Солнечным осенним утром Афанасий Федорович Дыня вышел из подъезда, прошел вдоль длинного пятиэтажного дома по усеянной опавшими листьями асфальтовой дорожке и, с удовольствием вдыхая свежий бодрящий воздух, вырулил на городскую площадь. На дворе стоял октябрь, на душе было легко и беззаботно, а на календаре приятно краснела суббота.
На площади царило обычное для выходного дня оживление, но среди веселой суеты Дыня заметил некий новый объект, который, если можно так сказать, немного не вписывался в пейзаж. Там, где раньше возвышался уродливой громадой памятник вождю, под сенью постаревших и давно заброшенных голубых елей бодро красовалась свежесрубленная из теса и свежевыкрашенная в ярко-желтый цвет аккуратная будка. Слабое зрение не позволило Афанасию Федоровичу прочесть, что было написано на табличке, украшавшей будку, и он стал, медленно и не очень ловко лавирую среди прохожих, пробираться к ней.
Вблизи оказалось, что Дыня не одинок: любопытных собралась целая толпа. Табличка же гласила: ПУНКТ ПРИЕМА КАЛА. ВРЕМЯ РАБОТЫ - КРУГЛОСУТОЧНО. 10 Г. КАЛА - 9 РУБ. 50 КОП. Дверь в будку была распахнута, а внутри сидел внушительного вида мужик в белом халате поверх телогрейки, белом чепце и огромных резиновых крагах. Он меланхолично покуривал, держа сигаретку пинцетом, и всем своим видом показывал, что на вызванный им интерес ему абсолютно наплевать.
Дыня, высмотрев в толпе своего соседа, отставного подполковника Нехилых, подошел к нему:
- Приветствую, Николай Захарович, доброго утра. Что это здесь такое творится?
- Ааа..! Федорыч! - воскликнул балагур Нехилых, - да вот сам только подошел, рекогносцировку местности, так сказать, провести еще не успел!
- Нда… Довольно любопытная табличка на этом сооружении… Надо бы подойти, поинтересоваться…, - предположил Дыня.
- А это мы сейчас обязательно! Пошли!, - и друзья стали протискиваться к будке.
***
- Я прошу прощения, не могли бы вы дать мне и моему другу необходимые разъяснения о причинах и надобности дислокации данного объекта в пределах центральной площади нашего города? - осведомился интеллигент в пятом поколении Дыня.
Было заметно, что мужик в халате немного не понял витиеватого вопроса Афанасия Федоровича и равнодушно сплюнул на пол. Тогда в дело вступил подполковник Нехилых.
- Слышь, браток, а что это тут вообще? Что это за ёб твою мать?
- А че, не видно? Написано же для тупых: кал принимаем. Вы как, сдавать будете? - ответствовал мужик. Толпа вокруг будки заметно увеличилась и сгруппировалась вокруг объекта всеобщего интереса.
- Да мы… Вобщем то… Гм… Право, как неловко… - Дыня растерянно глянул сквозь толстые линзы очков на Нехилых.
- А зачем, браток, и кому наше дерьмо понадобилось? - поинтересовался Нехилых.
- А о том говорить не велено.
Толпа взволновано гудела.
- Ишь чего удумали, ироды…! Срам-то какой!
- Ну ж нет… Что мое - то мое… Не дам!
- А чо, уважаемые, тут стеклотару принимают?
- А в чем тебе его нести-то, болезный? С толчком вместе что ли?
- Извините молодой человек, а где собственно возможно э-э-э сдать так сказать кал? -поправляя сползшие очки спросил наконец Дыня.
- Эй, браток, а где тут срать то у тя, ебать-колотить? - конкретизировал полковник.
- Да где хошь, - процедил мужик, - хошь дома, а хошь тут сри, - и презрительным пинком выкатил из под стула медный тазик на колёсиках, к которому были приделаны какие-то провода и мигающий индикатор. Дыня проследил глазами за тазиком, и удивлённо спросил: - Как же это?…
- Шож, при людЯх что ли гадить, ёп? - поддержал его полковник.
- Е… - открыл было рот мужик, как вдруг его внимание привлекло что-то вдалеке. Разглядев въезжавшую на площадь цистерну, он бросил цигарку, и, оттолкнув плечом зазевавшегося Дыню, бросился ей навстречу.
Оглушительно тарахтя и выделяя едкий дым, к будке подвалила замызганная, когда-то белая, цистерна с надписью "МОЛОКО".
Приёмщик крикнул вылезающему из кабины водителю: - Пусто! Нет ни хуя… Водитель, состроив удивленную мину, стал мучительно разворачиваться.
Приемщик вышел к толпе и зычно начал говорить:
- Граждане! Сдавайте кал! 9 рублей 50 копеек за 10 грамм кондиционного кала! Кал принимаем в целлофановых пакетах на вес! - повысил голос мужик, - перед тем, как принять, кал проверяется на кондиционность и соответствие стандартам!!
В ответ толпа нервно закопошилась. Послышались недовольные выкрики. Дыня стоял посреди людской массы и удивленно вертел головой. Ему интересно, чем закончится эта история. Подполковник стоял рядом и командным голосом орал что-то про недопустимость и народный гнев. Толпа ему вторила. "Не будем сдавать!!!", - в едином порыве неслось со всех сторон.
- Ишь чего удумали, Федорыч, - не унимался Нехилых, - это ж надо! До чего страну довели, жиды проклятые!! Да чтоб я! Боевой офицер! Свое говно этим гнидам нес!? ДА еще и за деньги!!?? Ну уж нет! И ты, Федорыч, не вздумай! Руки тебе не подам после этого!
- Да я что… - смущенно отвечал Дыня, - я вообще… Я то причем?
Приемщик постоял с минуту, хмуро окинул толпу тяжелым взглядом, закурил, вошел в будку и, процедив "сами прибежите", запер дверь изнутри. Толпа еще постояла, обсуждая случившееся, а потом постепенно рассосалась. Пошли домой и Дыня с Нехилых.
***
Дома Афанасий Федорович вкусно пообедал и за столом поведал жене об интересных событиях на площади. Затем Дыня решил заняться проверкой курсовых, потом засел за свою новую статью, опосля, когда уже начало смеркаться, выпил чаю и, удобно расположившись в любимом кожаном кресле, достал с полки Уэллса и углубился в чтение. Однако, чем бы Афанасий Федорович не занимался, утренний случай не выходил у него из головы. Время от времени он подходил к окну, которое выходило на площадь, и посматривал поверх очков на будку, желтеющую внизу. Иногда возле будки останавливались люди, читали вывеску, озирались по сторонам и, пожимая плечами, уходили прочь.
Вечером, перед тем как лечь в постель, Дыня возжелал удалиться в уборную по большой нужде. Сидя на унитазе он снова вспомнил о "Пункте приема кала". "А что, если…", - вдруг подумалось ему, - "все равно уже все спят… И Нехилых спит… Они рано ложатся… А приемщика я попрошу сохранить конфиденциальность". Приняв решение, Дыня начал испражняться. Он делал это долго и как никогда обильно. Он даже засомневался, вместит ли унитаз столько фекалий. Но потом Дыня прикинул, сколько весят продукты его жизнедеятельности и сколько это будет стоить в пункте приема, и с удовольствием стал подтираться. Выйдя из уборной, он подошел к стене и прислушался: за стеной, у Нехилых, было тихо. "Спят", - удовлетворился Дыня.
Затем он прошел на кухню, снял с веревки сушащийся полиэтиленовый пакет, постоял, подумал, хлопнул себя по лбу и достал из ящика стола лопатку, с помощью которой супруга обычно пекла блины или раскладывала пироги и торты. Пройдя обратно в туалет, он стал накладывать свой жирно пахнущий и теплый еще кал лопаткой в пакет. Дыня оттер все до последней крошки, завязал на увесистом пакете узелок, положил его в еще один пакет и пошел одеваться. Неслышно закрыв за собой дверь, Афанасий Федорович стал спускаться вниз, где в дверях подъезда нос к носу столкнулся с подполковником в отставке, кавалером Ордена Боевого Красного знамени, своим соседом Николаем Захаровичем Нехилых. Подполковник воровато озирался по сторонам, а в руках его шуршали купюры.
- О! Федорыч, - растерянно протянул Нехилых, - куда это ты в такой поздний час?
- Да я, собственно, решил вот подышать свежим воздухом, - смутился Дыня, - не спится…
- А что это у тебя? Да-да! В пакетике-то что, а?
- Где? А-а-а… Это… Это так… Как тебе сказать…. Вобщем…
- Ладно, хватит - сурово проговорил Нехилых, - иди, сдавай, я вот тоже только что сдал - 750 грамм! 712 рубликов дали! Вот, брат! Супруге-то я в обед доложил обстановку, а она и говорит, иди, мол, Николай Захарыч, сдавай не раздумывая! Ну, вечерком я посрал - что, думаю, все равно в толчок смывать, а так польза будет - деньги в семью опять же… Тут, брат, диспозиция такая… Иди давай, пока народу нету!
Дыня вышел в темный влажный воздух - к вечеру заморосило - закутался в кашне и крадучись направился к площади. Однако, он не успел - у будки уже выстроилась небольшая очередь. Афанасий Федорович пожалел, что не захватил зонтика. Минут через 20 он оказался лицом к лицу с суровым приемщиком.
- Так. Кладите пакет контрольные весы , - буркнул приемщик, - хм… 1 киллограм 600 грамм…. Так… Так-так… Угу…
Приемщик достал из кармана небольшую тоненькую палочку, раскрыл пакет и стал этой самой палочкой ковыряться в Дыниных экскрементах.
- Хм… У вас, гражданин, некондиционный кал. Можете смывать в очко. Такой не принимаем, - вынес весьма неожиданный вердикт приемщик.
- То есть, как? - не понял Афанасий Федорович.
- Вот так. Не задерживайте очередь, гражданин.
- Постойте - как это у меня некондиционный кал? - воскликнул задетый за живое Дыня, - не может быть! Проверьте еще раз!
Приемщик устало поглядел на Дыню, вздохнул, снова открыл пакетик, понюхал, тщательно всмотрелся, палочкой достал кусочек и отправил в рот. Дыня судорожно сглотнул посолоневшую внезапно слюну. Пожевав губами, приемщик растер кусочек по нёбу, цокнул языком и сплюнул.
- Не, гражданин, не пойдет. Такой принимать не велено. Не задерживайте, - и ошеломленного Дыню грубо оттолкнула какая-то тетка, тащившая целое ведро смердящего говна.
Дыня брел домой по асфальтовой дорожке среди черных кустов, держа в руке бесполезный теперь пакет. События не укладывались у него в голове - как это!? У него, у доктора наук, у профессора, у заведующего кафедрой, у интеллигента в пятом поколении, наконец!? Как у него может быть некондиционный кал!? Поистине, это немыслимо! "Надо будет жалобу написать", - осенило Дыню, и в этот момент сильный и резкий удар обрезком трубы по затылку положил профессора и заведующего кафедрой на прелую пахучую листву. Пакетик выскользнул из руки Афанасия Федоровича и, описав в тусклом отсвете фонаря небольшую дугу, грузно шмякнулся в лужу. Из кустов выскользнули две воняющие немытыми гениталиями личности и бросились к пакетику.
- Ого! Все 2 кило будет…
- Давай, давай пойдем скорее, бля, а то жрать хочется. Только сейчас ты сдавать будешь, а то я уже примелькался, небось…
***
Спустя несколько мгновений Дыня очнулся и, подняв голову, среди расплывающихся темных кругов и красной мути увидел два удаляющихся силуэта. В руке одного из них покачивался Дынин пакет. "Ха! Некондиционный! Хе-хе…", подумал Афанасий Федорович и, грузно поднявшись, покачиваясь, стал пробираться к своему подъезду.


Состояние: хорошее