В эту субботу умерла наша мама. Вечером, внезапно, на даче, стало нехорошо, папа положил её отдохнуть и всё.
Врачи сказали - атеросклероз сердца, уже ничего нельзя было сделать, даже если бы она в тот момент лежала на реанимационном столе.
Она ушла легко и спокойно, не успев испугаться и не мучаясь, просто уснула навсегда и всё.

Вчера мы её похоронили на Ковалёвском кладбище.
Отпевание прошло в маленькой церкви в Аннино, где крестили всех её внуков и мужа, где они с папой хотели повенчаться, потом похороны и поминки для всех на кладбище и для семьи дома. Было много людей и много цветов, всех накормили и напоили, служба была очень хорошей и трогательной, гроб был большим и красивым, ей бы понравилось.

Сегодня утром мы съездили туда, а потом разобрали её вещи и большую часть отдали родственникам в деревню.

Сегодня я чувствую оцепенелую опустошенность, и даже могу, хоть и с трудом, сюда об этом писать.
Когда в субботу вечером мой брат позвонил мне, я была в каком-то темном московском дворике - мы бегали БГМ и как раз выходили из машины искать какой-то рисунок на трансформаторной будке. Он велел мне сесть, я присела на маленький заборчик и еще спросила, плохие или хорошие у него новости - а потом я поняла, почему говорят "как обухом по голове".
Я невероятно благодарна милому, Юшке и Лочеру, которые организовали все так, что через сорок минут мы вскочили даже не в свой вагон ближайшего поезда в Питер, и всю дорогу я плакала и надеялась на то, что это все-таки ошибка, может, кома или еще что, ведь ребята еще только ехали на дачу, вдруг все-таки папа ошибся.
Если честно, я до сих пор не могу до конца в это поверить, хотя я целовала такое холодное мамино тело в лоб и кинула первую горсть земли на ее гроб и потом кивнула, чтобы могильщики закапывали и делали все, что нужно.

Три дня и две ночи я почти безотрывно провела рядом с папой - его горе и отчаяние я не могу, да и не хочу описать, и почти невыносимо быть им свидетелем, но если бы не мы и не внучки, я не знаю, как бы он справился. Сейчас он говорит - с нами, с мамой, о маме, он постепенно начал есть и спать, у меня есть надежда, что он выкарабкается, но когда утром в воскресенье мы приехали домой, он сидел и молча смотрел в одну точку - и это было по настоящему страшно.

И как я благодарна судьбе, что нас пятеро и каждый сделал что смог, чтобы достойно организовать мамин уход и чтобы удержать папу с нами - я не представляю, как с этим можно справиться одному.

Мы знали, что мама уйдет первой, если бы ушел папа, мама бы точно этого не перенесла - но мы никогда не думали, что это случится так скоро. Ей было всего 59. Она родилась 26 марта, а умерла 26 апреля. Они с папой познакомились 30 апреля тридцать шесть лет назад, и он похоронил её 30 апреля.

Мы выбрали хорошую фотографию. С их папой последней поездки на пароме в Таллин, Хельсинки и Стокгольм - это был хороший день, и мама на ней счастливая, довольная жизнью и улыбается немного лукаво, наклонив голову к плечу. Когда на поминках все ели и разговаривали не только о ней, но и о каких-то житейских вещах, я смотрела на её лицо на поминальном столике в углу и вспоминала, как однажды мы приехали к ней в больницу, расселись вокруг, и пили чай, и смеялись, и бурно обсуждали какие-то текущие дела, а мама сидела на своей кровати, смотрела на нас и улыбалась - точно также.

Господи, как все внезапно перевернулось.
Я, как и папа, виню себя в чем-то и сожалею о многих вещах, которые мы не сделали и уже никогда не сделаем. Они с папой так и не доехали послушать, как мы втроем играем в ресторане. Я обещала первой пригласить её на мою свадьбу. Она никогда не увидит моих детей. Я никогда больше не обниму её, не попрошу ее снова беречь себя, не скажу ей, как я её люблю и как за многое я ей благодарна - да, я и обнимала, и говорила, и просила, но больше никогда. Так много разных никогда.

Я видела её в последний раз в среду - они с папой заезжали к нам посмотреть на счетчики, попробовали мою курицу - и даже похвалили - и подвезли до частницы. Я вышла из машины и обняла её на переднем сиденье, попрощавшись до первых майских.
А потом в пятницу мы говорили по телефону - уже даже не вспомню о чем, папа позвонил мне по делу, а потом дал трубку маме, и в конце разговора она сказал "даю твоего любимого папочку", а я сказала "а ты моя любимая мамочка" - и всё.

Все эти дни я стараюсь держаться и помогать держаться папе, мы все стараемся, но это так тяжело.
Хорошо, что в доме есть дети - они такие славные, так искренне улыбаются и... не знаю, трудно сформулировать, не впадая в пафос.

И легкое ощущение нереальности происходящего до сих пор не покидает меня.