22:06 05-06-2008
я помню времена до массированной информационной атаки на мусульман. Ясер Арафат был другом СССР, наши строили в арабском электростанции и заводы. Никому и в голову не приходило обвинять ислам хоть в чем–то. Ну религия и религия.
А потом случилось нечто: ОПЕК.
Штаты не сразу отреагировали, но, в итоге, развязали и холодную и горячую войну там, где им это удалось. И добились весьма впечатляющих результатов: большинство нефтеносных стран либо под их военным сапогом, либо являются рынками сбыта их вооружения и товаров.
Опять–же: там где надо было, американцы очень верно сменили направление пропаганды ровно в противоположную сторону. К примеру, слово "серб", в свое время, в Европе и Америке воспринималось практически как ругательное. С чего бы это вдруг?
Потому что США очень четко понимают, что в современном мире невозможно выиграть войну, не выиграв ее на информационном фронте.
Истошно обвиняющие ислам в этом посте либо не понимают, что говорят словами пропагандистской машины США, либо просто имеют жестко националистические взгляды, и их высказывания, собственно, ничего общего к религиозным вопросам не имеют.
А скорее всего - и то, и другое.
лепра, вопросы про ислам, семьсот комментариев.
А потом случилось нечто: ОПЕК.
Штаты не сразу отреагировали, но, в итоге, развязали и холодную и горячую войну там, где им это удалось. И добились весьма впечатляющих результатов: большинство нефтеносных стран либо под их военным сапогом, либо являются рынками сбыта их вооружения и товаров.
Опять–же: там где надо было, американцы очень верно сменили направление пропаганды ровно в противоположную сторону. К примеру, слово "серб", в свое время, в Европе и Америке воспринималось практически как ругательное. С чего бы это вдруг?
Потому что США очень четко понимают, что в современном мире невозможно выиграть войну, не выиграв ее на информационном фронте.
Истошно обвиняющие ислам в этом посте либо не понимают, что говорят словами пропагандистской машины США, либо просто имеют жестко националистические взгляды, и их высказывания, собственно, ничего общего к религиозным вопросам не имеют.
А скорее всего - и то, и другое.
лепра, вопросы про ислам, семьсот комментариев.
01:39 05-06-2008
С интересом отсмотрел третью часть «Дух времени», который «Zeit Geist».
Первая часть мне просто неинтересна, вторая повторяет фаренгейт, зато третья попала в десятку. Паранойя насчёт мирового заговора - это именно то, что нужно, чтобы начать работать по рецептурному справочнику анархиста.
«Я не буду говорить вам, что всё плохо. Все знают, что всё плохо. Доллар не стоит и гроша, банки грабят, у продавцов пистолет под прилавком, отморозки бегают по улицам, и никто не знает что делать. И конца этому не видно. Мы знаем, что этим воздухом невозможно дышать, а эту еду невозможно есть. И мы сидим и смотрим телек, как какой–то местный диктор в новостях рассказывает, что сегодня было 15 убийств и 63 ограбления, и типа так и должно быть. Мы знаем, что всё плохо — хуже чем плохо. Они с ума сошли — все с ума сходят. Мы никуда уже не ходим, мы сидим дома, а мир в котором мы живём становится всё меньше, и всё, о чём мы просим: "Пожалуйста, оставьте нас в покое в наших комнатах. Оставьте мне мой тостер, мой телек, мой фен для волос, мои литые диски, и я ничего не скажу. Только не трогайте меня!". А я буду вас трогать. Я хочу, чтобы вы сошли с ума. Мне не надо, чтобы вы протестовали. Мне не надо, чтобы вы бунтовали. Я не прошу вас писать вашему депутату, и я не знаю, что там положено писать. Я ничего не знаю о депрессиях, инфляциях, бюджетах, русских, преступности… Всё что я знаю — вы должны сойти с ума. Вы должны сказать: "Я — человек, чёрт возьми! Моя жизнь чего–то стоит."»
«Network», 1976
Первая часть мне просто неинтересна, вторая повторяет фаренгейт, зато третья попала в десятку. Паранойя насчёт мирового заговора - это именно то, что нужно, чтобы начать работать по рецептурному справочнику анархиста.
«Я не буду говорить вам, что всё плохо. Все знают, что всё плохо. Доллар не стоит и гроша, банки грабят, у продавцов пистолет под прилавком, отморозки бегают по улицам, и никто не знает что делать. И конца этому не видно. Мы знаем, что этим воздухом невозможно дышать, а эту еду невозможно есть. И мы сидим и смотрим телек, как какой–то местный диктор в новостях рассказывает, что сегодня было 15 убийств и 63 ограбления, и типа так и должно быть. Мы знаем, что всё плохо — хуже чем плохо. Они с ума сошли — все с ума сходят. Мы никуда уже не ходим, мы сидим дома, а мир в котором мы живём становится всё меньше, и всё, о чём мы просим: "Пожалуйста, оставьте нас в покое в наших комнатах. Оставьте мне мой тостер, мой телек, мой фен для волос, мои литые диски, и я ничего не скажу. Только не трогайте меня!". А я буду вас трогать. Я хочу, чтобы вы сошли с ума. Мне не надо, чтобы вы протестовали. Мне не надо, чтобы вы бунтовали. Я не прошу вас писать вашему депутату, и я не знаю, что там положено писать. Я ничего не знаю о депрессиях, инфляциях, бюджетах, русских, преступности… Всё что я знаю — вы должны сойти с ума. Вы должны сказать: "Я — человек, чёрт возьми! Моя жизнь чего–то стоит."»
«Network», 1976