Засохли, кончились чернила
В твоём пере,
И ты воткнул стальное стило
Ей в вену на бедре.

И строки побегут ручьём
На чистом некогда листе,
А ты оставишь поцелуй
На нежном девственном плече.

Кровь в венах, что в чернильнице чернила,
Твои стихи – её душа.
За поцелуй она тебе свой жар дарила,
Жар губы пили не спеша.

Тем поцелуем на плече,
Поставил ты клеймо поэта.
Кровавый стих на девственном листе,
И чья-то жизнь потомкам на потеху.

На белом красной полосой,
Строка – её кусочек тела.
А через век, строка окажется душой,
Багряно-чёрной на пожелтевшем белом.

Завтра рано по утру
Старцем я седым приду,
Старцем я слепым приду,
И тебя одну найду.

Пусть задача не простая,
Но всего за семь рассветов,
Среди тысячи скелетов,
Кости я твои узнаю,
Кости все твои найду,
Их в едино соберу.

Вековую пыль с суставов
Мягкой кисточкой смахну,
Лучевую кость до блеска
Тканью мокрою натру.

И рисунком на песке
Кости я в витраж слажу.
Всё согласно чертежу,
Что всех старше на земле.

И Луна под руку с Солнцем,
Перекрещивая свет,
Преломляясь в призме века
Не прожитых тобой лет,

Отражаясь в костях эхом,
Миру вновь родит на свет
Образ твой столь дивный нежный -
Голографический портрет.

И к исходу того дня,
Когда старцем стану я,
В вспышках сотнях тысяч блик,
Ты увидишь непременно,
Омоложенный мгновенно,
Мой печальный грустный лик.

В губы нежно поцелуя,
Посмотрев тебе в глаза,
В лунном свете мы станцуем
Странный вальс огня и льда.

И при свете этом древнем,
Не смотря на все года,
Ты простишь меня, наверно,
Ведь простил же тебя я.