларак не успокоится, пока не пойдет дождь.
«Король может быть не прав, Талигойя всегда права», — говорил отец.
Когда Дик узнал о гибели отца, ему удалось не заплакать. Может быть, потому, что рядом были люди, для которых он отныне становился герцогом Окделлом, а Окделлы не плачут. Мать не простила бы ему слабости, и он выдержал, но сегодня Дик был один, и еще его не оставляло чувство, что он в чем-то виноват — чего-то сделал не так, не понял, не сумел…
Отец, Эйвон, приезжающие в Надор Люди Чести одевались подчеркнуто скромно, носили короткие бороды и избегали украшений, кроме фамильных колец и герцогских и графских цепей.
Теперь Ричард не понимал, как позволил втянуть себя в игру. Кости в Окделле были под строжайшим запретом — отец полагал их забавой зажравшихся выскочек, и Дикон был с ним совершенно согласен.
Матушка была права, когда говорила, что игра — забава «навозников». Отец никогда не играл, его все любили и уважали и без этого
Когда он еще не жил в Надоре, отец смеялся, что в дядюшкиных эпистолах можно увязнуть, как в патоке.
Отец говорил, если один человек что-то сделал, другой сможет это повторить.
Если б не полковник Алва, Рокслей утонул бы в луже!
Дик знал эту историю от отца. Тогда оба — и Эгмонт Окделл, и Рокэ Алва находились в Западной армии, которой командовал Генри Рокслей. Его считали опытным военачальником, но он сначала недооценил опасность, исходящую от короля Гаунау, и позволил втянуть себя в сражение на невыгодных позициях, а потом запаниковал и приказал отступать. Крылу генерала Варзова, где находился и Эгмонт Окделл, выпало прикрывать отступление. В диспозиции значилось именно так, но Варзов понимал — у него лишь два выхода: сдаться или умереть.
Целый день арьергард на чудовищных позициях сдерживал напор превосходящего в несколько раз врага, и когда сил уже не было, произошло чудо. В тыл Гаунау ударили три конных талигойских полка, которые вел полковник Алва. Так Вольфганг фок Варзов стал маршалом, а Рокэ Алва генералом. Ему простили все, даже застреленного в упор генерала, отказавшегося подчиниться кэналлийцу. Победителей не судят, и Грегори Карлиона сочли убитым на дуэли. Отец признавал, что тогда Алва спас всех, хотя подобные действия для Человека Чести и неприемлемы. Через пять лет пути Эгмонта Окделла и Ворона вновь сошлись.
Отец говорил, что, если не знаешь, что делать, начни с самого необходимого.
— Ну, — Дикон замялся, и матушка и отец не терпели вульгарного говора, — делают так, чтоб они не могли иметь потомства?
Но отец говорил, что Человек Чести должен знать по имени всех, с кем идет в бой.
Случайные победы опьяняют, отец не раз говорил это Дику
. Отец всегда записывал важные дела, но не потому, что боялся забыть. Дикон как-то спросил зачем он это делает, и получил ответ: «Запись на бумаге – обещание, данное Создателю при свидетелях
отредактировано: 22-03-2024 17:48 - Капитан Рут
Двадцать один человек, несчастливое число! Если верить примете, кто-то обязательно умрет, но отец не верил в дурные приметы. Герцог уехал из дома в новолуние после дождя и не повернул коня, когда дорогу перебежала кабаниха с детенышами. Эгмонт Окделл не верил в дурные приметы, а Рокэ Алва утопил восстание в крови и своими руками убил отца.
Победителей не судят, и Грегори Карлиона сочли убитым на дуэли. Отец признавал, что тогда Алва спас всех, хотя подобные действия для Человека Чести и неприемлемы.
Отец возражал против убийства Алвы, как же он ошибался!
Когда восстание Окделла стало захлебываться, Хогберд бросил мятежного герцога и удрал в Агарис, хотя именно он подбил беднягу Эгмонта на отчаянный шаг. (Матильда)
Робер Эпинэ как наяву увидел грубый крестьянский стол, желтоватый бумажный лист, быстрые рваные строки и печать с распластавшимся в полете Вороном. «…Если вы и в самом деле привержены старым предрассудкам, мы скрестим шпаги, в противном случае вас ждет королевское правосудие, а я умываю руки»…
Эгмонт Окделл был привержен старым предрассудкам, он принял вызов и погиб, как человек Чести и Глава одного из Великих Домов. Робер пытался удержать герцога, но тот рассудил по-своему. Что ж, казни он, по крайней мере, избежал. (Робер)
Эгмонт Окделл в свою последнюю ночь рассказывал о Надоре, о том, как в скалах по весне зацветают дикие вишни, и о девушке, на которой он не смог жениться. Ее звали Айрис, она была дочерью какого-то «навозника». Бедный Эгмонт… (Робер)
– Печально… Ваш отец был честным человеком, до такой степени честным, что не сразу согласился подослать ко мне убийц, но дрался более чем средне. (Алва)
Победителей не судят, и Грегори Карлиона сочли убитым на дуэли. Отец признавал, что тогда Алва спас всех, хотя подобные действия для Человека Чести и неприемлемы.
Отец возражал против убийства Алвы, как же он ошибался!
Когда восстание Окделла стало захлебываться, Хогберд бросил мятежного герцога и удрал в Агарис, хотя именно он подбил беднягу Эгмонта на отчаянный шаг. (Матильда)
Робер Эпинэ как наяву увидел грубый крестьянский стол, желтоватый бумажный лист, быстрые рваные строки и печать с распластавшимся в полете Вороном. «…Если вы и в самом деле привержены старым предрассудкам, мы скрестим шпаги, в противном случае вас ждет королевское правосудие, а я умываю руки»…
Эгмонт Окделл был привержен старым предрассудкам, он принял вызов и погиб, как человек Чести и Глава одного из Великих Домов. Робер пытался удержать герцога, но тот рассудил по-своему. Что ж, казни он, по крайней мере, избежал. (Робер)
Эгмонт Окделл в свою последнюю ночь рассказывал о Надоре, о том, как в скалах по весне зацветают дикие вишни, и о девушке, на которой он не смог жениться. Ее звали Айрис, она была дочерью какого-то «навозника». Бедный Эгмонт… (Робер)
– Печально… Ваш отец был честным человеком, до такой степени честным, что не сразу согласился подослать ко мне убийц, но дрался более чем средне. (Алва)
Камрад
Опала:
— Запомните, Ричард, — граф Ларак, высокий дворянин лет пятидесяти с худым, утомленным лицом вырвал внучатого племянника из невеселых раздумий о прошлом и еще менее приятных мыслей о будущем, — мы приехали не сегодня вечером, а завтра утром. Окделлам нельзя появляться в столице без разрешения и задерживаться дольше, чем требуется. Я должен передать вас с рук на руки капитану Арамоне и тотчас уехать
Тварь напомнила Дику о полковнике Шроссе, распоряжавшемся в Надоре, словно в своей вотчине. Ричард мечтал его убить, но это было невозможно. Смерть королевского офицера для опальной семьи стала бы началом новых неисчислимых бедствий.
Его товарищам по заключению легко судить — они не знают, что такое королевские солдаты в родовом замке,
— Запомните, Ричард, — граф Ларак, высокий дворянин лет пятидесяти с худым, утомленным лицом вырвал внучатого племянника из невеселых раздумий о прошлом и еще менее приятных мыслей о будущем, — мы приехали не сегодня вечером, а завтра утром. Окделлам нельзя появляться в столице без разрешения и задерживаться дольше, чем требуется. Я должен передать вас с рук на руки капитану Арамоне и тотчас уехать
Тварь напомнила Дику о полковнике Шроссе, распоряжавшемся в Надоре, словно в своей вотчине. Ричард мечтал его убить, но это было невозможно. Смерть королевского офицера для опальной семьи стала бы началом новых неисчислимых бедствий.
Его товарищам по заключению легко судить — они не знают, что такое королевские солдаты в родовом замке,
отредактировано: 10-04-2021 03:46 - Капитан Рут
Камрад
Эгмонт, внешка:
Перед ним был отец, такой, каким он его помнил или почти таким. Светло-русые коротко стриженные волосы, короткая бородка, пересекающий бровь шрам. Герцог был серьезен и сосредоточен, словно для него не было ничего важнее, чем сохранить злой болотный огонек.
Перед ним был отец, такой, каким он его помнил или почти таким. Светло-русые коротко стриженные волосы, короткая бородка, пересекающий бровь шрам. Герцог был серьезен и сосредоточен, словно для него не было ничего важнее, чем сохранить злой болотный огонек.
Камрад
Наль Ларак:
Кузен Наль… Реджинальд Ларак. Вот так встреча! Хотя на самом деле сын Эйвона ему не кузен, а двоюродный дядя, просто по возрасту они больше похожи на братьев. Но как же он растолстел! Дикон помнил Наля нескладным восемнадцатилетним парнем, тощим и длинным, как отец, а теперь… В мать пошел, тетушка Аурелия всегда была толстой.
— Ты дружишь с такими медведями?
— Да, — Дику стало обидно, — и никакие они не медведи. Катершванц благородная фамилия, они в родстве с фок Варзов. Мне про них говорил эр Август.
Кузен Наль… Реджинальд Ларак. Вот так встреча! Хотя на самом деле сын Эйвона ему не кузен, а двоюродный дядя, просто по возрасту они больше похожи на братьев. Но как же он растолстел! Дикон помнил Наля нескладным восемнадцатилетним парнем, тощим и длинным, как отец, а теперь… В мать пошел, тетушка Аурелия всегда была толстой.
— Ты дружишь с такими медведями?
— Да, — Дику стало обидно, — и никакие они не медведи. Катершванц благородная фамилия, они в родстве с фок Варзов. Мне про них говорил эр Август.
Камрад
– Конечно, – с грустью признавал надорец, – кузина не умела располагать к себе, как умеет герцог Алва, но ее ненависть родилась из репутации герцога и неудачной шутки Эгмонта. Кузина всем сердцем была предана сперва мужу, затем его борьбе и, наконец, его памяти, но лишь две женщины смогли в полной мере устоять перед роковым обаянием Ветра – ее величество и госпожа Арамона. Кузина Мирабелла… Эгмонт предпочитал появляться в обществе без супруги, однако незадолго до восстания герцогиня Ноймаринен пригласила герцогиню Окделл лично. Эгмонт не мог ничего сделать. Вы понимаете?
– Наверное… – невпопад пробормотал Робер, пытаясь сосредоточиться на ушах Дракко. – Этикет есть этикет.
– Получилось ужасно, – Ларак понизил голос, – ведь Эгмонт встретил в Ноймаре свою былую любовь. Я стал свидетелем этого кошмара. Кузен был столь потрясен, что не успел поддержать подвернувшую ногу супругу. Мирабелла упала и повредила щиколотку. Случившийся рядом герцог Алва, отринув приличия, отнес ее в дом на руках. Эгмонт страдал от незалеченной раны, подобное было бы ему не по силам, как и мне. Кузина выглядела растерянной, но такой счастливой… Возможно, она надеялась, что внимание Кэналлийского Ворона возбудит в сердце Эгмонта ревность, но тот был слишком расстроен встречей с изменницей.
– Эгмонт первым отказался от своей… – зачем-то напомнил Робер, – от своего чувства.
– Долг для кузена был превыше всего, – Ларак горестно поджал губы, надо думать, вспомнил о собственной слабости. – Кузен принес в жертву свое счастье, но не любовь, и был вправе рассчитывать на то, что возлюбленная поступит столь же самоотверженно. Увы, Айрис Хейл предпочла все забыть. Увидев свою супругу на руках у кэналлийца, Эгмонт представил себе другую женщину и другого южанина. Простите, если я вас оскорбил, я не имел в виду истинных талигойцев.
– Что вы… – если кого и можно назвать истинным талигойцем, так это Ворона, но не спорить же! – Я так понимаю, что Эгмонт не смог… скрыть своих чувств.
Новый вздох, молчание. Неужели конец? Какое там!
– Эгмонт сказал… – теперь Ларак шептал, хотя лошадей Мирабелла не занимала совершенно, – сказал, что был лучшего мнения о добродетели Карлионов… Кузен тяготился супружеским долгом и выискивал повод от него отказаться, а герцог Алва этот повод ему невольно дал. Так в сердце кузины вошла ненависть
– Наверное… – невпопад пробормотал Робер, пытаясь сосредоточиться на ушах Дракко. – Этикет есть этикет.
– Получилось ужасно, – Ларак понизил голос, – ведь Эгмонт встретил в Ноймаре свою былую любовь. Я стал свидетелем этого кошмара. Кузен был столь потрясен, что не успел поддержать подвернувшую ногу супругу. Мирабелла упала и повредила щиколотку. Случившийся рядом герцог Алва, отринув приличия, отнес ее в дом на руках. Эгмонт страдал от незалеченной раны, подобное было бы ему не по силам, как и мне. Кузина выглядела растерянной, но такой счастливой… Возможно, она надеялась, что внимание Кэналлийского Ворона возбудит в сердце Эгмонта ревность, но тот был слишком расстроен встречей с изменницей.
– Эгмонт первым отказался от своей… – зачем-то напомнил Робер, – от своего чувства.
– Долг для кузена был превыше всего, – Ларак горестно поджал губы, надо думать, вспомнил о собственной слабости. – Кузен принес в жертву свое счастье, но не любовь, и был вправе рассчитывать на то, что возлюбленная поступит столь же самоотверженно. Увы, Айрис Хейл предпочла все забыть. Увидев свою супругу на руках у кэналлийца, Эгмонт представил себе другую женщину и другого южанина. Простите, если я вас оскорбил, я не имел в виду истинных талигойцев.
– Что вы… – если кого и можно назвать истинным талигойцем, так это Ворона, но не спорить же! – Я так понимаю, что Эгмонт не смог… скрыть своих чувств.
Новый вздох, молчание. Неужели конец? Какое там!
– Эгмонт сказал… – теперь Ларак шептал, хотя лошадей Мирабелла не занимала совершенно, – сказал, что был лучшего мнения о добродетели Карлионов… Кузен тяготился супружеским долгом и выискивал повод от него отказаться, а герцог Алва этот повод ему невольно дал. Так в сердце кузины вошла ненависть
Камрад
Сестры Эгмонта:
С весны в кабинете маршала не изменилось ничего – кабаньи головы и оружие на стенах, кубки резного стекла, стопки книг. В Надоре в отцовских комнатах висели изображения деда, матушки, сестер отца. В доме Ворона не было ни одного портрета – почему? (ОВДВ)
С весны в кабинете маршала не изменилось ничего – кабаньи головы и оружие на стенах, кубки резного стекла, стопки книг. В Надоре в отцовских комнатах висели изображения деда, матушки, сестер отца. В доме Ворона не было ни одного портрета – почему? (ОВДВ)
Камрад
Дом Окделлов не захватывал никто. Когда расширяли Триумфальную улицу, корона выкупила и снесла мешавшие здания, среди которых был и особняк с вепрями на фронтоне. Это было при деде Ричарда герцоге Эдварде, закладывать новый дворец Повелитель Скал не стал, предпочтя увезти деньги в Надор. Отец пустил золото Алисы на нужды восстания, но его все равно не хватило (4)
Камрад
Ординары Окделлов:
из ординарных вассалов Повелителя Скал следует пригласить на коронационные торжества. Дикон с ходу вписал Дугласа Темплтона и генерала Морена и задумался, вспоминая, кто из отцовских соратников после восстания остался в Надоре. Глан, Хогберд и Кавендиш бежали в Агарис, Ансел и Давенпорты предали, несмотря на близость с Рокслеями
из ординарных вассалов Повелителя Скал следует пригласить на коронационные торжества. Дикон с ходу вписал Дугласа Темплтона и генерала Морена и задумался, вспоминая, кто из отцовских соратников после восстания остался в Надоре. Глан, Хогберд и Кавендиш бежали в Агарис, Ансел и Давенпорты предали, несмотря на близость с Рокслеями
Камрад
– В старые годы женщины Высоких Домов в семнадцать лет имели двоих детей, – отрезал Ричард. – Айрис – моя сестра и дочь Эгмонта Окделла, а ведет себя хуже «навозницы
По законам Чести Дейдри не выйти замуж раньше Айрис
По законам Чести Дейдри не выйти замуж раньше Айрис
Камрад
– Я понимаю, – пробормотал Реджинальд, – то есть понимал... Я был в Надоре, когда пришли королевские войска, я все видел... Они были грубы, бесцеремонны, но все по закону. Один сержант и капрал... Они изнасиловали двух служанок... Их расстреляли... Был такой капитан. Вайспферт, бергер... Он сказал, что Надор – это Талиг, а они не вариты, чтоб мстить женщинам. И расстрелял
Камрад
Рука юноши сама вытащила из ножен клейменный вепрем клинок. Матушка говорила, именно он прервал жизнь Рамиро-Предателя, но отец в это не верил, а Ворон обмолвился, что вепрь – всего лишь клеймо.
Камрад
Надорский быт:
Луиза уже вызубрила имена и привычки привратников, кормилиц, камердинеров и конюхов, не говоря о капитане гарнизона, мажордоме, поваре и старшей камеристке, но этого было мало
Луиза уже вызубрила имена и привычки привратников, кормилиц, камердинеров и конюхов, не говоря о капитане гарнизона, мажордоме, поваре и старшей камеристке, но этого было мало
Камрад
– Вы так любезны, – протянула госпожа Арамона, к вящей радости своего печального кавалера, немедленно ухватившего ременный повод. Карету и эскорт пришлось оставить в трактире – дорога в легенду была недоступна столичным экипажам, а пристойной еды для полутораста солдат, по уверениям все того же Ларака, в Надоре не имелось. Теньент Левфож решил, что сопровождать будущую герцогиню Эпинэ отправятся десять человек во главе с ним самим, а остальные станут лагерем у «Надорского герба».
Камрад
Эйвон: – О да! – А у Ларака, оказывается, правильный нос. Любопытно, какой подбородок прячется под серенькой бороденкой. Если такой же, как у сына, граф, побрившись, из вороньего пугала превратится в побитого жизнью, но вполне приличного мужчину.
Камрад
– Ее Величество – ангел, – с чувством произнес граф, – но... Я надеюсь, это останется между нами. Беда моей кузины старше ее вдовства. Она была несчастлива в браке.
– Создатель! – Луиза поправила выбившуюся из-под капюшона прядку. – А был ли счастлив в браке Эгмонт Окделл?
– Кузен мертв, – Ларак завернул своего одра к кое-как расчищенному мосту, – и не мне его судить.
Если в переводе с благородного на человеческий это не означает, что почти святой Эгмонт грел чужие постели, то Луиза Арамона – красотка похлеще Марианны, а торчащие перед носом руины – алвасетский дворец. С фонтанами.
– Создатель! – Луиза поправила выбившуюся из-под капюшона прядку. – А был ли счастлив в браке Эгмонт Окделл?
– Кузен мертв, – Ларак завернул своего одра к кое-как расчищенному мосту, – и не мне его судить.
Если в переводе с благородного на человеческий это не означает, что почти святой Эгмонт грел чужие постели, то Луиза Арамона – красотка похлеще Марианны, а торчащие перед носом руины – алвасетский дворец. С фонтанами.
Хексберг
[Print] 1 2 3
Капитан Рут