Я начала писать книгу.
В моей жизни уже так много произошло, я решила описать из нее период в небольшой повести. Незнаю что из этого выйдет, но для начала я просто хочу освободить все эти воспоминания живущие во мне, перенести их на страницы. Вдохновения более чем достаточно, а результат пока не имеет значения.
Хотела бы здесь оставить из нее небольшой отрывок.
Дверь как всегда открылась с легким скрипом.… Из проема повело запахом сырости и еще чего-то отталкивающего и подсознательно опасного. Как это место могло быть домом? Неужели сюда можно было именно возвращаться, а не просто приходить переночевать?
Шаг через порог, осторожно, по возможности тихо. В комнате темно, ни слышно ни звука, по видимости его нет.
Она зашла, тщательно выбирая место на полу, чтобы безопасно поставить ногу и закрыла за собой дверь. Внутри начало зарождаться чувство паники от закрытого пространства, ловушки…
Щелчок выключателя. Тусклый желтоватый свет. Под ногами хрустнул обломок чашки. Оранжевая эмаль, и словно издевка на осколке сохранилась улыбающаяся мордочка с черным носиком… Рядом мелкие тонкие осколки от стекла из рамки с фотографией, еще дальше и клочки самого снимка… оборванный край, фрагмент чьей-то руки на чьем-то плече. Капли крови. Засохшие, потемневшие, грязные… на еще сыром от пролитого кофе ковре.
Это был дом. А теперь вдруг появились мысли, что идти больше некуда.
Ольга зашла в комнату.
Зажмурилась. Никогда она не видела ничего подобного раньше. Картины, которая бы настолько поражала, настолько сильно резала по чувствам, в которой был бы настолько жестокий и гротескный контраст…
На грязном полу, среди осколков посуды и растоптанных окурков лежали кусочки игрушек. Мягких детских игрушек. Маленькие невинные милые мордочки зверьков… Большие любопытные глазки-пуговки среди меха… И оборванные края, и торчащая вата, вырванные нитки, отодранные конечности, грязь, мерзкая грязь… Это невозможно было выдержать. Столько игрушек, столько игрушек, мягких, пушистых, добрых, у каждого своя маленькая отличительная черточка, у каждого своя история и свое имя, с каждым связаны воспоминания, от которых становится так ностальгически сладко на душе – и весь этот ад теперь.
Игрушечный фильм ужасов, логово маньяка педофила, кошмарный сон больного ребенка. Правильного сравнения не подобрать. Не описать.
Меховые мордочки сохранили свое выражение… но как, как можно было выдержать эти взгляды глазок-пуговок на оторванных мордочках, на изуродованных тельцах? Мишка с вскрытым животом укоризненно выглядывает из-под дивана, из его мягкого тела вываливается желтоватая вата и торчат белые нитки… У белька под столом больше нет плавников и части головы вместе с одним глазом… У кошки, которая раньше стояла на придиванном столике оторвана ее красивая шляпа с пером, оторвана жестоко, с лоскутом меха, на голове зияет дыра и видно кусок черного пластикового корпуса… перо со шляпы втоптано в разлитое пиво…
Кусочки черного меха от милого когда-то игрушечного щенка с глупой мордочкой лежат на порванном фотоальбоме… Страницы альбома с нарисованными сердечками… Как издевка, как злобная извращенная шутка… Самого щенка нигде не видно.
Еще один мишка, коричневый, который умел сидеть и стоять, у которого забавно двигались ножки и ручки – он теперь был просто огрызком всего лишь с одной лапой. Из дыр на теле торчала проволока. Его оторванные конечности валялись рядом… Все разбито, все сломано, порвано и растоптано… Кровотечение из ваты и ниток….
Что-то заклинило в груди, дыхание давалось с трудом, спазм не пускал воздух в легкие.
Ольга так хотела зареветь, просто зарыдать, закричать, но крика уже не было, все слезы вытекли вчера… Она вдруг бросила сумку, которая все еще висела на плече и принялась судорожно собирать изуродованные игрушки, опустилась на колени и стала подбирать кусочки мягких тел… Она ползала по полу, царапая осколками коленки и собирала, собирала, собирала их в охапку. Нашла пакет с иголками и нитками, отползла в угол, оперлась спиной о шкаф, свалила собранное на колени… Схватила первое что попалось – мишку с разорванным животом. Судорожно запихала его внутренности обратно, трясущимися руками вставила нить в иглу, торопливые стежки, один за другим, только бы поскорее стянуть края меха… Еще и еще. Кривой шов на животе игрушки… Другой мишка… проволока… иглой тут не помочь… Ольга упорно пыталась вставить ногу с поломанным шарниром обратно в тело, но она не хотела держаться, опять и опять выпадала…. Еще попытки, уже просто нелогичные и слепые попытки присоединить, починить, вернуть все на место….
И наконец ее прорвало. Она зарыдала. Громко, безутешно, с хрипом, прижимала к себе игрушки и ревела, ревела, ревела… Когда уже не осталось влаги на слезы, она просто сидела и кашляла, слегка раскачиваясь и зарывшись лицом в разноцветный мех… Долго сидела, просто замкнувшись в себе и невидя ничего кроме своего разрушенного мира.