- А поехали на рыбалку (или за грибами)?
Жена всегда готова поддержать. Хотя оба мы знаем, что, скорее всего, я и снасти из машины доставать не буду, да и грибов не найдем. Но едем. Зачем? Об этом лучше почитать у Пришвина или Паустовского. Есть очень внятные странички на эту тему у Нагибина. Ну не могу же я сказать: "Поехали куда глаза глядят", так что пусть будет - на рыбалку.
Но сейчас я немножко про другое.
В этих вояжах без определенной цели и конкретного маршрута нередко попадаем мы в места, где жили люди. Раньше жили, а теперь нет.
Кваркенский район Оренбуржья.
По слабенькому проселку машина ныряет в распадки, карабкается на горки вдоль берега Ириклинского водохранилища. Давно уже никто не встречается. Только в белесой прокаленной высоте парят, не шевеля крыльями, коршуны. (Что они оттуда видят?) Да лежат сфинксами или стоят толстыми рыжими столбиками вдоль дороги непуганные неторопливые сурки. Остановились передохнуть, разбрелись, разминаясь. Слышу вдруг - зовет.
На небольшом пригорке, на сером замшелом валуне мраморная дощечка. "Здесь до 1930 года был Мечеть-аул. Здесь жили..." И невеликий столбик казахских фамилий. Только сейчас замечаю вокруг камни бывших фундаментов. Почему был, а потом не стал? Что случилось здесь в 1930-ом? Куда ушли эти люди и что с ними сталось? Нет ответов. Но кто-то через десятки лет озаботился заказать плиту, везти ее за много километров от ближайшего жилья, устанавливать. Щемит кого-то память, не дает покоя...
Село Лещево, Беляевский район.
Благословенные в прошлом рыбацкие и охотничьи места. Я видел когда-то это большое и крепкое село. Поэтому понимаю, что означают поросшие бурьяном холмики и островки старых кленов бывших палисадников. Сохранился только погост у дороги. Не помню, кто - Бушков или Буровский, отмечали, что в брошенных деревнях, рядом с превратившимися в прах домами, дольше всего сохраняется дерево кладбищ. Это действительно так. Причину не знаю.
Гайский район.
Мелкосопочник предгорий переходит в горы. Едва видимый проселок. Машина воет двумя мостами на пониженной передаче, взбираясь по крутому подъему. Выбрались, наконец, на небольшое плато. Имиля-Покровка. Здесь бывшее жилье еще видно. Множество остатков стен. Только улицы уже затянуло полевыми травами. Переживались здесь когда-то свои радости и свои беды, загорались и гасли надежды, кипели местные шекспировские страсти. И вот только ветер над обломками стен. Колотится в голове Екклесиаст.
Странное чувство накатывает в таких местах. Прямо физически ощущаются невидимые люди, снующие по своим делам. Мне кажется, человека формирует окружающий его ландшафт и когда он уезжает, как бы ни сложилась его судьба, это уже другой человек. Тот остался здесь. И сейчас он рядом.
Мы едем потом через еще живые села. Но в ржавом металле мехтоков, в бетонных костях бывших скотных дворов, во множестве других примет видно неизбежное и неотвратимое умирание.
Мы возвращаемся домой в свое уютное и обжитое. Всё нормально. Но где-то там, глубоко внутри, мне приходится делать некоторое усилие, чтобы убедить себя в том, что вот этот привычный мой дом, мои книги, ковер над кроватью, карта мира над столом с ноутбуком - что это прочно, незыблемо, нерушимо хотя бы до моей последней поездки.