Однако библейского Адама не считают первым философом, открывшим, что разделение является сущностной характеристикой труда, а проще говоря — что где есть труд, там будет и его разделение, а вот Адама Смита можно по праву назвать первым, кто осознал значение, смысл и далеко идущие следствия использования принципа разделения труда. Фактически Адам Смит изобрел сам термин «разделение труда» в том смысле, в каком мы понимаем его сейчас.
Какой-нибудь щуплый тип, наделенный технической фантазией, затачивает копья. Храбрый олух-здоровяк идет с копьем на мамонта. А третий, одаренный тонкой душевной организацией и художественными наклонностями, рисует все это на стенах пещеры. Один делает одно, другой — другое, но все они заинтересованы в одном и том же.
Отсюда и возникла торговля. Теоретически торговля может быть хорошим делом, по крайней мере, в ее сути нет ничего, что бы этому противоречило. Но торговля такая, какой мы ее знаем, и порой она может быть чрезвычайно эффективной в том виде, в каком есть. Торговля — это факт.
По мнению Адама Смита, свободная торговля взаимовыгодна по определению. У одного есть что-то, но он хочет получить нечто другое, в то время как это другое есть у того, кому нужно первое. Но такие сделки могут быть весьма неразумными. Созерцание пещерных рисунков не стоит трехсот фунтов мамонтятины. Выгода может быть, по случаю, односторонней. И вот наш бедный художник месяцами набивает пузо до отвала, в то время как храбрый олух, став меценатом нового искусства стоит, завороженный, в пещере Ласко… А как же тот хитрый точильщик копий? Уж он-то наверняка отхватил свой кусок. А впрочем, какое наше дело? Уверен, они прекрасно справились без нас.
***
Ограничения по-настоящему действенны только тогда, когда на страже их соблюдения стоят силы, обладающие реальной властью принуждения. Пользуясь нашим доисторическим примером, принуждение в наиболее свободном применении, если можно так выразиться, — это когда я получаю и заточенные копья, и мамонтятину, и настенную роспись, и саму пещеру, а ты получаешь копьем в лоб.
Принудительные ограничения нарушают главный принцип взаимной выгоды, и это разрушает процесс торговли, что в свою очередь делает неэффективным разделение труда, что в конечном итоге пресекает все возможности удовлетворения личных интересов.
Ограничь торговлю, хоть из самых честных побуждений, — и ты уже занес ногу для «большого скачка вперед», по стопам Мао Цзэдуна. Ограничь те или иные экономические прерогативы — результат будет идентичным. Ограничь три основных принципа разом — и ты уже Мао собственной персоной.
Во всех своих работах Адам Смит отстаивает принципы свободы с точки зрения нравственности. Но все аргументы за свободу, изложенные в «Богатстве народов», на удивление прагматичны. Смит был противником большинства существующих форм экономических ограничений: пошлин, правительственных поощрений, привилегий, квот, контроля цен, монополий, картелей, гильдий, требующих повышения зарплаты профсоюзов, фиксирующих зарплату работодателей, ну и, конечно же, рабства. Он был даже против системы лицензирования докторов, полагая, что это может обернуться обогащением шарлатанов под прикрытием закона, в то время как в условиях свободного рынка мошенникам не нашлось бы места под солнцем по причине естественной конкуренции. Но — дабы не позволить грубой силе править в царстве беззакония — Смит настаивал на ключевой роли личных, нравственных ограничений.
В словах куда более печальных и честных, чем те, что мы привыкли слышать от экономистов, Смит заявил: «Сохранение мира и порядка в обществе важнее облегчения жизни нуждающихся». Без экономической свободы число нуждающихся только увеличивается, что влечет необходимость введения все более строгих ограничений для предотвращения бунтов, и следствием будет тотальное лишение свободы.
Смит осознавал, что принцип экономической свободы обладает определенными недостатками. В частности, он был обеспокоен последствиями крайностей в разделении труда: «Человек, который проводит всю свою жизнь, выполняя несколько простых операций… чаще всего становится настолько глупым и невежественным, насколько это Вообще возможно для человеческого существа». (Да, с этим не поспоришь: привести в пример хотя бы всех этих политиков, которые только и делают, что пожимают руки и воспроизводят заученные фразы.) Но все же разделение труда стоит того. Специализация на любом производстве повышает уровень производительности. (И политиканская специализация по крайней мере оставляет надежду, что они не займутся чем-то другим, и их глупость и невежество не причинят еще больший ущерб экономическому росту.)
Проведенная Смитом логическая демонстрация того, как производительность возрастает благодаря личной заинтересованности, разделению труда и свободной торговле, опровергла тезис (до сих пор столь милый сердцу левых) о том, что обогащение одного человека непременно ведет к. обнищанию другого. Богатство — не пицца. Если я отрезал себе слишком много кусков, это не значит, что тебе остается жевать картонку.
Доказав, что богатству народа теоретически нет предела, Смит также показал, что неверно полагать, будто богатство — это лежащая мертвым грузом куча добра. Богатство должно быть распределено естественным образом в товарах и услугах; другими словами, богатство — это то, что в ходу на кухне и в конюшнях замка, а не то, что хранится в башне в железных сундуках. Смит описывает специфику этого распределения в первом предложении вступления к «Богатству народов»: «Годичный труд каждого народа представляет собою первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года». Смит, таким образом, одной строкой создал концепт валового внутреннего продукта. Без понятия ВВП современные экономисты вообще оказались бы не удел и просто стояли бы молча, нацепив для приличия галстуки и молясь, чтоб их миновала чаша отвечать на вопросы на телевидении.
Если само богатство не привязано к определенной форме, то такова и его мера — деньги. Сами по себе деньги не имеют никакой ценности. Спросите об этом любого малыша, кому случалось проглотить монетку, и он вам подтвердит. Не говоря уже о тех, кому случалось переживать инфляцию. Но не будем забывать, что в восемнадцатом веке деньги все еще изготовляли, по большей части, из драгоценных металлов. Поэтому рассуждения Смита о сущности денег могли произвести слегка обескураживающий эффект на читателей, несмотря на то, что им был известен пример наводненной золотом, но погрязшей в нищете Испании. Золото, определенно, стоит столько золота, сколько оно весит. Но вовсе не столь очевидно, что оно стоит чего-то еще. Это почти как если бы Смит сначала доказал, что все мы можем иметь больше денег, а потом доказал бы, что за деньги нельзя купить счастье. И это правда. Счастье купить нельзя. Его можно взять в аренду.
***
«Богатство народов» было опубликовано, по забавному совпадению, в тот же самый год, в который 4-го дня июля месяца величайшая капиталистическая нация объявила свою независимость: 1776. И образованным жителям Великобритании проект Соединенных Штатов Америки представлялся, вне всякого сомнения, гораздо более странным, безрассудным и парадоксальным, чем любые идеи Адама Смита. «Богатство» не было легким чтением даже по стандартам восемнадцатого века, но, тем не менее, книга незамедлительно возымела определенный успех. Первое издание было распродано за шесть месяцев, шокировав тем самым его издателя. Кроме этого, никаких свидетельств шокирующего воздействия сочинения Смита на современников история не сохранила.
Например, никого не повергало в смущение положение Смита о том, что первостепенную роль в экономике играет личный интерес. То, что личные интересы движут миром, негласно признано с тех пор, как мир пришел в движение — маленький секрет, известный каждому. Да и беспокойство от мыслей о том, что деньги являются воображаемой материей, уже было доставлено читающей публике сочинениями доброго друга Смита, Дэвида Юма, четвертью века раньше. На самом-то деле, о вымышленной сущности денег было известно еще с классических времен. За двести лет, разделяющих правления Нерона и Галлиена, имперские фантазеры снизили содержание серебра в римских монетах от ста процентов до нуля.
И тем не менее, несмотря на то, что «Богатство народов» не заставило народы застыть во вдохновенном изумлении, что-то в этой книге подточило зубцы в механизмах мысли века Просвещения. И это что-то по-прежнему действенно и так и скрежещет на уме; я говорю так, потому что сам чувствую это — и особенно остро, когда на повестке дня встает вопрос о защите собственных интересов.
Боже мой, нет, я не эгоист. Я беспокоюсь об окружающей среде и о тех, кому повезло меньше, чем мне. Особенно о тех несчастных, кто плевать хотел на загрязнение, глобальное потепление и исчезновение видов. Я очень беспокоюсь о них, и я надеюсь, что они проиграют следующие выборы. И может быть тогда нам улыбнется счастье видеть в государственных учреждениях добрых, заботливых, неэгоистичных людей. Которые не позволят строительной компании загородить прекрасный вид на океан из моего окна.
Ну ладно, я признаю, что полное освобождение рынка было бы благом для экономики. Но ведь в мире есть вещи и помимо денег. Подумайте о том, какая опасность и вред подстерегают общество на этом пути. Без государственного контроля большие шишки — владельцы компаний — могли бы запросто обманывать инвесторов и присваивать миллионы! Снятие ограничений на торговлю вредоносными веществами могло бы стать прямой дорогой к пропаганде и повсеместному употреблению табака, алкоголя, наркотиков. Без закона об обязательном лицензировании медиков врачом мог бы называть себя каждый хиромант, костоправ и приверженец ароматерапии. Если бы не было профсоюзов, тридцать тысяч человек по-прежнему были бы рабами зарплаты на «Дженерал моторс» и тянули лямку беспросветной монотонной работы. И если бы не было различных соглашений о розничной продаже бензина, разные компании могли бы занижать цену на сколько им угодно, и мне пришлось бы объезжать весь город в поисках самой дешевой заправки и потратить на это больше бензина, чем я мог бы купить на разницу в цене.
Представьте также ущерб развивающемуся миру. Мегатонны дешевой американской поп-музыки в формате mpЗ не дадут ни малейшего шанса пробиться на рынок каким-нибудь виртуозным перуанским флейтистам. Многие виды работ требуют защиты, чтобы обеспечить рабочие места для жителей конкретного региона или сообщества.
Вот и получится, что естественный и свободный поток товаров и услуг свободно обратится другим — потоком грязи мне в лицо.
И это еще не все. Совокупность товаров и услуг есть валовый внутренний продукт. Хорошо. Я вращаюсь в тех же внутренностях моего государства, как и любой из моих соотечественников — где мой продукт? Как получается, что поток товаров и услуг вымывает мои карманы, а не пополняет? Конечно, я понимаю — деньги не есть истинная Ценность. Истинная ценность — это любовь. И именно поэтому я хочу иметь на банковском счету серьезный и весомый залог любви, ну, или хотя бы чего-то близкого — секса. Да чего там говорить, я вас всех могу поиметь как мне угодно — взгляните на мой банковский счет!
На самом деле, никто не принимает аксиомы Адама Смита как неопровержимую данность — конечно, если эта данность не заключается в хорошей прибыли, больших ежегодных премиях, дешевой рабочей силе на стройках, повышении производительности и текущей политике Системы Федерального Резерва. Так же, как и Американская Федерация Труда и Конгресс производственных профсоюзов, как Франция и как сумасбродные любители уличных забастовок всех мастей, мы готовы спорить с Адамом Смитом и его принципами. Но чтобы этот спор был подобающе интеллигентен, мы должны прежде всего рассмотреть и обдумать как следует всю совокупность его аргументов. И какова бы ни была пропорция «за» и «против», «Богатство народов» — слишком значимый труд, чтобы оставить его без внимания, если мы хотим серьезно разобраться в сущности экономики.
Глава 2. ПОЧЕМУ «БОГАТСТВО НАРОДОВ» ТАКОЕ ДЛИННОЕ?
***
П. О`Рурк: Адам Смит "О богатстве народов". Читать целиком:
https://flibusta.site/b/533539/read