Комедь абсурда в двух отделениях. Исполняется однажды в виду трагичности исхода.
Действующие лица:
Платон (дух) – 1 шт, starring Еретик
Сократ (дух) – 1 шт. starring Еретик
Гордон — starring ОлдБой


Преамбула.
Время суток не ясно. Сидит Гордон, занимается столоверчением.
— Вызываю дух Платоооооооооона, — воет Гордон.
Появляется Платон.
— Хеллоу, моншерами, Тьфу, ты, а…
Исчезает. Гордон падает из-за стола...
Платон появляется второй раз (глядя на Гордона):
— Кто это там с утра на четвереньках, вопрошает Сфинкс?..
Платон качает головой, машет рукой, садится на стул.
Гордон встает с колен, справляясь с ажитацией. Усаживается за стол, и продолжает в трансе вертеть его. Появляется Сократ.
— Скажи, ради Зевса!..
Озирается по сторонам. Узревает Платона. Разворачивается и отрепетировано:
— Как подействовали мои обвинители на вас, о мужи афиняне, я не знаю; что же меня касается, то от их речей я чуть было и сам себя не забыл: так убедительно...
Платон перебивает:
— Узри осел агнца Божиего!.. — восклицает полемист, стремясь на Сократа.
Гордон приходит в себя. Хватает Платона, ставит его на место со словами «Вам бы, батенька, только впасть в дискурс!» Садит напротив Сократа. Убирает стаканы с водой.
— Итак, дорогие зрители, мы сегодня зададимся вопросом «Мы думаем Умом или говорим Ртом?». Для тех, кто не понял, поясню, что сегодня мы затронем животрепещущие темы: как мы думаем, а кто-то — мыслит? И кто такие аудиалисты и при чем тут Ауди? Отчего кинестетики бьют бутылки пива в темноте кинотеатров? И употребляют ли визуалисты «Визин» и от чего тогда их так прет кривая кинетической энергии ведет себя с явными девиациями, дискредитируя точки экстремумов в контексте невозможности асимптотической функции?

Представляю вам реинкарнации Платона и Сократа — товарищ Еретик, собственной персоной. Именно он сегодня — наш мальчик для биться эксперт.



Сидят напротив Платон и Сократ, по их взглядам видно, что каждый из них думает о сидящем напротив.
Вскакивает Платон и, воздев руки, как громом пораженный, ответствует:
— То, как мы думаем, зависит от ведущей репрезентативной системы. Люди, склонные к визуальному восприятию, каких большинство, думают мыслеобразами и лучше всего воспринимают информацию, усвоенную через зрение. Остальные виды информации они в большинстве случаев тоже трансформируют в мыслеобразы. Словами думать практически невозможно, если не проговаривать их про себя. Каждое известное и привычное слово имеет свой образ, цепочку ассоциаций, ореол значений.
Сократ озирается в поисках стакана. Гордон, цикая зубом, грозит ему кулаком, обещая мыслеформами открыть новую упаковку отменных вполне конкретных люлей. Сократ стоически унывает.
Платон, продолжая воздевать руки:
— Если я скажу «стая красных ворон на черном небе», образ будет очень ярким, но слова затеряются в нем. Если скажу «пахнущий цветущей сакурой (привет, Нопэрапон*) сад», то сознание вспомнит запах, а если оно его не знает, то создаст новый. Но если потом спросить человека, столь ярко почувствовавшего мои слова: «А что я сказал?», он не ответит.

Сократ, нехотя, встает в позу. Его перебивает Платон:
— Дружище... Тьфу ты!.. мужи афиняне!.. Скажи, ради Зевса!

Сократ плюет на пол, встает опять в позу.
Тут вмешивается Гордон, призывая определиться с дефинициями:
— То есть вы, Платон, призываете определиться со старой темой: как поверить алгеброй геометрию гармонию — то, собственно, чем вы занимаетесь? Дефиниции нам какие-то надо дать в самом начале? Может обратимся на всякий случай к в высшей степени интеллектуально-ценному наследию постструктуралистов?
Сократ в сторону: «дефиниции, херониции, низкопробные эссеисты!»... Перебивает:
— Послушай, ради Зевса!! Это непростительная субъективность. Могу сказать, что эти ваши постструктуралисты пишут какую-то дичь, и вообще после Сартра никто ничего хорошего, и тем более нового, не придумывал.
Плюёт в сторону.
Платон, вскакивая:
— Кисакуку! Платон Сократу привет!
Гордон, немного ежась:
— Подождите, господа, долго ль ехали, куда? давайте проведем некое сравнение.

Первая.
«Четверг. половина двенадцатого.
Два часа я проработал в читальном зале. А потом спустился выкурить трубку во двор. Маленькая площадь выложена розовой брусчаткой. Со стороны улиц Шамад и Сюспедар въезд машинам преграждают старые цепи. дамы в чёрном , прогуливающие своих собачек, крадутся по аркадам...» Сартр. «Тошнота»

«Вернон — маленький город, сплошь состоящий из каменных коттеджей с черепичными крышами, мощеных или асфальтированных узких улиц и высоких зданий в готическом стиле, каких, впрочем, немного. Сначала я просто, как последний турист, шатался по улицам и на все смотрел. Потом общался с людьми - они чертовски приветливы, хотя найти общий язык с ними сложно. Они, кстати, говорят, что видят русских сразу - по дорогой одежде и сонному виду : )) Завтра поеду в Париж. Мне предстоит помогать работать в букинистической лавке. Притворюсь французом и буду говорить с русскими туристами с сильным французским акцентом, иначе не купятся...
После бесцельного брожения я зашел было в пару парфюмерных магазинов, но там моего английского оказалось недостаточно, увы, хотя консультантки, бесспорно, были в состоянии аффекта..." Еретик "Амок".

Вторая:
«Большая энциклопедия" посвятила этой фигуре несколько строк, я прочёл их в прошлом году. Положив том энциклопедии на подоконник, я через стекло глядел зелёный череп Эмпетраза... Я прислонился к фасаду библиотеки. Я затягиваюсь трубкой, которая вот-вот погаснет. Кто-то забыл на столике "Евгению Гранде", книга открыта на двадцать седьмой странице». Сартр. Тошнота.

«Попытался дочитать Индийскую Философию, но на слове "Пратитьясамутпада" сломался. Нет, не судьба сегодня. Лучше буду продолжать читать "Галльскую войну", ругаясь на римскую манеру письма и отчаянно болея за кельтов : )» Еретик. Амок

Платон, подымаясь на Сократа:
— Так ты реинкарнация Сартра! Боги! Боги! Какой ужас, жертвуя всем, я… (прерывается)



Мимо пробегает стая олимпиоников, они несут высоко над головой поднятый плакат: «Принося жертву — береги свою грыжу!»

Действие второе

Платон, выхватывая бумаги из рук Гордона, в безумном порыве читает вслух:
— Сегодня я помогал работать Брюно в букинистической лавке. Это открытая лавочка в центре Парижа в основном для туристов, потому что в ней продаются открытки, старые книги на французском, плакаты, статуэтки Эйфелевых башен и прочее.(выкрикивает отрывисто) Это Еретик!.. Амок!..
Сократ, не веря ушам и такому вероломству Платона, выхватывает бумаги:
— Нет! Нет! И нет! Только бы, друг мой, не надул нас софист, выхваляя то, что продает, как те купцы или разносчики, что торгуют телесною пищей. Потому что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах полезно, а что вредно для тела, но расхваливают все ради продажи, и покупающие у них этого не знают, разве случится кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач...
Читает бумаги дальше:
— Милый утренний французский бардак : )) Один я пользуюсь случаем и сижу за компьютером :) Тетя в свои 36 чертовски хорошо выглядит, у нее нет толпы поклонников только потому, что она не очень общительна и замужем; впрочем, последнее еще никому не мешало :) Когда меня спросили, что я читал по-французски, я вспомнил полугодичный курс в институте и сказал, помявшись: "Ну... La Chaperon Rouge"... Красную шапочку то есть. Пока все смеялись, я успел сделать пробежку и поиграть с черным котом, которого зовут в переводе Засада. Теперь я вполне осознал, что это имя обоснованно». (взволнованно кричит) Это Еретик!.. Амок!..
Платон, завывая в углу освещенной студии:
— О! Боги! Боги! Это он, реинкарнация! Я так и знал! Амок и Тошнота! Сартр! Еретик!!
К нему присоединяется Сократ. На заднем плане студии появляется хор дриад, подхватывая:
«Еретик! Амок! Еретик! Амок! Еретик! Амок! Еретик! Амок!» Еретик! Амок! Еретик! Амок!»
Платон (неожиданно степенно):
— Скрывать, Сократ, я не буду. Но как мне вам это показать: с помощью ли мифа, какие рассказывают старики молодым, или же с помощью рассуждения?..
Сократ:
— Яду мне!! Какой позор перед Богами! Амок и Тошнота! Сартр! Еретик!!
К нему присоединяется Платон. На заднем плане студии появляется хор дриад, подхватывая:
«Еретик! Амок! Еретик! Амок! Еретик! Амок! Еретик! Амок!»
Гордон офигевает: вот так драма. В сторону: «принесите стаканы, правда боялся, что обольют друг друга, а сейчас, пусть хоть подавятся».
Приносят стаканы.
Сократ, внезапно остановившись:
— Довольно, Платон! Достаточно и того, если одно оказывается одним, а другое — другим. Ведь и я говорил — если ты помнишь, откуда пошел у нас этот разговор, — что удовольствия, получаемые через зрение и слух, прекрасны не тем, что оказывается свойственным каждому из них, а обоим — нет или обоим свойственно. Поэтому-то я и думал, что если каждому аудиалисту — Ауди, а визуалисту — визин? Но повтори как бы с самого начала: если и зрительное, и слуховое удовольствия прекрасны и оба вместе, и каждое в отдельности, не будет ли то, что делает их прекрасными, причастно также им обоим вместе и каждому из них в отдельности?
Платон, в раздумии:
— То есть предлагаешь, мой друг ты, всем одновременно и Ауди и Визин? Хм, забавно, право, но справедливо...
Сократ:
— Станем ли мы утверждать, что оба вместе они прекрасны, а каждое порознь — нет?
Платон:
— Что ж нам мешает?
Сократ:
— Мешает, мой друг, по-моему, следующее: у нас было, с одной стороны, нечто, присущее каждому предмету таким образом, что коль скоро оно присуще обоим вместе, то оно присуще и каждому порознь, и коль скоро каждому порознь, то оно присуще и обоим вместе, — все то, что ты перечислил. Не так ли?
Платон:
— Да утомил меня ты, друже! Не хуже редьки черной ты однако! Но я все ж не простил тебе ни Сартра, ни!..
Внезапно впадает в истерику:
— Какой позор пред Зевесом! Амок и Тошнота! Сартр! Еретик!!
Хор дриад появляется, но шугнутый Гордоном, тут же исчезает, залихватски махнув сиськами.
Сократ:
— Да дайте же ему испить стакан, пусть он выпьет и умрет успокоится!
Все стоят на месте. Тогда Сократ сам берет стакан, наливает туда и передает Платону:
— Пей же, темный друг мой, пей, хоть и в заблужденьи ты!
Платон пьет. Падает, хватаясь за воздух.
Гордон внемлет греческой драме, но в недоумении. Сократ, не веря в происходящее, но изумленно:

— Моя цикута!.. О Боги, о Зевес, то Пан смеется надо мною! Яду мне, яду! Я умываю руки!..
Облизывает стакан Платона. Падает, хватаясь за воздух.
Гордон сидит, внемлет греческой драме.



Пробегает стая олимпионников, они несут высоко над головой поднятый плакат: «Автор выпил яду! Кинестетика — ваше все! Бейте пиво в кинотеатрах!»

Через секунду луч прожектора выхватывает в темной студии камень:



и второй:



* Историки до сих пор не поняли, чье имя в суе помянул Платон. Но физиологи сходятся в том, что это существительное — название лекарства, помогающее при неконтролируемом мыслеизвержении мыслеформ.

отредактировано: 10-02-2006 09:47 - login