Бухгалтер Иванов

Луны ущербный лик встает из-за холмов,
В лесу продрогший фавн играет на сопелке.
Упившийся в соплю бухгалтер Иванов
Бредет сквозь лес к своей летающей тарелке.

Он не бухгалтер, нет, он чужеземный гость,
Застрявший навсегда среди российских весей,
Он космолет разбил, и здесь ему пришлось
Всерьез овладевать нужнейшей из профессий.

В колхозе «Путь Зари» нет мужика важней,
В колхозе у него участок и домина,
Машина «Жигули», курятник, шесть свиней,
Жена-ветеринар и прочая скотина.

Чего еще желать? Казалось бы, живи,
Работай, веселись, культурно развивайся,
Читай Декамерон, смотри цветной TV,
А то в облдрамтеатр на выходной смотайся.

Но нет, грызет тоска инопланетный ум,
Обилие скота не радует, не греет
Искусство и TV не возбуждают дум…
Бухгалтер Иванов пьет водку и звереет.

Как волк голодный, он в полночный небосвод
Вперяет иногда тоскливые гляделки,
И, принявши стакан, потом другой, идет
К запрятанной в лесу летающей тарелке.

Укрытые от глаз ветвями и землей,
Останки корабля покоятся в овраге,
Куда упал со звезд когда-то наш герой,
Сломав хребет своей космической коняге.

И плачет Иванов, и воет, и рычит
Пиная сапогом проклятую планету.
И, глядя на него, Вселенная молчит,
Лишь одинокий фавн играет тихо где-то.

Вадим Степанцов, 1984.


зы: рекомендую прогуляться по сайту "Ордена куртуазных маньеристов." Стихи там качественные.

8 МАРТА
Восьмого марта это было: гулял я тихо у Кремля
и вдруг меня, как вещь, купила дочь нефтяного короля.
Со мною рядом смех раздался: “Я, пап, вот этого хочу...” –
и кто-то басом отозвался: “О’кей, дочурка, я плачу”.

Меня схватили два амбала и усадили в лимузин
затем команда прозвучала: “Хаттаб, на дачу нас вези!”
Глаза мне сразу завязали повязкой черной и тугой
но объяснять зачем, не стали. Я испугался, крикнул: “Ой!

Вы что? Да по какому праву? Куда мы едем, чёрт возьми?
Вот, блин, нашли себе забаву! Нельзя так поступать с людьми!”
Тут рядом туша прокряхтела: “Хорош болтать! А ну заткнись
тебя дочурка захотела, поверь, все будет за... хорошо.

Сегодня же – Восьмое марта, и ты подарком будешь ей.
Зовут дочурку, кстати, Марта. Не ссы, пацан, будь веселей...”
Машина вдруг остановилась, куда-то повели меня.
Бубнил я: “Марта, сделай милость, остановись... что за фигня?

Зачем глаза мне завязали? Зачем свалили на кровать?
Зачем наручники достали и как все это понимать?”
Коварно этак засмеялась дочь нефтяного короля
и надо мною надругалась, крича: “Ох!”, “Ах!” и “У-ля-ля!”

Потом – опять, ещё разочек... Потом подружки к ней пришли...
Летят так пчёлки на цветочек, в цветочной возятся пыли.
Подружки были садо-мазо, лупили плётками меня
я доводил их до экстаза четыре ночи и три дня.

Трудился честно, врать не буду, покуда мог их ублажать.
Но после вырвался оттуда – сумел, товарищи, сбежать.
К Москве лесами добирался – без денег, но зато живой.
Да, да, я чудом жив остался и чудом обманул конвой!

Отныне я Восьмого марта на улицу не выхожу.
А вдруг меня поймает Марта? Нет, лучше дома посижу.
Запрусь тихонечко в квартире
и спрячусь от проблем в сортире.


© К.Григорьев, 2001