Испытать тягу к мужчине, связанному с другой – ну какой женщине это не знакомо! Смотреть на него, молча стоя в стороне, больно, но боль не лишена приятности: он явно и очевидно на редкость счастлив. Тем большим ударом вдруг является его признание в ответной тяге (он даже не знает, что она ответна, искренне полагая ее первичной) и в мнимости счастья. Приятность исчезает, остается лишь усугубленная боль. Ведь это мужчина чрезвычайно благородный, не нарушающий данных обетов и не разрушающий созданное; посему можно в полной мере насладиться пребыванием в романе позапрошлого века, где момент наивысшей близости – хором сказанное «Так жаль».

При мастурбации отсутствует грубость. Не глупо ли – хватать себя с силой, нарочно причинять себе ту легкую боль неаккуратности, что проистекает от незнания даже в нежнейшем и медленнейшем процессе, в коем участвуют двое? Нет, мы аккуратны и делаем все не грубо, мы любим, а главное – знаем себя и свое тело. Но это тело хочет постороннего владения, контакта с чужаком, который не может знать всего и вся по определению. Где-то он излишне тороплив, где-то напрасно медлителен, где-то страсть заставляет его забыть об излишней чувствительности. Секс, это торжество чужой власти над твоим телом, пусть и уравновешенное властью, на миг дарованной тебе – словно пир, с которым никогда не сравнится призванная наскоро утолить голод профанация.

Забыть и забросить место для личных мыслей так легко. Каждое место, каждое общество, каждая страница предназначены для определенного рода мыслей – все, что не вписывается в рамки, выносится на суждение уже совсем других глаз и ушей. И если мысли узких рамок какое-то время не приходят в голову – что может быть обыденнее и естественнее, чем постепенное удаление от того места, где ты привык произносить их? Но оставленное по капле, по крошке копится, и однажды, ощутив, что деваться уже некуда, вспоминаешь о старом друге, старом уголке, старом дневнике.
Ведь все же, как ни меняется моя жизнь, как ни меняюсь я сама, неизменным остается одно – грусть и тишина ночи, проведенной наедине с собой. И неважно, одна ли ты в своей постели, в своей квартире, в своем доме, в целом мире, наконец – это не имеет никакого значения.

Знакомая спрашивала, не знаю ли я адрес какой-нибудь гостиницы, где номер можно снять на несколько часов. Я знала, и даже сказала, но постаралась отговорить ее от этой идеи. Аргументов навскидку нашлось мало, ничего внятного я так и не сказала, и мысли на эту тему не оставляют меня до сих пор.
Я не против one-night-stand вообще. Я даже вижу определенную прелесть в реализации накопленных, неважно, за час или за год, чувств с тем, чтобы, воплотив их в реальность, забыть. Обо всем, в том числе и человеке, их вызвавшем. Но я против гостиниц с почасовой оплатой как места этого воплощения...
....Конечно, если вы не законченный циник и не живете от одной случайной встречи до другой - некоторая неловкость вам обеспечена в любом случае. То, на что у других уходят порой месяцы - приспособление к вкусу, запаху, оттенкам и реакциям - вы должны оставить позади в считанные минуты, чтобы все-таки получить на память удовольствие, а не растерянность. Нужно необычайно владеть собой, чтобы не вздрогнуть от какого-нибудь неприятного открытия, пусть даже самого незначительного. И теперь представьте, как отвлекает слегка пахнущее непривычным кондиционером, слегка царапающее постельное белье, как травмирует тусклый свет в крошечной ванной, где хочется укрыться и перевести дух, но замок на двери заедает... Я молчу о взгляде портье. Подавляет тишина: даже если есть, где включить музыку - все равно в гостиничных номерах висит гнетущая тишина, гасящая любые всплески жизнерадостности. Одиночество, так остро ощущаемое в гостинице, даже если ты там не один, придумала не я - на эту тему многое написано и даже многое снято. Конечно, когда люди отдыхают вместе - это другое, но случайный попутчик лишь усугубляет одиночество, не становящееся меньше от того, что у вас всего два часа...

Какая странная все-таки мысль развивать сексуальность как умение путем использования вспомогательных тренажеров. Самое странное здесь - отношение, которое начинают испытывать к этим предметам (любому из существующего множества).
Сначала ощущаешь неловкость перед этой вещью - не в плане физиологии, а в плане стыда за желание "алгеброй усилить гармонию", упражнениями улучшить неосязаемое. Затем начинают видеть в предмете символ - большего удовольствия, большей власти над противоположным полом, вообще улучшения и обновления. А потом начинают испытывать перед ним некий священный страх: кажется, что эта игрушка знает про своего владельца что-то такое, чего не знает больше никто, ощущают угрозу, исходящую от нее, как будто вложенные человеком мысли, желания и стремления одушевляют пластик (киберкожу, мех и так далее)...

Сегодня мой нарциссизм превысил все мыслимые и немыслимые пределы. Бумажного дневника стало не хватать. Появилось навязчивое желание обзванивать давно не виденных подруг и чуть ли не в принудительном порядке рассказывать о себе, своих чувствах, переживаниях и эмоциях. Пожалев бедных девушек, завожу дневник здесь.

Не уверена, что свои сумбурные мысли я смогу изложить достаточно гладко. Наступившая наконец весна приводит в полное умопомрачение: выйдя на улицу и вдохнув забытые за зиму запахи, я включаю в намеченный маршрут магазин экзотического белья, мне хочется пробовать новые вкусы, купить одежду из незнакомой на ощупь ткани, испытать что-то абсолютно новое и неизведанное. Наверное, этот эксперимент с дневником тоже спровоцирован весной...