Такие записи, как эта, почему-то хочется сделать закрытыми. Ото всех, и от случайных гостей, и от ПЧ, а в первую очередь — от самого себя, чтобы, не дай-то бог, не прочитать ненароком. Впрочем, ничего дурного в ней нет, только мысли, по возможности правдивые; а ведь правда практически во всех случаях воспринимается хуже, чем ложь, точно так же, как почти во всех случаях она несёт одновременно и большее благо.

Больше всего, мне бы хотелось поведать о том, что хорошо. Хорошего много, только писать о нём — занятие в общем праздно-развлекательное, точно так же, как и его противоположность — серое самоедство. О хорошем напиши ты, у тебя здорово получится; а я меж тем оставлю себе удовольствие разместить здесь и, конечно, писать комментарии.

Буду писать о том, что именно мучает.

Нелёгкое это дело — настоящая любовь, доложу я вам. Она, правда, от этого менее настоящей не становится, но и очень далека от всякого того, что придумывает томящаяся в разлуке душа.

Я стал думать о том, что же мешает, что именно делает всё таким сложным. Где корень, исцелив который, можно будет с успехом лечить дерево? Не поняв корня, лечение превращается в хаотичное накладывание повязок то тут, то там — в ту ветку и тот листок, который сейчас перед глазами. Самое интересное, что я, если думать здраво, и не нахожу ничего такого, чтобы совсем нельзя исправить. Да, есть моя внешность — её исправить трудно, есть малыш — и он похож на папу, и с этим ничего не поделаешь, но так и вещи эти, в общем, не такие уж и значимые, по большому счёту. Неужели они, неизменяемые, сводят всё на нет? Они могут, если слишком много накручивать себя на эти темы, но если не заморачиваться — то фатально страшного тут ничего нет.

Близко к тому стоят вещи почти не изменяемые — части природы низшей, но очень и очень сильной. Неконтролируемые перепады настроения с большой амплитудой, и либидо, как это модно говорить у психологов — а говоря проще, сексуальность вплоть до маниакальности. Эти вещи поддаются контролю, при наличии противовеса: это и режим дня, и минимум физических упражнений… Сублимация — опять-таки слово, получившее странный оттенок, но означающее в целом высветление низших энергий — занятие трудоёмкое, но, в конечном счёте, единственно действенное против низко-сильных черт личности.

Тут-то я проваливаюсь с треском, ну а кому как не мне задавать тон? Каждый раз кажется, что всё — ничегошеньки-то ты, брат, не стоишь, и после совместных медитаций уровня городской канализации, перейти к общению более выского порядка — сложно, очень сложно. Но делать-то больше нечего, кроме как мотать на ус и начинать всё снова и снова.

Мне-то странным образом казалось, что я достаточно силён, чтобы мочь справляться с такими вещами — но нет, куда-то деваются силы. Моя устаканенная душа совершенно теряет ориентиры, когда перемены затрагивают глубокие слои: ценности, сексуальность, дом. И энергия просто уходит… куда? В страх.

Не тот страх, от которого панически дрожат, а просто неприязнь к переменам, совершенное неумение действовать в кардинально меняющейся обстановке. Недоработочка тут у вас кармическая-с, недоработочка… Однако, кроме меня, думать и действовать некому, свалить не на кого, и на советы особенно рассчитывать не стоит — ведь никто кроме нас двоих, не понимает, что происходит. Вернее, мы хотя бы немного можем попытаться понять; для остальных же происходящее — вполне простой сюжет, укладывающийся в уготовленные социальные рамки, и не вполне положительные притом.

Конечно, можно ещё и «ниасилить»: вернуться в свою раковину и не высовываться. Но, даже отбросив честь и гордость, это как-то тоже… Ведь если раньше это имело смысл единственно для прекрасного и светлого будущего, то сейчас это будущее уже наступило, вот оно, и бежать от него… Кто знал, что перемены будут восприниматься так страшно? Ну, зная себя, я мог бы догадаться и готовиться эти два года, пускаясь во все тяжкие и прыгая с парашютом (последнее — точно шутка). Может быть, и помогло бы. А отступать сейчас и бросать любимую наедине с её судьбой — не уверен я, что так будет лучше, хотя с каких-то позиций вроде бы разумно. Даже мудро: невмешательство, выждать паузу и всё такое, необходимое, когда у человека заканчивается важный эпизод жизни, к которому я хотел бы иметь как можно меньше отношения. Вправе ли я вообще отойти от этого? По сути, тот эпизод начался при моём активном содействии — значит, и хлебать свою часть каши тоже надо; как бы ни было больно от каждой вещи, тем более — от каждого слова, которые возвращают меня к неверному решению двухлетней давности.

Силы и возможности возросли — но поднялась и планка. А её держать надо: mark twen, глубина нормальная.

Итак, отступить в свою крепость, и действовать оттуда, как это представлялось — я не могу; придётся строить крепость где-то внутри себя, возможно, испытания к этому и толкают. Осталась другая крепость: сама любимая моя, но ведь и она человек, замученный жизнью, бытом, собственными заморочками; надо отдать ей должное, она приобрела завидное постоянство, и всё-таки я слишком привык расчитывать именно на дом, на родственников, на А.Г. — как единственного надёжного друга. А тут всё несколько иное, другие жизненные ценности. Огромная родственность атманических тел вовсе не означает несомненной родственности буддхиальных — если вы понимаете, что я имею в виду; говоря проще, общий высокий духовный идеал не рождает одинаковые сиситемы ценностных акцентов.

Хотелось бы понять тебя, не пропуская через собственную призму. Да, это сложно так же, как и согласовать мнения о цвете предмета, рассматривая его каждый через цветное стекло своего цвета. Никто не прав до конца, правда где-то в стороне.

Глубже боязни перемен я ничего пока не вижу, несмотря на то, что остальные проблемы достаточно острые — но, при наличии силы воли, преодолимые. Остаётся глубоко вдохнуть и… ва-банк, первый прыжок с парашютом: не ешьте, иначе нагадите в штаны. Всё получится, ведь просто по-другому никак.

Всё на всё.


     мы не можем похвастаться мудростью глаз
     и умелыми жестами рук
     нам не нужно всё это, чтобы друг друга понять
     сигареты в руках, чай на столе:
     так замыкается круг
     и вдруг нам становится страшно что-то менять

          перемен требуют наши сердца
          перемен требуют наши глаза
          в нашем смехе и в наших слезах
          и в пульсации вен
          перемен,
               мы ждём перемен


Current music: Кино - Перемен!