Лучше тебе не знать из каких глубин
добывают энергию те, кто отчаянно
нелюбим,
кто всегда одинок словно Белый Бим
Черное ухо;
как челюскинец
среди льдин -
на пределе слуха -
сквозь шумной толпы прибой
различить
пытается хоть малейший сбой
в том как ровно, спокойно, глухо
бьется сердце
в чужой груди.

Лучше тебе не знать из каких веществ
обретают счастье,
когда тех существ,
чье тепло столь необходимо,
нету рядом; как даже за
барной стойкой
одиночество неубиваемо настолько,
настолько цело и
невредимо,
что совсем без разницы сколько
и что ты пьешь -
ни за что на
свете вкуса не разберешь,
абсолютно все оказывается едино;
и не важно по
какому пути пойдешь,
одиночество будет необходимо,
в смысле - никак его
не обойдешь.

Лучше тебе не знать из каких ночей
выживают те, кто давно
ничей;
как из тусклых звезд, скупо мерцающих над столицей,
выгребают тепло
себе по крупицам,
чтоб хоть как-то дожить до утра;
лучше не знать как им
порой не спится,
тем, кто умеет читать по лицам -
по любимым лицам!
-
предстоящий прогноз утрат.
Тем, кто действительно будет рад,
если
получится ошибиться.

Лучше тебе не знать тишины, говорить, не снижая
тона,
лишь бы не слышать в толпе повсеместного стона:
чем я ему так
нехороша?
чем я ей столь не угоден?
Громкость - самая забористая
анаша,
лучшая из иллюзий, что ты свободен;
и ещё – научись беседовать о
погоде,
способ всегда прокатывает, хоть и не нов,
чтоб любой разговор
вести не спеша,
лишь бы не знать из каких притонов - самых безрадостных снов
-
по утрам вытаскивается душа.

Лучше тебе не видеть всех этих затертых
пленок,
поцарапанных фотографий -
потому что зрачок острее чем
бритва;
лучше не знать механизм человеческих шестеренок,
у которых нарушен
трафик,
у которых не жизнь, а сплошная битва -
и никто не метит попасть в
ветераны:
потому что их не спасет ни одна молитва,
никакой доктор Хаус не
вылечит эти раны.

Лучше тебе не знать ничего о них, кроме
факта, что
те, кто всегда живут на изломе,
отлично владеют собой и не смотрятся
лживо,
если хохочут, будто закадровым смехом в ситкоме;
что те, кто всегда
веселы, и ярко сияют, и выглядят живо –
на деле
давно
пребывают
в
коме.