шторм:– У Джованни коленка ноет, – объявил поднявшийся на бак Варотти, – шторм идет.
Деревья за окном даже не шумели, а ревели, словно коровы на бойне. Не отставал и дождь, захлестывая дребезжащие окна ледяной водой. Гигантский ясень с двумя вершинами под ударами ветра мотался, словно юная березка. Можно было только молить всех святых за тех, кто сейчас в море, даже на целом судне. О полуразбитых, лишенных мачт кораблях Руппи пытался не думать, но не думать, когда нечего делать, очень трудно.
– Ветер? – Адмирал вновь откинулся на подушки. – Или у меня в голове шумит?
– Шторм.
– Я этого боялся... Ты мне так и не сказал, где мы. На тюрьму не похоже.
– Оно кончилось. – Вальдес сплел пальцы в замок и положил на них подбородок. – Стрельба прекратилась около полуночи. О тех, кто ушел в море, я не знаю ничего. Мы утопили с десяток торговцев, еще семь захвачено и с десяток стреножено. Если б не шторм, их бы догнали.
Ваш друг Луиджи Джильди захватил корвет, кроме того, взяли пару фрегатов и шесть линеалов, но два никуда не годятся. Доннер вырвался, несмотря на все мои усилия. Поверьте, я старался. «Святой Эберхард» сел на мель возле берега, «Кунигунда» и еще кто-то затонули, «Лебедь» взорвался на моих глазах. Похоже, крюйт-камера.
– А «Звезда веры?» – глаза адмирала нехорошо сверкнули. – Ушла?
– Салина ее выпустил, – подтвердил Бешеный. – По распоряжению Альмейды. Война есть война, господа. Мы не могли себе позволить утопить такого союзника, как Бермессер, но что решило море, я не знаю. Слышите?
– Шторм...
– Мягко сказано. В порт вернулись даже дозорные. То, что вы слышите, только отголоски. Настоящая погода к северу от залива, но наш друг Вернер мог и проскочить. Судьба нижет свежую рыбку вперемешку с тухлой. Уцелели вы, значит, уцелел какой-нибудь Бермессер, а то и два.
– Значит, к северу, – адмирал думал не о сбежавшем мерзавце, а о покалеченных кораблях. Они уходили в открытое море, надеясь на спасение, но попали из огня да в полымя. – Что ж, помоги им Создатель.
– Я бы на него не рассчитывал, – оскалился фрошер. – Вы выбрали неудачного покровителя для вашей затеи. У хексбергских ведьм перед Создателем имеется весьма существенное преимущество: они существуют на самом деле.
Ванаг об островах с фортами: – Монсеньор, – пророкотал обжора, оттесняя приятеля, – я не стану настаивать на возвращении мне моих островов и сносе возведенных без моего согласия фортов, но я рассчитываю на возмещение понесенных убытков.
– Мы подошли почти на пистолетный выстрел, – глаза Берто блеснули. – «Франциск» все же флагман, на абордаж лезть неприлично, а вот нас взять пытались. То есть не пытались, просто кэцхен их прямо к нам потащила. А у нас, как назло, пушки на нижних палубах не заряжены. Канониры носятся, но не успевают, а дриксы – вот они.
Альмиранте как стоял, так и стоит, только попробовал, как шпага ходит, и тут «гусям» с кормы заходит «Черный лев». И в упор! Никогда не думал, что борт сразу разлетится. В сотне бье от нас тонуть начали, а тут и пушки зарядили. Мы и добавили. По носу! Дриксенская гордость только булькнуть успела...
"Маршал покинул Гельбе. Это может значить лишь одно: дриксы решили начать с оставшейся без флота крепости. Удачный момент, ничего не скажешь. Взяв Хексберг, Его Величество Готфрид положит в карман всю Приморскую Придду, а Западная армия окажется в мешке. Весело!"
Вот что считал Вейзель:
"– Хексберг стоит риска, – не согласился Вейзель. – В случае удачи враг лишает нас помощи с моря, получает в свое распоряжение продовольственные, оружейные и торговые склады и вынуждает Альмейду вернуться если не на Марикьяру, то в Сенью. Город станет опорой дальнейшего продвижения в глубь Придды, которое начнется весной. Мы будем зажаты между мятежными провинциями и дриксенцами, измотаны трудной зимовкой, лишены резервов
По карте Елки залив: у него длина менее 50 км - 10 хорн (для сравнения Финский - 420). Глубина Финки в среднем около 40-50 м (есть и глубокие места, но немного), а высота мачт трехпалубника 60-70 метров. Хексберский залив - это вообще лужа какая-то, там и полтора десятка утопленных линеалов и транспортов засрут его очень сильно.
Я вообще не понимаю, как они там жопами пихались у берегов, если у Кальдмеера с его линеалами длина линии около 14 км (расстояние между кораблями кабельтов 185 м+длины корпусов усредненно), а у Альмейды и того больше
– После смерти Его Высокопреосвященства, – губы Арно сжались. – Шпионы прибыли в Олларию через Гаунау и Кадану в качестве охранников заказанных каданским посольством грузов. В столице их подменили. «Охранники» отправились назад, а лазутчики поехали во Внутреннюю Придду, а оттуда через Гельбе в Хексберг. Посчитали корабли и назад ноймарским трактом. Пленный, его зовут Нилс Гаусс, показал, что их послали глянуть на Хексберг без Альмейды и разведать проходы из Надора в Северную Придду и Ноймаринен.
«Вижу противника», – передал Доннер. Уже! Они с Руппи ждали этого мгновенья целый день, и все равно все случилось неожиданно, словно под ногами разверзлась пропасть, одновременно ледяная и пылающая.
Ударил колокол сигнальщиков. Очередная новость «От Доннера. Главные силы противника, двадцать один вымпел».
– Проклятье, – по всем признакам Руппи был близок к убийству. – Ты представляешь, что мне приказано! Я должен проводить эту свинью собачью к купцам и оставаться с ним, пока не будет сигнала «К высадке».
– «Приказ адмирала командующему авангардом, – повторил второй лейтенант Блаухан. – Флагман приказывает перехватить и атаковать противника. Флагман передает в авангард «Западный ветер», «Солнечное сияние» и «Счастливый случай». Каравану ждать сигнала флагмана». Все!
«Вижу противника», – передал Доннер. Уже! Они с Руппи ждали этого мгновенья целый день, и все равно все случилось неожиданно, словно под ногами разверзлась пропасть, одновременно ледяная и пылающая.
– «Сигнал от адмирала Бермессера, – завопил сверху дозорный. – Противник с юго-запада. Четыре хорны».
Мало того, на мачте «Серебряной Розы» какая-то дубина подняла сигнал «Следовать за мной». Хотя почему это «какая-то»? Грубер это! Господина генерала блюющих в трюмах солдат Добряк видел лишь дважды, но этого хватило. Такому расстрелять – что малую нужду справить. Нет, господа селедки, приказы надо выполнять, особенно если над твоей душой стоят дурни с мушкетами.
– Верно, – подтвердил Ледяной Олаф, и Йозеву отчего-то стало неуютно, – они не видели никого, кроме дозорных, не снизошедших до рыбаков и торговцев. Йозев, приказ по эскадре: «Ждать приказа. Быть готовым к повороту...» Ты хочешь что-то сказать?
– Отто Бюнц передает, – выскочивший на бак сигнальщик напоминал выхваченного из воды ерша. – «До полусотни вымпелов, в боевой линии, курс восток-северо-восток».
– Приказ по всей линии – поворот «Все вдруг». Команду над арьергардом принимает шаутбенахт Бюнц, он же ведет колонну. Курс на караван. Всех не занятых при маневре офицеров – ко мне!
– Мой адмирал, – растерялся «ерш». – Команду над арьергардом принимает...
– Шаутбенахт Бюнц, – с нажимом повторил Ледяной Олаф.
– «Бюнц докладывает, – лицо Блаухана было серым, как матросская куртка, – у противника около семидесяти вымпелов без легких кораблей».
Господа, – а вот теперь голос адмирала и впрямь стал ледяным, голос и глаза, – очевидно, что наше предприятие провалилось. Теперь наш долг – спасти тех, за кого мы в ответе перед кесарем, Создателем и своей совестью. Блаухан, передайте Доннеру: «По возможности выйти из боя и следовать за нами». Всем: «Защищать караван». Купцам: «Держаться вместе и уходить в море». Возвращайтесь на свои места, и храни вас Создатель. Горнисты, «Дриксен верит своим морякам».
– Хватит, – с явной досадой велел адмирал, – становимся в строй. «Святому Эберхарду», «Отважному воину» освободить место флагману.
На линеалах подняли ответные сигналы, забил сигнальный колокол, матросы бросились к вантам.
Поднять сигналы: «К бою иметь полную готовность. С помощью Создателя мужественно исполним свой долг».
– Авангард доносит: «Противник вышел на параллельный курс. Сбрасывает паруса».
– От Бюнца, – прокричали с марсов. – Авангард ведет Берлинга. Бюнц готов открыть огонь.
– От Доннера. Арьергард ведет бой, оторваться от противника не представляется возможным.
Олаф Кальдмеер еще раз кивнул, словно сам задал себе вопрос и сам ответил.
– Бюнцу, – голос адмирала едва не утонул в нарастающем свисте ветра. – Флагман приказывает действовать по обстоятельствам.
3. – Райос, – поднял палец Бешеный, – моя островная родня называет поразившие вас флаги именно так. Они означают, что с вами говорят по законам марикьяре, только и всего. Другое дело, что по этим законам вы и впрямь наши кровники. (Вальдес, когда Кальдмеер уточняет про значение красного флага)
Перед боем Рене прилюдно снял талигойский мундир, переодевшись в родовые цвета Повелителей Молний и оставив лишь маршальскую перевязь. По его приказу вместо талигойских флагов были подняты алые, рассеченные золотой молнией полотнища, которые привез брат его жены маркиз Альмейда
– Ну и что? – удивился Филипп. – Для чего мы подняли «Райос», если не для драки?
Еще бы не далеко! От Хексберг до Ардоры против сорвавшегося с цепи швана… Они крались вдоль берега, прятались, лавировали и ведь дошли, господа селедки! Дошли и пьют, а свернувшие на север – на дне!
– А в чужой карман? – Юхан подмигнул Лефферу. – Что будет с теми, кто залез в карман Его Величества Готфрида?
– Это преступники! – твердо сказал Леффер. – Их надлежит казнить на Большой королевской площади. Вот так! Ваше здоровье, шкипер!
– Ваше здоровье! – Лейтенанту и его солдатам пришлось отвалить треть выручки, и все равно вышел хороший фрахт.
Ну а дурак-интендант пусть кормит крабих, так ему и надо, нечего было спорить! Нечего лезть в море, если ты такой слабый и такой верноподданный!
– Мясо? – повернулся Добряк к лейтенанту, подтвердившему трагическую гибель груза и сопровождавшего его интенданта.
– Это вы Юхан Клюгкатер? – Незнакомый человек в простом темно-зеленом платье уселся на служащий стулом бочонок.
– Ну я, – буркнул Добряк, досадуя на гостя за испорченную песню, – дальше что?
– Дальше, – странный гость махнул подавальщику, – кэналлийского, милейший… Красного. Начальник таможни полагает вас человеком умным и деловым. Он посоветовал мне вас разыскать.
– С чем вас и поздравляю. – Если по делу, сам скажет, на шею кидаться не станем.
– Благодарю. – Незнакомец и не подумал обидеться. – Я хочу услышать о сражении.
– А чего о нем говорить? – Юхан пожал плечами и убрал рыбодев от греха подальше. – Все без меня разболтали. Шкипер еще по таможням прыгает, а команда уже по кабакам языками чешет…
– Моряки – люди душевные, – согласился чужак, – чем больше пьют, тем больше вспоминают. Ваши матросы вторую неделю клянутся, что разглядели герцога Алва на борту талигойского корабля. Это правда?
– Правда. – Еще б не правда! Под Ворона хоть армию списывай, хоть эскадру, хоть интенданта с солониной и полотном. – Вот лейтенант соврать не даст, он со мной был, когда на мою посудину их зверюга выскочила. Трехпалубная, пушек десятков восемь, не меньше, а на юте – Ворон. Без плаща, без шляпы, в руке – шпага, волосы дыбом… Как сейчас перед глазами стоит.
– Как же вы спаслись?
– Свезло. Фрошеры пушки перезаряжали, только верхними разок саданули, и все. Потом подвернулась посудина покрупнее, на нее они и насели, а нас Создатель укрыл и спас. Только груз за борт покидать пришлось, мели в бухте, сами знаете…
– Я не знаю. – Гость ловко ополовинил стакан. – Но мой друг из таможни говорит, что берега у Хексберг и в самом деле дурные. А где были дриксенские адмиралы, когда на вас напал Алва?
– Дрались где-то. – Нашли дурака болтать про Бермессера, проще на бочку с порохом взгромоздиться и запал поджечь. – Дыму было много.
– Герцога Алва вы разглядели даже в дыму.
– Разглядел, – огрызнулся Добряк Юхан, отворачиваясь от надоеды. – Попробуй такого не разгляди!
– В самом деле.
Подвыпивший здоровяк налетел на подавальщика, тот пошатнулся, кувшин с тинтой грохнулся на пол, разлетелся вдребезги, по доскам растеклась роскошная темно-красная лужа. Дурная примета, теперь пьянчугу до Весеннего Излома не возьмут ни на один корабль…
– Шкипер, – голос гостя стал ласковым, словно у монаха, – расскажите, что вы видели на самом деле. Поверьте, говорить правду выгодно. Даже выгодней, чем торговать воинскими припасами.
Зеленый рукав метнулся к поясу, Добряк напрягся, но гость вытащил всего-навсего кошелек и дернул тесемки. На сукно, звеня, посыпались таллы. Зрелище было, прямо сказать, красивым, но Юхан был Добряком, а не дураком. Откажешься от своих слов, а потом куда? Сидеть в Ардоре и трястись при виде дриксенского флага?
– Нет, – отрезал шкипер, почти без сожаления глядя на золотую россыпь, – не возьму греха на душу. Что видел, то видел, а видел я Ворона, а не Бермессера. Вот этими вот глазами видел, чтоб мне крабьей теще достаться!
– Господин Клюгкатер, – нахмурился незнакомец, – вы меня обижаете. Если вас едва не утопил Кэналлййский Ворон, так и говорите. Чем больше, тем лучше. Считайте, что я взял во фрахт ваш язык и языки ваших матросов. Вы не видели Бермессера, вы видели Алву и чудом уцелели, потеряв груз…
– Именно, – пробормотал Юхан, и гость исчез, оставив золото, кошелек и онемевших собеседников.
– Я бы на вашем месте убрал выручку, – пришел в себя Леффер, – она привлекает внимание.
– Отсчитайте треть, вы в доле. – Кто был этот зеленый? А, не все ли равно! Добряк сгреб свою часть со стола и крикнул подавальщика, но подошел хозяин. Надо же, как у них тут шустро.
– Кто я, чтоб не верить слову Чести? – Габайру вновь откинулся на подушки. – Но вырвавшийся из ловушки дриксенский адмирал утверждает, что ему противостоял Ворон собственной персоной, а то, что известно о хексбергской бойне, слишком напоминает фельпский разгром.
– Дриксенец лжет, – отрезал Альдо, – или ошибается.
– Без сомнения, – кивнул ургот. – Проигравшим свойственно преувеличивать силы и неуязвимость победителя, а проиграть непобедимому не столь зазорно, как равному. Но вести приходят не только из Дриксен. Кое-кто из участников сражения догадался свернуть на юг, что их и спасло. Моряки утверждают, что видели Ворона, управлявшего с палубы талигойского флагмана не только сражением, но и ветрами.
– Я тоже так полагаю, – ургот прижал ко рту платок, – именно поэтому я написал в Ардору двоюродному племяннику. Он там исполняет обязанности торгового представителя, им весьма довольны… Я просил разыскать очевидцев и узнать, видели ли они Ворона лично. К концу месяца я надеюсь получить исчерпывающие сведения и буду счастлив ими поделиться.
6 зимних Скал
– Альмейда у Хексберг наголову разбил дриксенский флот. – Никола привык начинать с самого дальнего. – В порт… простите, Монсеньор, все время забываю дриксенские названия… вернулся единственный корабль, на котором находился один из адмиралов.
– Ему будет трудно жить, – посочувствовал неведомому дриксенцу Робер. – Откуда, кстати, это известно?
Левй не на кошке скачет. На сколько его прознатчики обогнали прочих? Самое малое на неделю. Его Высокопреосвященство молодец, надо к нему сходить, возблагодарить Создателя за чудесное спасение и выпить шадди.
– Третьего дня по городу поползли слухи, – наморщил нос коротышка, – потом посол кесарии все подтвердил. Готфрид объявил четырехдневный траур. По словам посла, причиной поражения стал небывалый шторм.
– А причиной поражений в Фельпе, надо полагать, был штиль. – Эпинэ незаметно передвинул руку, лучше не стало.
– Верно, – регент замедлил шаг, – моряки дрались, а нам только предстоит. Устричное море в этом году будет нашим озером, спасибо Альмейде, но даже переверни Рамон с Вальдесом вверх дном все дриксенское побережье, Бруно остается нам.
– Дриксам придется укрепить прибрежные гарнизоны. – Рудольф всегда любил, чтоб подчиненные подтверждали его мысли. Или опровергали. – Бруно резервов не дождется.
– Скорей, их будет меньше, чем Бруно хотелось бы. – Сутуловатая, обтянутая черным сукном спина застыла у серого окна: нынешнее утро было не чета вчерашнему. – Только и у нас с подкрепленьем не густо. За зиму из новобранцев вояк не сделаешь. Хорошо хоть Рафиано и Валмон оружием и фуражом помогут. Нет, мы удержимся… Должны удержаться. Вопрос – какой ценой.
– Тем более. – Регент снова принялся мерить шагами кабинет. – Минувшим летом Фридрих выкрутил Готфриду руки. Нужно, чтобы на этот раз взяли верх те, кто поспокойней. Фельсенбурги колебались, но Фридрих перетянул, вот пусть и получат наследника назад… Он им много чего расскажет.
– Если бы не гайифские деньги, – задумчиво пробормотал Жермон, – кесарь мог бы и отступить, но плату Готфрид взял. Не возвращать же.
– А если не брал? – спросил регент то ли Жермона, то ли самого себя. – Мы по привычке видим павлиний хвост и там, где его нет, и там, где и не было. Этот Придд привез много любопытного…
– В Двадцатилетнюю погибло одиннадцать Фельсенбургов, – припомнил поучения бабушки Штарквинд Руппи. – Забыть о той войне – значит забыть и о них. По крайней мере, я этого делать не намерен.
– Мне кажется, вы с кем-то спорите, – предположил талигоец, – но я не могу понять с кем. Нам в черную дверь.
С кем? С Бермессером, Хохвенде и прочими ублюдками, зачеркнувшими былые поражения вместе с чужими смертями и чужим мужеством. Фридрих и его приятели желают помнить лишь о победах. Они бы и Хексберг забыли, но не выйдет, потому что Руперт фок Фельсенбург жив и он не забудет и не простит.
– Господин адмирал цурзее, вы понимаете, что вашего флота больше нет?
– Не могу согласиться. – Кальдмеер держит голову так прямо по привычке или виновата рана? – Северный флот цел, как и верфи Таубурга и Метхенберг, а жители побережья рождаются моряками.
– Не только они, – уточнил регент. – Вы родились далеко от моря, но у варитов в жилах течет морская вода. Тем не менее ответить Альмейде вы сможете нескоро. Будем исходить из этого.
– Вы, разумеется, знаете, что адмирал Альмейда отпустил господина Бермессера. – Молчанье собеседника не произвело на Рудольфа ни малейшего впечатления. – Он исходил из того, что бездарный и трусливый дриксенский адмирал является невольным, но весьма полезным союзником Талига. В отличие от вас, Доннера, Бюнца, фок Шнееталя.
Кстати, примите мои соболезнования в связи с их гибелью. Как регент Талига я этому обстоятельству рад. Как человек и военный – я весьма сожалею.
Рамон Альмейда не только хороший адмирал, он смотрит и на берег. Задержав вас и дав сбежать наперсникам Фридриха, он исходил не только из настоящего, но и из будущего.
Полностью уничтожить такой флот, как ваш, в одном сражении невозможно. Вы бы продержались до ночи и ушли, прикрывая уцелевших купцов. Альмейда бы вас преследовал, возможно, вывел из строя еще несколько кораблей, но не меньше полусотни линеалов добралось бы до Метхенберг. На этом война кончалась и начиналась политика. Пока вы, останься вы живы, занимались бы неотложными делами, господин Бермессер пустился бы во все тяжкие.
Не мне вам объяснять, что за неудачную кампанию пришлось бы отвечать. Вопрос – кому. Тому, кто вынудил Готфрида начать войну, или тому, кто не смог взять Хексберг? Бермессер и его дружки постарались бы свалить все на вас. С помощью гайифских денег и при отсутствии в Эйнрехте Бруно это им бы, скорее всего, удалось. К весне Бермессер был бы адмиралом цурзее. Подлецы и бездари ведут себя одинаково во всех армиях. Первое, что бы он сделал, это вышвырнул с флота тех, кто знает ему цену, и тех, кто умнее его. Накануне летней кампании Западный флот остался бы даже не без головы, а с ее противоположностью, что весьма облегчало задачу Альмейды. Не сомневаюсь, вы догадались, какую именно.
– Полагаю, что да, – негромко сказал дрикс, – флот Талига будет разорять побережье, чтобы вынудить его величество усилить прибрежные гарнизоны за счет центральной армии.
– Я рад, что вы это понимаете, – и Рудольф действительно был рад, – но случилось неожиданное. Вырвавшиеся из бухты корабли погибли во время шторма. Судьба развязала Альмейде руки, и возвышение сторонника войны, каким бы бездарным тот ни был, стало Талигу без надобности. С другой стороны, казнь труса и, весьма вероятно, предателя заставит его приятелей притихнуть. Вы и ваш адъютант хотите, чтобы Бермессер и Хохвенде ответили за все?
Дрикс с трудом поднялся:
– Неважно, чего хочу я. – Жесткое лицо, серые глаза, одно слово, север. – Последним желанием Адольфа… фок Шнееталя и офицеров «Ноордкроне» было отправить Бермессера на плаху. Об этом мне рассказал мой адъютант. Если Создатель даст мне или Руперту возможность исполнить волю погибших, мы сделаем это без колебаний.
– Курьер к фельдмаршалу Бруно выехал два часа назад. – Рудольф Ноймаринен внимательно посмотрел на дриксенского адмирала. – Надеюсь, господин командующий и герцог Фельсенбург согласятся на наши условия. Вы рады?
– Да, – просто сказал Кальдмеер, – но должен вас предупредить, что я был и останусь офицером его величества Готфрида. У меня нет и не может быть иных обязательств.
– Разумеется, – ноймарский волк не удивлялся и менее очевидным вещам, – у вас есть обязательства перед Дриксен и своей совестью. В настоящей ситуации нас это полностью устраивает. Мне кажется, вы хотите что-то спросить?
– Вы не ошиблись, – подтвердил дрикс. – Курьер уже выехал, значит, от нашего разговора ничего не зависело. Зачем он вообще понадобился?
– Потому что вы – умный человек. – Регент усмехнулся и слегка пошевелил затекшими плечами. – В возможность побега вы бы не поверили. Не открой я карты, вы бы заподозрили подвох и, чего доброго, преподнесли бы сюрприз, а ваше присутствие в Эйнрехте весьма желательно. Разумеется, если верх одержит Фридрих, мы будем драться. Нам это обойдется дорого, но нападающие всегда платят дороже.
Хохвенде, тот начал с доноса на своего господина, и еще не известно, чем кончит. Хорошо бы виселицей, а вот по Бермессеру плачет рей, причем не талигойский…
– Сударь, здесь ступеньки. – Предупреждение поступило вовремя, но вместо благодарности Руппи захотелось укусить. Потому что вежливость и учтивость идут рука об руку с подлостью. Бюнц не стеснялся в выражениях и не поддерживал под локоток дам и начальство. Он просто принял бой и погиб, исполняя чужие обязанности…
Галеры не зависят от ветров, они могут прятаться среди островов, подходить к самому берегу… Это пригодилось осенью, пригодится и весной, когда Альмейда отправится к дриксенцам с ответным визитом. Война развязана, Золотой Договор нарушен, хотя правильнее сказать, что его больше нет…
– Ротгер, – подался вперед Луиджи, – помнишь? Мы возвращались в Хексберг, солнце садилось очень странно. Ты еще сказал, что оно пляшет… И что плачут… Ты их называл девочками.
– Это может быть совпадением, – предупредил Придд, – но в одиннадцатый день Осенних Молний в Олларии разрушили гробницу Франциска Первого и Октавии. Один из рабочих погиб на месте в верхней церкви, остальные спустились вниз. Гробница располагалась в древнем храме. Судя по изображениям найери, он был посвящен Волне.
– Вальдес! – Ноймаринен ухватил адмирала за плечо. – Ты должен вспомнить, когда в Хексберг плакали ведьмы.
– Когда плакали? – Ротгер вцепился в раму, за которой клубилось что-то черно-красное. – Они сейчас плачут… Плачут, как никогда раньше!
Дриксен
[Print] 1 2 3
Капитан Рут