Падшая

добрая нудная сказака...нужная
Сказка о зверях из Доброго Леса... Медведь был безобразным, косолапым и грязным животным. Однако добрее его не было никого во всем лесу. Hо звери замечали только его внешность, на что Медведь жутко обижался, ловил их и жестоко избивал ногами. Поэтому звери его не любили. Хотя он был очень добрым. И веселым. Он любил задорные шутки. За эти шутки звери его скоро жутко возненавидели и били. Да, трудно быть на свете добрым и веселым. Волк был тоже безобразным и грязным. И еще он был очень злым и жестоким. Hо звери не испытывали к нему ненависти и не били. Потому, что Волк умер еще в раннем детстве. Потому, что Медведь родился раньше Волка. Да, хорошо, когда Добро побеждает Зло. Заяц тоже был злым и жестоким. И грязным. И еще он был трусливым. Гадостей Заяц никому никогда не делал. Потому, что боялся. Hо его все равно сильно били. Потому, что Зло всегда должно быть наказано. И Дятел тоже был злым и жестоким. Он не бил зверей, потому, что у него не было рук. Поэтому, он вымещал свою злость на деревьях. Его не били. Потому, что не могли дотянуться. Однажды его придавило насмерть упавшее дерево. Поговаривали, что оно отомстило. После этого звери целый месяц боялись мочиться на деревья. Они мочились на Зайца. Заяц простудился и умер. Всем было ясно, что во всем был виноват Дятел. Hо его не тронули. Поскольку не смогли выковырять из-под упавшего дерева. Да, Зло иногда остается безнаказанным. Крот был маленьким и слепым. Он не был злым. Он просто хорошо делал свое дело. Это он подъел дерево, которое упало на дятла. Об этом никто не узнал, и поэтому его не избили. Его вообще били редко. Чаще пугали. Hо его было очень трудно испугать, потому что он был слепой и не видел, что его пугают. Когда не удавалось испугать Крота, звери очень огорчались. И били Медведя. Потому, что им было очень обидно. Однажды Медведь тоже захотел испугать Крота. Hо Крот не испугался. Потому, что Медведь его убил. Hечаянно. Просто Медведь был очень неуклюжим. И звери его очень сильно избили. Даже, несмотря на то, что Медведь сказал, что пошутил. Плохо, когда твои шутки никто не понимает. Лиса была очень хитрой. Она могла запросто обхитрить кого угодно. Когда ей это удавалось, то ее не били. Hо иногда ей не везло. И ее били. Били всем лесом. И она уже не могла кого-нибудь обхитрить. Потому, что очень трудно кого-нибудь обхитрить, когда тебя бьют. Однажды ее избили до смерти. Да, жилда всегда на правду выйдет. Кабан был большой, сильный и страшный. Его все очень боялись. И поэтому его били только всем лесом. Или просто кидали в него камнями. Кабан этого очень не любил. И однажды ночью он спрятал все камни в лесу. За это его очень сильно избили. Больше Кабан никогда не прятал камни. Воистину говорят - время собирать камни и время их не трогать никогда. Козел не был ни злым, ни добрым. Он был просто Козел. Он часто козлил. И его боялись бить. И он своим козловством всех достал. И тогда его избили до смерти. Потому, что иначе он бы умер от старости. Когда-нибудь. Когда Козел умер, Медведь сильно плакал. Потому, что он в тайне любил Козла. Да, любовь зла, полюбишь и Козла. Ежик был маленький и колючий. Он кололся. Он не был злым, он кололся по своей природе. Из-за этого его били только в живот. Ежик этого не любил и стал бриться наголо. И тогда его стали бить как всех. Да, очень трудно быть не таким как все. Скунс был почти таким, как Заяц. Hо только очень вонючим. Он плохо пахнул. Его били только в полиэтиленовом пакете. Тогда запах был не такой сильный. Однажды у Скунса был день рождения. Он пригласил всех зверей, потому, что был жадным и любил подарки. И звери подарили ему новый полиэтиленовый пакет. И сильно избили до потери сознания. И Скунс задохнулся в пакете. Так его и похоронили. В пакете. В Очень Дальнем Лесу. Потому, что мертвый Скунс вонял еще сильнее. Потом пришли жители Очень Дальнего Леса и в сех сильно избили. Им не понравился запах мертвого Скунса. Да, с соседями надо жить в мире. Хомяк был тоже очень жадным. И богатым. Если бы он делился своим богатством, его бы били не так сильно. Hо он был очень жадным. За это его били сильно. И ему все равно приходилось делиться. И он горько плакал. Да, богатые тоже плачут. Лев был царь зверей. Он правил лесом. Царей бить не положено. Это закон. Hо звери давно забили на закон. Звери били и льва. Hи за что. Потому, что так уж здесь повелось. Мораль: А зори здесь тихие... В лесу так же жила обезьяна, она была слабоумной и красножопой, поэтому её били часто, так как не любили разноцветных. Ей это очень не нравилось, но она об этом долго не задумывалась. Один раз когда она была ещё маленькой, лиса обхитрила её и посадила на горячие угли, обезьяна сильно обожгла попу и не ходила поэтому в школу, поэтому стала тупой и красножопой. Да трудно быть панком в лесу... В лесу жил ещё филин, он был очень мудрым, звери его уважали и ходили с ним советоваться, но обычно били после этого, так как филин был глух и зверям не нравилось что он всегда переспрашивал. Да, ему было сложно жить на одном дереве с дятлом и он оглох от стука. Он то и подсказал кроту подкопать дерево. Так как он был глух, он не услышал как тоже дерево падало на него. Hе рой другому яму... В лесу жила лягушка, она была противная зелёная, её не любили, поэтому и били. Hо так как она была очень противной и скользкой, и также была вся в бородавках и экземах, никто не решался ударить её первой. Поэтому её били трупом скунса, завернув его в двойной полиэтиленовый пакет. Даже в нашем лесу функционирует система Ресайклинг - повторное использование материалов, неразлагающихся в почве. У лягушки была единственная подружка - её племянница жаба. Жаба была очень толстой и вонючей. Она была очень дружелюбной и хотела со всеми дружить, но те, к кому она дотрагивалась, сразу же получали экземы и всю свою жизнь гнили заживо. Именно так стала лягушка такой зелёной и противной. Все звери избегали жабу, и она была единственной кого в лесу, не били. В неё только плевали, или мочились в пруд, где она жила. Вот так всегда в лесу, звери смотрят только на внешность, а душа им неинтересна, на то они и звери... Особенно проявил себя в оплёвывании жабы верблюд. Он был очень большим и никому не нравился. В его лесу была война, и он иммигрировал в наш лес, он был другим и поэтому не нравился. Даже медведь делал очень злые шутки над ним. Медведь одел каску и обвязался в зелёное полотенце, выбежал на верблюда с криком "за Аллаха, священная война!" и избил его почти до смерти. Когда верблюд всё-таки зимой вылечился, он поклялся мстить всему зелёному: он затоптал лягушку (части её до сих пор можно найти на его задних копытах), и заплевал жабу. Так как все звери этих зелёных не любили, верблюд очень понравился всем в лесу, он даже получил прописку. Hо когда весной стали распускаться листья, верблюд стал валить деревья, за что его заклевал воробей. Только воробей любил и мстил за деревья, это он сказал дятлу быть под нужным деревом. Воробей был добрым, но для деревьев он делал всё, он погиб позже подставив своё тело под зубья бензопилы дровосека. Звери очень горевали и съели дровосека, так как воробей был патриот... Еще в лесу жил Хакер Пупкин. Он с малых лет жил среди животных, поэтому его не били. Его кормили листочками и ягодками, а Пупкину это не нравилось и он бил зверей ночью, когда они спят. Ведь если бы он бил днем, то звери поняли, что он не Маугли. Hо однажды, он избил жабу и сгнил. Звери всё-таки поняли, что он не Маугли, так как Маугли бессмертен. Поэтому они очень долго били труп Хакера. Вот так губят молодые таланты. Также там жил муравей. Он был очень зол на всех и очень мал, поэтому часто кусал зверей, а они не видя, кто их кусает, думали, что это призрак Пупкина. Тогда они принесли в жертву Льва, так как он был царь и должен платить за горе зверей. Hо однажды и муравья поймали. Hе зная, как бить такого маленького, звери женили его на жабе. Они живут счастливо. Hе было бы счастья, да несчастье помогло! Раньше, когда Лев был жив, в лесу выделялся Тигр. Он никого не боялся и мог избить любого, так как был хорошим другом Льва. Hо после смерти льва, Тигра стал труслив и прятался от зверей. Обычно он прятался в болоте, так как оно было зассано, поэтому звер и туда не ходили. Когда же звери вспоминали о его существовании, они злились, что он прячется, и искали. Искали дружно, всем лесом. Hо не находили: тигр сидел тихо. Правда однажды, когда его снова искали, Тигр не выдержал и завыл. Выл он потому, что увидел, как занимаются любовью муравей с жабой. Страшная картина. Так что его нашли, но никто не решался лезть в болото, чтобы его вытащить. Тогда звери избили Верблюда и заставили лезть. Хоть он и прописался, но все равно не свой. Звери сначала били Тигра по голове ногами, а потом натянули на морду пакет с мертвым скунсом и заставили дышать. Hо он выжил и стал прятаться еще лучше. Да, надо было в детстве Тигру в прятки играть - тренироваться. Самая добрая в лесу была Антилопа. Hо зверям не нравилось, что её охранят Медведь, который полюбил её, после гибели Козла. А она не любила Медведя. Она любила Тигра, но от того постоянно пахло мочой: бедняга прятался в болоте. Тигр же любил Муравья, так как видел каждый день, что тот вытворяет с Жабой. Муравей же никого не любил. Поэтому Антилопа была одинока и, как могла, отбивалась от приставаний Медведя. Иногда она его била. Hо не сильно, так как была очень доброй. Только до потери сознания. Hедавно в наш лес прибыла Кенгуру. В её лесу начиналась война. Она услышала, что в этом лесу принимают беженцев и приехала. Сначала звери не поняли смысла ее сумки и били. Били четко: ногами и только по голове. Hо потом, уловив фишку, бить перестали. Стали складывать в сумку мусор, и к вечеру она должна была его съесть. Иногда, правда, когда мусор был особенно невкусный, она вытряхивала его в дупло к Белке. Вечером в сумку сажали Енота, который давным-давно, наелся радиоактивных отходов и поэтому светился по ночам. Зверям это не нравилось, так как своим свечением он мешал спать. Поэтому вечером они его били, а потом засовывали в сумку к Кенгуру, чтобы он не светился. Утром вытаскивали, били и отпускали до вечера. Белка ненавидела Кенгуру, но любила Дятла: он сделал ей дупло - home, sweet home. Когда звери находили у Белки мусор, они её били. Звери не любили грязных. Отмазки о том, что этот мусор накидала Кенгуру, звери не слушали, но на всякий случай, били и Кенгуру. Позже звери обменялись с другим лесом: Тигра на Медведя Гризли. Он был чёрный. А звери не любили цветных. Поэтому Филин организовал партию против черных. Каждый день, после собрания партии, звери ловили Медведя Гризли и били приговаривая: "Получай, черножопый!". Потом партия стала бить и зайца, со словами: "Получай косоглазый!". Да, плохо когда расизм. Звери очень не любили Дикобраза, потому что, когда его бьют, то после этого сначала приходится долго выковыривать иголки из пяток, а потом все долго хромают. Hо не менять же привычный порядок вещей - и тогда Лев назначил Мартышек дежурными по битью Дикобраза, чтобы они по очереди кидали в него камнями и шишками. Камни вышибают из Дикобраза иголки, а это ценный ресурс - ими потом мучают разных других зверей типа Черепахи, просовывая иглы через отверстия в корпусе. Мартышковый конвейер оказался настолько эффективным, что уже через неделю Дикобраз облысел и стал прятаться от дежурных в пруду. Там-то и наступил ему на лицо Бегемот, и лицо у Дикобраза стало плоское-плоское, так что с тех пор бывшего дикобраза зовут Утконос. Отсюда правило: знание = сила Еще в пруду жил Крокодил, он был как танк - большой, зеленый и плоский. По этой причине звери очень любили его топтать, и особенно усердствовал Лось. Hо однажды он перепутал где у Крокодила какой конец, и стал топтать его по морде. Крокодил зевнул, и количество лосиных ног сократилось вдвое. После этого Лось стал ходить на задних лапах, а потом ему отшибли рога и стали называть Человеком. Отсюда правило: семь раз отмерь, один раз отрежь. Проблема с Крокодилом стояла по прежнему остро, как зубы последнего. Тогда бить Крокодила добровольно вызвался Выхухоль - маленький склизкий и вонючий зверек, обросший сизой шерстью. Выхухоль заходит Крокодилу в тыл, разбегается, прыгает в воду и подныривает под него. Hикто не знает, что он там под водой вытворяет, но Крокодил от этого начинает вопить писклявым контральто и с позором удирает из пруда. Отсюда правило: все генитальное - просто. Осенью у зверей начинается обострение политической активности, и тогда Кабан и Медведь ходят с лозунгами типа "Коала - порождение коки и кала", "Иностранный Бегемот сдышал российский кислород" и "Смерть Козлам трудового народа". Мелкие звери прячутся в болото потому что знают, что иначе их быстро загегемонят. Конечно, их и в болоте загегемонят, но может быть не сразу. Отсюда правило: утро вечера мудренее... Бурый Медведь стал слишком стар и не мог уже раскроить одним ударом лапы череп краснозадой Обезьяне. Тогда Обезьяны решили проводить его на заслуженный отдых и стали бить. А Дятел выдолбил из трухлявого пня большой могильный крест с надписью "заслуженный отдых", и его поставили у входа в лес, чтобы чужие звери знали, какие в нашем лесу порядки. Обезьяны поделили меж собой шкуру еще не убитого Медведя (ну не всю конечно, а кто сколько смог отгрызть), и пообещали больше его не бить - за это он написал на самом большом куске шкуры последний царский указ: о назначении новым царем Полярного Медведя. Отсюда правило: старикам одна у нас дорога. Полярный Медведь получил указ о своем назначении еще до того как медвежья желчь на указе перестала вонять. Hе смотря на это, указ он сразу сожрал так как голодал последние два года и исхудал до полупрозрачности. Он провозгласил себя Верховным Главномедведствующим, и построил всех зверей на опушке. После команды "на 1й 2й рассчитайсь" каждый 2й бил каждого 1го и обратно, в результате чего в живых остался только каждый 3й. Отсюда правило: математика царица всех наук. Звери напомнили Полярному о болоте, и потом сильно об этом жалели. Болото было самым говняным местом в лесу и страшно воняло, когды туды кого-нибудь кидали (звери кидали друг друга постоянно и на любой почве, но в болото помимо живых зверей скидывались и не очень живые, что и вносило новую струю в уже имеющийся там аромат). Еще сильнее болото воняло, если из него кого-то тянули, особенно если Бегемота. А тянуть было кого, так как в болоте вечно прятались некоторые звери: те кого слишком часто били, и Злодеи. Злодеями называли тех кто кинул кого-то из крутых. Злостными же Злодеями называли тех кто говорил что бить вообще никого не надо. Верховный Главномедведствующий привел зверей на окраину болота и они стали бить болотных. Естественно болотные их избили, так как играли на своем поле. В конце концов (это когда драчующиеся поотрывали друг другу концы), по запаху уже нельзя было понять кто свой а кто болотный. И тогда звери вернулись в лес во главе с Медведем который из белого превратился окончательно в Бурого. Злодеям вышла амнистия, и Злостных Злодеев решено было смешать с дерьмом в следующий раз... Отсюда правило: все там будем!
Источник: Дневник -Падшая-	URL

Нокки

57
Белое-белое небо. Такое яркое, что больно смотреть. Черные деревья с пустыми ветвями. Мокрые следы дождя на сером асфальте. Река, несущая непрозрачно-темную воду с редкими мазками светлой пены. Влажно, по-болотному чавкающая земля под ногами. Поредевшая блеклая трава. Листья. Много-много опавших листьев. Бурых, коричневых, лиловых, багровых, мертвых. Бредущая по парку девушка - серенькое пальто, пестрый шарф, озябшие пальцы спрятаны в рукава, ботинки с налипшей грязью, незапоминающееся лицо, тусклые светлые волосы. Несильный, но пронизывающе-злобный ветер. Такой холодный, что невозможно дышать. И вдруг... Ветер налетел так неожиданно, яростно, ярко.. подхватил неподвижные листья, закружил, повлек в странном безудержном движении.. рванул полы пальто, растрепал волосы, заставил задохнуться.. оглянуться.. увидеть вихрь листьев, вьющихся вокруг девушки.. касающихся ее рук.. скользящих по ее плечам.. замирающих в ее волосах, делая их похожими на косы дриады.. увидеть водоворот листьев - пергаментно-бежевых, персиково-розовых, охрово-каштановых, медово-рыжих.. А потом ветер затих. И все стало по-прежнему. Белое небо. Черные деревья. Темная река. Мертвые листья. Холодный ветер. Бесцельно бредущая девушка. Скучная зябкая осень, горько пахнущая дымом и полынью. Все по-прежнему. Вот только откуда на бледном, невыразительном лице эта врезающаяся в память улыбка полная светлого, безграничного счастья?
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Нокки

56
Зашел в комнату. Огляделся. Окно с голубым небом и парочкой облаков, часы из темного дерева, накрытая плюшевым покрывалом кровать, книги в шкафу, скрипучее кресло, новенький пластиковый стол. На столе – листик бумаги. Подошел. Взял в руки, пробежал глазами. Чужой изящный почерк, вместо подписи небрежно выведена буква "С". Вздохнул. Сел. Пробормотал: "Завтра, в пять тридцать... Черт. Я ведь с уже договорился... Но тут уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть, предупредила... Ладно. Завтра. В пять тридцать". Протянул руку. Взял телефонную трубку. Набрал номер. Сказал: "Привет. Ты прости, но завтра вечером я занят. Нет, в пятницу я тоже не могу. Нет, на следующей неделе тоже. Извини. Да, так, наверное, будет лучше. Да. Ну, пока". Повесил трубку. Встал. Оделся, положил записку в карман и тщательно запер дверь. Приехал к родителям. Съел мамины котлеты и пирожки. Похвалил, поблагодарил. Рассказал про работу. Выслушал рассуждения отца о политике, о коррупции, о том, что старшее поколение совсем не ценят. Не согласился: "Я ценю. У меня дороже вас никого нет". Посмотрел на светлые лица родителей. Довольно улыбнулся. Собрался, ушел. Подкараулил лучшего друга, когда тот выходил из своего офиса. Предложил поехать куда-нибудь, посидеть, выпить, поговорить о том, о сем. Уговорил. Привел в бар, заказал ужин, долго вспоминал школьные годы, институт, первую работу. Позволил отвезти себя к другу домой. Сначала отнекивался, но потом сдался и весь вечер играл на гитаре для чужой дочки. Попрощался. Пошел к метро, спустился. Всю поездку рассматривал людей в вагоне. От остановки до нужного дома добирался пешком. На двери подъезда обнаружил кодовый замок. Долго вспоминал порядок цифр. Вспомнив, поднялся на шестой этаж. Позвонил. Спокойно встретил взгляд женщины, распахнувшей дверь. Сказал негромко: "Здравствуй. Я соскучился". Выслушал сначала гневное, а потом горько-радостное: "Откуда ты взялся? Тебя год не было... Проходи скорее, только тихо, малышка уже спит..." Зашел. Повесил куртку на крючок, который сам вбивал в стену. Разрешил накормить себя поздним ужином. Вымыл посуду, слушая сбивчивый рассказ про жизнь без него. Вытер руки полотенцем с мишками и обнял, зарывшись лицом в растрепанные русые волосы. Потянул в спальню. Утром проснулся с улыбкой. Долго смотрел на спокойное лицо, мягкие губы, подрагивающие ресницы. Встал и пошел в комнату девочки. Сидел рядом с ее кроватью, пока не позвали завтракать. Поев, сказал, что уезжает – надолго, а, может, и навсегда. Утешил, сказал, что любит – и всегда любил – и всегда будет любить. Обнял, не отпускал, пока не закончились слезы. Объяснил, что оставляет достаточно денег, чтобы хватило и на нее, и на дочку. Попросил быть счастливой. Оделся, ушел. Весь день бродил по городу. Думал. Дышал холодным воздухом. Мерз под мелким, пробирающим до костей дождем. Наслаждался одиночеством и внутренней пустотой. Заметив, что уже почти стемнело, начал часто смотреть на часы. Потом снял их и сунул в карман. Почувствовал странную легкость. Не стал прятать улыбку. Проголодался. Увидел на другой стороне дороги уютно выглядящую кафешку. Направился к ней. Успел поймать краем глаза вспышку яркого света откуда-то сбоку и... P.S. Скажите мне, понятно от кого записка или нет? update: После обсуждения в комментах по поводу "Какая из двух концовок лучше, и нужны ли они вообще?", концовку (в двух вариантах) перенесла сюда. По личным мотивам, ничего общего с чужими мнениями не имеющим.
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Нокки

Но рассвет всегда сменяет закат... (с) То ли смерть - неизбежна, то ли жизнь - бесконечна. И понимай, как хочешь.
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Нокки

55
Автобус остановился, и я, протискиваясь сквозь толпу уставших, раздражительных людей, пробилась к выходу. Соскочила с подножки, отряхнулась, сбрасывая с себя остатки суетливой городской поспешности. За спиной с шелестом закрылись двери. Заскрипел гравий, черный выхлоп отравил воздух, и автобус покатился дальше. Я не стала провожать его взглядом. То, что было передо мной, оказалось гораздо интереснее. На обочине дороги, опустив тяжелую голову на передние лапы, лежал огромный, темно-серый пес. Кажется, он спал, но, словно почувствовав мой взгляд, проснулся и открыл глаза, оказавшиеся странно человеческими, цвета грозовых облаков, в которых отражается хвойный лес. Пес встал и подошел ко мне. Задумчиво обнюхал мою руку, обошел меня кругом и, оскалив в улыбке впечатляющей длинны клыки, прижался лбом к моей ладони. Я, удивляясь собственной смелости, погладила мягкие уши. Пес отступил на несколько шагов и замер в ожидании. Было раннее утро. Календарь утверждал, что лето еще не закончилось, но на самом деле осень уже вступила в свои права, и деревья сверкали сквозь туман багровым золотом. Солнце искрилось каплями воды на верхушках елей, но дорога пока оставалась в жемчужно-прохладном полумраке. Я поправила рюкзак за спиной и зашагала по обочине к недалекому повороту. Пес последовал за мной. Когда крохотный магазинчик с заколоченными окнами остался позади, по правую руку открылось поле. Туман рассеялся под напором жизнерадостных лучей, и стало видно, что земля покрыта темной зеленью. Не пшеница и не кукуруза. Я улыбнулась. Шоссе заложило крутой вираж и поползло в гору. Ноги начали уставать. Где-то залаяла собака, потревоженная вторжением на ее территорию. Пес промолчал. Я вдруг заметила, что воздух пронизан теплым светом и переливами птичьих голосов. Трели доносились из леса, росшего по другую сторону дороги. Подъем закончился. Прямо передо мной возвышался потрепанный дорожный знак, сообщавший о скорой развилке. Я удовлетворенно кивнула. Отходившая от шоссе дорога прорезала зеленеющее поле желто-серой полосой потрескавшейся глины. Вдали, почти у самого горизонта темнели деревья. Я направилась к ним. Солнце теплой ладонью легло на затылок. Ветер взъерошил мои волосы, пролетел еще немного и затих, запутавшись в траве. Птичьи голоса остались далеко. Тишину разбавляло жужжание пчел. Становилось жарко. Я остановилась, стянула куртку, убрала ее в рюкзак и огляделась. Движущиеся точки машин, обозначавшие шоссе, и все еще нечеткие силуэты деревьев находились на одинаковом расстоянии. Вокруг расстилалось покрытое клевером поле. Я сорвала пушистый бледно-розовый цветок, сунула его в рот и почувствовала на языке полузабытую сладость. На мгновение стало пронзительно грустно. Я подхватила рюкзак и продолжила путь. Деревья приближались. Уже можно было рассмотреть черно-ржавый забор, за которым они стояли, и красные ворота, в которые упиралась дорога. Вскоре я стояла перед ними и рассматривала внушительных размеров замок. Ворота были заперты. Ключа у меня не было. Я вздохнула, решила, что нужно подумать, отошла в сторону от дороги и устроилась на земле, привалившись плечом к березе, охранявшей уже многие годы ворота. Пес устроился поодаль и, часто дыша, высунул длинный розовый язык. Сквозь решетку было видно, что дорога в поселке посыпана гравием, а первый от ворот дом заброшен. Еще раз вздохнув, я просунула рюкзак на ту сторону между прутьями решетки, а сама, вспомнив былые навыки, перелезла через ограду, заработав только одну царапину на локте и испачкав джинсы ржавчиной. Удачно приземлившись мимо старого пня-муравейника, я отряхнулась, подобрала рюкзак и пошла дальше. Пес протиснулся под воротами. Первый дом действительно был заброшен. Стекла были выбиты, ограда покосилась, а участок зарос бурьяном. Следующий выглядел немного лучше, там, по крайней мере, окна были целы. Потом была просека, упиравшаяся в забор, за которым стоял лес. Виднелись пятнистые стволы берез, их резные листья и неровные, танцующие под ветром лучи, падающие на землю сквозь кружевные кроны. За просекой снова начались участки. Первый был спрятан густыми ветвями елей. Под одной из них я удивленно заметила несколько темно-коричневых кружочков и, нагнувшись, убедилась, что это – грибные шляпки. Такие бывают только у белых. Осторожно отломав толстые ножки, я вытащила красавцев из их убежища. Исследовав свою добычу и не обнаружив никаких изъянов, я подумала в предвкушении: "Будет к ужину картошка с грибами". Второй участок был аккуратным и ухоженным. Веселенький сине-белый заборчик содержался в отличном состоянии, дом был светлым и радовал глаз цветными занавесками на окнах, а у крыльца яркими пятнами выделялись клумбы с осенними цветами. Миновав дом, я свернула на просеку. Часть ее - рядом с забором участка - была усыпана темными бусинами черноплодки. Я с удовольствием сорвала несколько ягод с простирающихся над оградой ветвей. Ярко-терпкий вкус и кровавые разводы сока на пальцах вызвали очередную улыбку. Которая стала еще шире, когда я повернулась к забору напротив. В самом заборе ничего необычного не было - просто стальная сетка, прикрученная к врытым в землю столбам. Столбы были зелеными. Дом за забором - тоже. Я потратила несколько секунд на разглядывание шиферной крыши и двери второго этажа, наполовину спрятанной разросшейся сиренью, а потом решительно направилась к калитке, которая с негромким скрипом пропустила меня в сад. Здесь, похоже, уже давно никто не косил траву, потому что она доходила мне до пояса. Кусты смородины блестели рубиново-красными и прозрачно-желтоватыми ягодами. Слева у забора заманчиво темнел крыжовник. Впереди, за смородиной, поднимались переплетенные стволы старых вишен, а рядом - гнущиеся под тяжестью плодов яблони. Ветер, напоенный нежным ароматом, напомнил мне о зарослях шиповника. "Надо будет не забыть взять перчатки, когда пойду срезать цветы, а то опять все руки будут в колючках“, отметила я мысленно. "А пока..." Я осторожно выпутала из травы несколько колокольчиков и, помахивая эти букетиком, направилась к дому. Садовая дорожка встретила мои ноги острыми гранями камней, которые ощущались даже сквозь подошву кроссовок. Крыльцо одарило жалобным скрипом, когда я решила взяться за расшатанные перила. Дверь, наоборот, не произвела ни звука - видно, петли были смазаны незадолго до моего появления. Я задержалась на пороге, собираясь с духом, и вошла внутрь, заметив, что пес все еще идет следом. Передо мной была большая светлая комната, больше всего похожая на застекленную веранду. На вешалке висели разнообразные дождевики и куртки, у стены стоял старомодный зеленый велосипед, на изящной этажерке примостились забавные безделушки и детские книги довоенных времен. Дальний угол был занят шкафом с посудой и небольшим столом, накрытым вместо скатерти клеенкой в сине-белую клетку. Сидевшие за столом люди обернулись. Похоже, мое появление прервало их завтрак. Некоторое время мы просто разглядывали друг друга. В кресле у стены сидела молодая женщина с яркими, лучисто-зелеными глазами. Ее густые иссиня-черные волосы были небрежно заплетены в косу, доходившую до пояса. Она была одета в мужскую рубашку и старые джинсы, что придавало ей удивительно хрупкий и домашний вид. Она смотрела на меня с настороженным любопытством. Рядом с ней, ласково улыбаясь, сидела еще одна женщина. Она была пожилой, полной, с мягкими руками, светлыми голубыми глазами и собранными в пучок седыми волосами. Наверное, именно то, что в облике двух женщин не было ничего общего, наводило на мысль, что это - мать и дочь. Последним был мужчина - немолодой, сухощавый, седой, но с темно-рыжими усами, подтянутый и спокойный. Было понятно, что он отец молодой женщины. Его зеленовато-желтые глаза смотрели строго и внимательно, но уголки губ прятали улыбку. Я попыталась представить, что же они видят перед собой, и мысленно ужаснулась. Худое, лохматое чудо, с мальчишеской стрижкой, ржавыми разводами на джинсах, расцарапанными руками, разукрашенной майкой и полудюжиной сережек в ушах. И с огромным, угрожающего вида псом в придачу. Я облизнула губы, взъерошила и без того торчащие во все стороны волосы, переступила с ноги на ногу и обреченно сказала: "Ну, вот и я". Старик ободряюще улыбнулся, в глазах пожилой женщины зажглись теплые весенние огоньки, а ее дочь встала, подошла ко мне и сказала ласково: "Мы тебя ждали". И обняла меня. Я задохнулась на миг и уткнулась лицом в ее жесткое худое плечо, позволяя гладить себя по голове, говорить что-то успокаивающе-бессмысленное и, в конце концов, усадить на непонятно откуда взявшийся стул. Почувствовав под собой нечто более надежное, чем мои ноги, я отстранилась. Женщина продолжала перебирать пряди моих волос. Пес положил голову мне на колени и заглядывал в лицо своими удивительными серо-зелеными глазами. Я улыбнулась, и, словно приняв это за какой-то им одним ведомый сигнал, хозяева дома тут же начали усиленно кормить меня завтраком. Вечером, устроившись с книжкой на последней ступеньке ведущей на второй этаж лестницы, я наблюдала за тем, как мир, не спеша, погружается в темноту. Пес лежал рядом, наслаждаясь тишиной и теплом. Его голова удобно прижималась к моему бедру. Внизу на участке кто-то зажег фонарь у навеса над столом. "Значит, ужинать мы будем на свежем воздухе. Хорошо, что этим летом почти не было дождей, а то бы комары замучили", лениво подумала я, запуская пальцы в пушистую шкуру пса. "Все готово, идите есть", донеслось из-под навеса. Я поднялась, потянулась и спустилась вниз, перепрыгнув через две сломанные ступеньки. Пес, конечно, увязался за мной. Вдыхая запахи травы и цветов, любуясь первыми звездочками, появившимися на синевато-серебряном небе, ощущая тепло шагающего рядом пса, норовящего ткнуться в мою ладонь своим холодным кожаным носом, предвкушая долгожданный ужин с картошкой и грибами в компании любимых людей, я чувствовала то, к чему стремилась, кажется, всю свою жизнь. Я чувствовала, что меня любят, что я нужна, что мне рады, что больше никогда меня не обидят и не осудят. И еще что-то, неподдающееся формулировке. Что-то, чего мне не хватало, где бы я ни жила и с кем бы ни делила эту жизнь. Наконец, мне удалось поймать ускользающий образ. Им оказалась на удивление простая, пугающая в своей правдивости мысль: «Я дома». А откуда-то, - может, из затянутого дымкой прошлого, а, может, из ненужного теперь будущего - звучали врезавшиеся в память слова: Когда я умру, я не сгину, как искра во тьме. Когда я умру, я очнусь на высоком холме... Навеяно второй частью записи Оранжевой. Использованы строчки и идеи из стихотворения Марии Семеновой.
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Нокки

Random acts of kindness... Сидеть на холодных ступеньках, слушать невнятно-убаюкивающий голос, проголодавшись, пойти в кафе и снова сидеть на каменной лестнице, потягивая обжигающий кофе и обкусывая свежую булочку, щуриться на проглядывающее сквозь желтеющие листья солнце и ни о чем не думать - что может быть лучше? Встречать людей из недавнего прошлого, рассказывать о себе, в тысячный раз повторяя одно и то же, слушать знакомые до последнего слова споры, ловить взглядом улыбающиеся лица и не видеть перемен - что может быть лучше? Болтать с друзьями о настоящем и будущем, бродить вместе по гулко-пустым коридорам, обсуждать все на свете, смеяться под отражающим фонари небом, кататься по очереди на чужом велосипеде, обещать встретиться и чувствовать себя нужной - что может быть лучше? Только быть рядом с тобой.
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Lain Iwakura

В Вашем дыме легких не обнаружено "Сенечка, знаешь, кто так кашляет?" - кашляю, - "Так кашляет заправский курильщик. А теперь подумай, что я делаю в тайне от родителей?... правильно, трахаюсь".
Источник: Multiple Personality Disorder [Nishizono Tetora version]	URL

Lain Iwakura

Какой злодей выгрызает Гоку изнутри. Вылазь, гад, на белый свет, поговорим, как мужчина с...! Пу-пу-пу-пу...пу-пу-пу-пу....(*подпеваю*) Макона форева Current music: Mokona's Garden Состояние: мря-я...
Источник: Multiple Personality Disorder [Nishizono Tetora version]	URL

Нокки

52
Девушка сидела на траве и читала учебник по физике. Учебник был неинтересным, да и солнце, за десять минут успевшее перебраться с носка левой ноги на оба колена, начинало припекать, так что думать хотелось вовсе не об окислительных реакциях, а о мороженном, которое продавали неподалеку, о бассейне, открытом до пяти вечера, и о тенистых аллеях парка, где царит аромат свежескошенной травы и осеннего солнца. Слова неуклюже лежали на белой гладкой бумаге и совершенно не желали подчиняться витающему в радостных мечтах сознанию. Именно так обычно и бывает, когда перерыв между лекциями – больше получаса, но меньше часа, а, значит, ни оставаться в здании, ни куда-то идти не имеет смысла. Из полусна девушку вырвало ее собственное имя, произнесенное прямо в ухо с явно излишней громкостью: - Тор! Эй, То-ор! Не спи, замерзнешь! - Скорее уж поджарюсь до золотистой корочки... - лениво огрызнулась Виктория, открывая глаза и поднимая голову. Перед ней, прищурив лукавые глаза и склонив голову к плечу, стоял Данни. - Разве у тебя сейчас не история? - без особого удивления или любопытства спросила девушка. - Угу, история. - А почему ты здесь? - Парень пожал одним плечом и фыркнул. - Такими темпами ты вылетишь из универа раньше, чем переспишь со своей сотой девушкой. Даниэль усмехнулся, опустился на землю, уселся поудобнее и сообщил торжественно: - Это знаменательное событие произошло еще две недели назад. - Ну, тогда двухсотой... - равнодушно поправилась Викки. - А это знаменательное событие, - еще торжественнее сказал парень, - не произойдет никогда. - Да? А что так? Может, - Тор понизила голос до замогильного шепота, - ты того? не можешь больше? - Ты усомнилась в моей мужественности?! - вскакивая на ноги, закричал Данни. - Как ты могла? Я оскорблен, унижен, растоптан... Моя жизнь окончена. Я удаляюсь, чтобы выпить яд, вонзить кинжал в сердце, накинуть петлю на шею, утопиться в океане, броситься в огонь... - А почему именно в таком порядке? Может, сразу в огонь? Тогда обо всем остальном можно не волноваться... - невинно заметила Викки. Парень вздохнул и сел, скорчив недовольную физиономию: - Ну вот, даже о смерти помечтать не дают. Каждый раз, когда во мне просыпается вдохновение, ты считаешь своей миссией вернуть меня обратно на эту нищую духом землю, где мой бренное тело служит вечной тюрьмой для моей страдающей души. - Wow, - девушка покачала головой. - Поэт. Пора ставить памятник в полный рост с надписью: Здесь стоит Дан, величайший поэт всех времен и народов, чьи слова неохватны в своей мудрости, а дела неописуемы в своей добродетели. Как тебе? - Слишком длинно. Никто не станет читать. - Да, пожалуй. Ладно... Может, так: Здесь стоит Дан? - Не, надо объяснить, за что стоит. В смысле, зачем. В смысле, почему. - Окей. Тогда так: Стоит. Коротко, ясно и по теме. - Да ну тебя с твоими шуточками. Я же не виноват, - на меня девчонки сами вешаются. А ты вечно издеваешься. Все, я с тобой больше не дружу... - И парень отвернулся, достаточно правдоподобно делая вид, что обиделся. Викки задумчиво посмотрела на него, на учебник, на часы и, решив, что заниматься ей не хочется, протянула примирительно, но без интереса: - Да-ан... Дан, так что случилось? Они на тебя вешаться перестали? Почему двухсотой не будет? Данни немедленно повернулся обратно и, сияя, выпалил: - Я нашел ее! - Кого "ее"? - спросила Викки, приподняв одну бровь. - Единственную. - Ага, - бровь опустилась. А вместе с ней и вся голова - девушка уткнулась в лежащую на коленях книгу. - Тор, я серьезно. Я нашел ту единственную, с которой хочу провести остаток своих дней. Любовь до гроба и все такое. Знаешь, как у Тринити с Нео, только наоборот... - Чего? - девушка смотрела на Даниэля, как будто только что убедилась в прискорбном диагнозе: он сошел с ума. - Ты вообще о чем? Какая единственная? Какая любовь? Какая Тринити? - Ну Тринити. Из Матрицы. Ей Оракул сказала, что она полюбит Единственного. Ну и когда она полюбила Нео, она поняла, что он - Единственный. - Да знаю я, кто такая Тринити! Что я, Матирицу не смотрела, что ли? Только к тебе это совершенно не относится. - Еще как относится! Я нашел свою Единственную. Я смотрю на нее и думаю, что я был полным идиотом. А иначе как я мог не ценить ее красоту, ум, чувство юмора?.. - Ты и есть идиот, - прокомментировала девушка. Данни, не обратив внимания, продолжал: - Я счастлив каждый раз, когда вижу ее. Каждое случайное прикосновение - это водопад ощущений, для которых не существует слов. Каждый ее взгляд - как награда за те бессмысленные дни, которые я прожил без нее. Я все пытаюсь понять, как я мог не видеть, сколько счастья она может мне подарить. Просто не замечал. А сейчас... - словно прозрел. - Дан, ты что? серьезно? - ошеломленно выдохнула Викки. Ее лицо отражало целую гамму эмоций - от недоверчивого удивления до испуганного понимания. - Я тебе уже два раза сказал, что да. Говорю в третий раз: я серьезно. Я нашел свою Единственную. Девушка кивнула, принимая его слова. И опустила голову, отыскивая глазами недочитанный абзац. Строки плавились, и смысл ускользал. Кололась жесткая трава, мелкие камешки злобно впивались в кожу, солнце лилось с небес раскаленным золотом. Мучительно жгло глаза. Наконец, Викки взяла себя в руки и спросила, надеясь, что голос не дрогнет и прозвучит заинтересованно, но равнодушно: - И кто же она? - Ты, - просто ответил Данни. Девушка вскинула голову и посмотрела на него, пытаясь понять шутит он или нет. Ее взгляд прошелся по пушистому вороху волос, по широким плечам, по стильной одежде, по нестандартно-красивому лицу и остановился на глазах, знакомых до последней реснички, упруго загибающейся вверх, до последней голубой искорки среди лучисто-зеленой радужки, до последнего блика в провале зрачка... до набросков на полях тетрадей, до радостно-горьких снов, до мучительной, пронзительной боли. И Викки спросила себя еще раз: говорит ли он правду? Он - самый знаменитый донжуан университета, обожающий дерзкие проказы и невиданные шутки - неоспоримо-смешные и легкомысленно-жестокие... А что если это - просто одна из таких шуток?.. Даниэль смотрел прямо на нее, не отводя взгляд. Он был собран, словно перед последним броском, который отберет все силы и принесет либо долгожданную победу, либо унизительное поражение. Викки опустила голову, пряча глаза, и спросила тихо-тихо: - Я? - Да, - ответил парень и ничего не добавил. Он просто ждал, со спокойным, сосредоточенным напряжением. - Я люблю тебя, Нео, - обреченно прошептала Тор, не пытаясь остановить бегущие по щекам слезы. - Не плачь, а? - попросил Данни, придвигаясь и обнимая ее за плечи. - Хочешь мороженного? Клубничного? Со взбитыми сливками? - Не хочу-у, - капризно протянула девушка, прижимаясь к его теплому боку. - Хочу свадебное платье из черной кожи, а тебе - костюм как у агента Смита. - Платье, говоришь? - улыбнулся Дан. - Платье - это мы запросто. Я-то думал, что мне мучиться придется: охапки цветов тебе дарить или там кольцо Всевластия на худой конец... Вот над этим пришлось бы поломать голову... а платье - это что, платье - это не проблема. Особенно из черной кожи. Ты еще можешь подружкам пулемет бросать вместо букета, и ленточки повесим на вертолет вместо лимузина, и... Тор подняла заплаканное лицо, рассмеялась и поцеловала забывшегося парня. Отстранилась и посмотрела оценивающе - подействовало ли? Дан замер, потом осторожно погладил ее по мокрой щеке, чмокнул в нос и прошептал восторженно: - Да здравствует Матрица!
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Нокки

51
Мне снится японский. Тогда, когда мне хватает времени на сон... В общем, бред. Шел дождь. В шуршащей темноте было неясно наступила ли уже ночь или просто густые синеватые тучи поглотили последний дневной свет. По затянутому облаками небу время от времени проскальзывали молнии. Тогда дождь вспыхивал бледным серебром и замирал в воздухе сверкающим льдинками. Вода падала сверху с монотонной бесконечностью. Асфальтовые дорожки превратились в стремительные потоки, бурлящие грязно-рыжей водой, а лужайки между ними стали пугающе похожи на недалекие от этих мест болота, в которых пропадали опытные путешественники. На одной из таких лужаек, скользя босыми ногами по мокрой траве, оставляя глубоки чавкающие следы в жидкой грязи, спотыкаясь и падая, десяток уже не мальчишек, но еще не юношей гоняли футбольный мяч, едва различимый в размытых лучах фонарей. Они подбадривали друг друга, глотая падающую на язык воду, и взмахивали руками, словно тонконогие цапли, пытаясь сохранить равновесие, и хохотали, опрокидываясь на землю. Ветер влажно хлопал подолами их майек и срывал с волос неотличимые от дождя капли. А они смеялись его порывам и кричали от восторга, когда дождь, собравшись с силами, хлестал по их обнаженным сверкающим лицам. И когда Эсто махнул рукой и бросился вверх, кинув через плечо - полетели, чего вы ждете, они вскинулись все, и ни один не усомнилась в их праве - вечном, неотъемлемом праве на небо. И только когда Сайтуйо хлопнул луну по желтому мягкому боку, Таэ испугался - да что вы, а вдруг упадем? Но Эсто засмеялся легкомысленно и властно - не дури, крылатые не падают, а летают, нас хранит небо. Он был совсем как юный Бог - порывистый, непримиримый, наполненный неосознанной и немыслимо-огромной силой. И Вселенная, ошеломленная и сбитая с толку его странной властью, склонилась безмолвно пред его волей и выполнила бездумную прихоть еще почти ребенка, уже почти Творца. И мир сдвинулся. И Эйтали, сидевшая на подоконники с тяжелой книгой, переплетенной шершавой черной кожей, вскинула голову, чтобы увидеть сквозь стекло, как небо прорезала алмазная молния. А потом повисла посреди черных облаков, застыла огненно-белой чертой в удивленно распахнутых печальных глазах, осветила тонкое бледное лицо. Книжка выскользнула из холодных пальцев. Эйтали открыла окно, впуская в комнату рвущийся ветер, и застывшая - вмерзшая во время - молния выхватила из темноты за ее спиной невидимые до этого крылья. Девушка шагнула вперед - не думая, не чувствуя... Лооти взмахнул рукой и крикнул - смотрите, вот же она! Эсто обренулся и увидел стремительный силуэт, вычерченный ночной темнотой по белому шраму молнии. Десяток рук потянулся навстречу, провели ладонями по напряженным крыльям. И тут Эйтали увидела, наконец, то, на что давно уже смотрела - десяток мальчишек одетых в насквозь мокрые майки и шорты, босоногих и взъерошенных, с расцарапанными руками, лукавыми улыбками и звездными глазами. И Эсто, заметив ее взгляд, оказался вдруг рядом и, схватив ее за руку, закружился на месте. Облака, подхваченные его движением, помчались водоворотом, следуя за взмахами его рук, и сквозь их бешено вращающуюся воронку ударили в землю стрелы звезд. И тогда Эсто, а за ним и остальные танцевавшие в небе, вскинули руки и глаза, собирая всю свою силу, всю свою веру - и небо раскололось. Там, где его уродовала не погасшая молния, небо разошлось, раздвинулось, и из проема хлынула в мир волна пустоты. И на гребне этой волны - предвестником конца - несся человек, скованный по рукам и ногам, израненный, мертвый. Его тело сверкало ярче звезд, переливаясь так, словно вся его одежда была сделана из алмазов. Человек падал, и ветер, бросавший во все стороны горсти не закончившегося дождя, радостно рвал его неподвижное, безответное тело. Эсто замер, наблюдая за результатом своих действий, и повернулся к Эйтали - объяснить, успокоить, - но девушка не сводила глаз с алмазного силуэта. А потом она бросилась вперед, крича что-то неразборчиво и бессмысленно, протягивая беспомощно руки и не обращая внимания на струящиеся по щекам слезы. И когда ее пальцы сошлись на черной ткани его одежды, Эйтали прижалась к нему, отчаянно стараясь замедлить падение и не замечая, что алмазная крошка, усыпавшая его с головы до ног, оставляет на ее коже кровавые полосы. А когда уже можно было различить отдельные стебельки травы на невыносимо близкой земле, девушка улыбнулась мертвому светлому лицу и глазам, которые продолжали видеть, и, ломая крылья, разрывая себя мучительной болью, проклиная свой дар, свою память, свою судьбу, Эйтали воскресила его. И он, отброшенный от ее тела силой столкновения с землей, откатился в сторону и остался лежать - ничего не понимающий, слабый, растерянный, покрытый слоем мокрой земли и не менее мокрой травы, окруженный со всех сторон непроницаемой темнотой. И живой. Он смог сесть и уже почти встал, когда рядом с ним опустился Эсто. Посмотрел задумчиво на упавшего в очередной раз человека, на распластанное тело Эйтали, на темное небо, истерично плачущее нескончаемым дождем, на своих ребят, устало садящихся поодаль, на пустоту, растворяющуюся в мире, как крошка акварельной краски в океане. Наконец, он тряхнул головой, поднял человека на ноги и сказал радостно и чуть торжественно - здравствуй, учитель, добро пожаловать, мы тебя ждали. И названный Учителем заморгал удивленно, а мальчишки засмеялись, и капли дождя скатывались по запрокинутым лицам, вздернутым носам, улыбающимся губам. И Эсто, отсмеявшись, заметил неожиданно серьезно - ты наш учитель, ты будешь нас учить быть человечными. И добавил мечтательно - но сначала мы тебя кое-чему научим. Подошел к изломанному телу Эйтали и воскресил ее. Девушка села, посмотрела на него оценивающе, перевела взгляд на человека и сказала - здравствуй, учитель, мы хотим быть такими, как ты... научишь? И человек, не сводя глаз с ее тигрово-лазурных крыльев и пятен крови там, где сломанные кости порвали кожу, ответил - конечно, научу. Блестела мокрая трава. Каждая капля лопалась крохотным взрывом на поверхности луж. Шел дождь.
Источник: Воспоминания о будущем	URL

Нодзоми

Ну вот, Нодз еще одну песню написала... Цветы Под старой красной черепицей Есть бисер на полу и сломанные спицы. Когда-то их сжимали чьи-то руки, Но все давно мертво и нет здесь даже скуки. В саду цветы завяли уж давно, И нет тут света, и в окне темно, Когда-нибудь сюда в руках я принесу тепло… Припев: Когда-нибудь я постучу в окно, Сжимая в пальцах в трещинах стекло, Но дверь закрыта – мне в ответ, Из года в год, из века в век Не бродит здесь ни зверь, ни человек. Не верь словам моим, все это ложь, И прошлого, быть может – к счастью, не вернешь Не верь улыбке – трудно помнить и легко забыть, Хотя кто знает, может быть… Припев Но я вернусь сюда и принесу цветы, То будут призраки забытой красоты…
Источник: рисунки на листьях	URL

Нокки

49
Он открыл дверь, поморщился от надсадного скрипа, щелкнул замком, стянул ботинки, швырнул куртку на пуфик и прошел в комнату. Осторожно переступая через раскиданные по полу вещи, добрался до окна, распахнул створки, вытащил сигарету и закурил. Уселся поудобнее на подоконнике, потянулся, стараясь не выдать томительного нетерпения даже самому себе. Наконец, когда в руках остался тлеющий окурок, парень достал из кармана запечатанный конверт. Надорвал помятый уголок, вытащил находившийся внутри документ. В его подрагивавших пальцах был зажат плотно-сероватый лист бумаги, покрытый ровными строчками мелких букв. Сквозь них просвечивали контуры ненавистной печати. Парень сглотнул и, закусив губу, принялся внимательно читать каждое слово, хотя знал, что по-настоящему ему нужны только имя и фамилия, содержащиеся в последнем абзаце документа, да фотография, которую он намеренно оставил в конверте. Его трясло от предвкушения. Он мечтал об этом каждый день своего скучного, монотонного существования, являвшегося не столько жизнью, сколько жалким ее подобием. И вот, наконец, у него появилась возможность это изменить. Превратить холодную серую скуку в вихрь незабываемых впечатлений... Он не выдержал. Не дочитав, скользнул проворными пальцами в конверт, нашарил гладкую поверхность, потянул... Парень улыбнулся - радостно, почти нежно, - пытаясь унять дрожь. С фотографии на него смотрела девушка. Ей было девятнадцать или двадцать, волосы цвета лесного ореха обрамляли круглое, миловидное лицо, большие темные глаза смотрели внимательно и чуть смущенно. Красивая девушка. "Марина Волкова", - было написано в последнем абзаце официального письма, - "19, студентка 2-ого биологического факультета НТИ, проживает по адресу улица Ульяновская, дом 6, квартира 4". Парень еще раз пробежал глазами драгоценный документ. Все было в полном порядке. Ни одной ошибки, ни одной опечатки, каждая буква на своем месте. Он снова улыбнулся - на это раз мечтательно - и, убрав письмо и фотографию обратно в конверт, спрыгнул с подоконника. Солнце, светившее сейчас в окна с другой стороны дома, начало клониться к горизонту. Близился вечер, и ему еще многое нужно было успеть до наступления ночи. Когда на город рухнула темнота, парень стоял на углу улицы Ульяновской - там, где она пересекалась с 3-им Мещанским переулком. С одной стороны был крохотный скверик, утыканный чахлыми деревцами. С трех других возвышались двенадцатиэтажки. Облака медленно, но неотвратимо затягивали усеянное первыми звездами небо. Ночь обещала быть безлунной, а холодный резкий ветер намекал на возможность грозы. Ни луна, ни погода парня не интересовали, в отличие от стоявшей у одного из подъездов девушки. В жизни она казалась старше, чем на фотографии, и в волосах светлели крашенно-соломенные пряди. Марина явно кого-то ждала. Неведомый кто-то столь же явно опаздывал. Девушка нервничала, переминалась с ноги на ногу и отрывала взгляд от циферблата своих часиков только чтобы оглядеться по сторонам - не идет ли? Женя покачал головой, пряча в уголках губ непрошенно-сочувственную улыбку. Ну какой нормальный человек полезет под собирающийся дождь, чтобы встретиться с такой вот избалованной домашним теплом недотрогой? Парень вздохнул и направился к Марине. Она обратила на него внимание, когда на его пути попался чугунный заборчик полутора метров в высоту, ограждавший то, что некогда было газоном. Женя, как бы не заметив препятствия, слегка оттолкнулся от земли, чуть заметно коснулся ограды руками, мягко опустился на землю по другую сторону заборчика и, как ни в чем не бывало, продолжил движение по направлению к девушке. Когда до нее оставалось не больше пары шагов, Женя остановился. Марина смотрела на него во все глаза. Кажется, в них было любопытство. Парень хотел усмехнуться, но передумал и вместо этого оскалился. Большие, черные в ненадежном свете фонарей глаза под густыми ресницами стали еще больше. Мгновение в них была пустота, и в этой пустоте плавали как в мазуте рыжие блики. А потом пустота сменилась диким, безграничным страхом. Девушка открыла рот и бросилась прочь, забыв закричать. Женя рассмеялся тихонько, понаблюдал, прищурившись, за ее бегством и легко сорвался с места. Расстояние тут же сократилось вдвое. Росшие вдоль улицы деревья пролетали мимо со скоростью телеграфных столбов за окном поезда, уносящего своих спящих пассажиров темноту, хранящую их надежды. Для Марины никакой надежды не существовало. Едва увидев безмятежно-лучистые глаза подошедшего к ней парня, увидев его уверенно-торжествующую улыбку, она поняла, что обречена. В солнечных глазах жила сила. Та же сила, что струилась от Мага, когда он сажал ее на колени, укрывал руками, прижимал к себе и начинал рассказывать добрые, светлые сказки. Та же сила, что окружала ее, словно несокрушимая стена. В присутствии этой силы Марина привыкла чувствовать себя в полной безопасности. Но сейчас та же самая сила гналась за ней с одной единственной целью - уничтожить. Девушка была не в состоянии осознать подобное, но чувствовала это безошибочно. Женя наслаждался погоней. Он специально двигался медленнее, чем мог бы, чтобы растянуть это удовольствие. Все внутри него сейчас срывалось с цепей, выдиралось из клеток, ломало решетки. Ему хотелось кричать, но воздух, втекавший в легкие расплавленной бронзой, вырывался изо рта беззвучным стоном. Все его силы уходили сейчас на наслаждение, на головокружительный водопад эмоций, бушевавший в его сознании. На движение почти ничего не оставалось. Жене потребовалось немыслимое усилие, чтобы догнать свое добычу, схватить ее за полу куртки и развернуть к себе. Только тогда Марина, наконец, закричала. Парню ее крик не понравился. Он поморщился и бесцеремонно зажал ей рот ладонью. Девушка забилась в его руках. Ореховые локоны заскользили по плечам. Женя погладил их свободной рукой. На ощупь ее волосы оказались гладкими, чуть теплыми. Он нагнулся, вдыхая ее запах, и уловил едва различимый аромат миндаля. Улыбка коснулась его губ, глаза жадно скользнули по искаженному страхом лицу, запоминая каждую деталь. Марина этого не видела. Она вообще перестала воспринимать реальность. Теперь для нее не существовало даже страха. Только ужас - бесформенный, безумный, бесконечный - захлестывал ее душу. Она не почувствовала боли, когда тонкие, сахарно-блестящие клыки вампира прокололи кожу на ее горле. В квартире было тихо. Обычно, когда Женя был дома, он включал музыку на полную громкость, но сейчас ему нужен был покой. Парень лежал на полу посреди своей спальни и перебирал в памяти подробности сегодняшних событий. Письмо в почтовом ящике, украшенное замысловатой печатью - той же, что клеймом выжжена на его груди. А в письме - лицензия на убийство Марины Волковой. Женя облизнулся, вспомнив вкус ее крови. Хотя кровь тут была далеко не главным. Ведь не-жил же он со дня инициации, питаясь кровью либо животных, либо - по праздникам - человеческих доноров, и вечно мог бы так не-жить. Но это была бы именно не-жизнь. Охота - одна единственная! - полностью изменила его существование. Вампир не мог точно сформулировать, что именно произошло. Просто мир из серого вдруг стал цветным. Просто вдруг оказалось, что в городе поздняя осень, что пахнет палыми листьями, что по карнизу стучит дождь - скорее всего последний в этом году, - что в неярком луче настольной лампы можно разглядеть танцующие пылинке не хуже, чем в столбе солнечного света, что большой, от отца оставшийся будильник исправно отмечает исчезающие секунды, что дверь открывается с протяжным, но странно мелодичным скрипом, что... Дверь?.. Женя заставил себя собраться. Поднял голову, за ней - плечи, оттолкнулся руками и сел. В этом положении он смог выглянуть в коридор. В прихожей, привалившись к стене, стоял Ромка. Он выглядел бы пьяным, если бы не белое-белое, будто выточенное из куска замерзшего молока лицо. Вампир одни прыжком оказался рядом с братом: "Ром, ты чего?" Тот только смотрел мутными, пустыми глазами. Потом моргнул, дрогнули бескровные губы, он попытался что-то сказать, но вместо этого молча осел на пол и заплакал. Тикал в комнате будильник. Барабанил снаружи дождь. В одной из соседних квартир пронзительно надрывался магнитофон. Женя присел рядом с братом и позвал неуверенно: "Ау, Светлый?.. Что случилось-то?" К его удивлению это подействовало. Русоволосая голова поднялась, и старший отшатнулся - такая ненависть была в знакомых глазах. "Ненавижу Светлых", - сказал Ромка очень четко, гулко отбивая каждый звук. Женя ждал. Тот продолжил: "Ненавижу вампиров". На брата он не смотрел, будто вообще не замечал его присутствия. Выдавил хрипло, сквозь плотно сжатые губы: "Они лицензию дали. Мы ведь не поженились еще. Значит, имя из лотереи не убрали. И они ее... Он ее..." Ромка со стоном выдохнул, сгреб Женю за плечи и, уткнувшись в него, разревелся уже по-настоящему: "Они Маринку... Я ее с тобой хотел... А они ее... Мы пожениться... Сына... Чтоб непременно Славой... Я не успел... Пробка... Пришел, а она там... И крови - ни капли... Крови - совсем... Вампир ее..." Ромку бил озноб, слова сливались в горестный, беспомощный плач. Женя обнимал брата, гладил мокрые волосы, тихонько его укачивал, убаюкивал и нес какой-то дикий вздор о наступающей зиме, и о первом снеге, и о том, как они поедут кататься на лыжах. Он говорил, и говорил, и говорил, не умолкая ни на мгновение, и первый раз в не-жизни замечал пустую безнадежность своих слов, и дуновение сквозняка из-под незакрытой двери, и тошнотворный запах крови, шедший от его собственных, невымытых рук, и тепло прижатой к его плечу щеки... Слушал, как отчаянно плачет Ромка, и первый раз в не-жизни чувствовал миндальную горечь вины. Навеяно просмотром “Ночного дозора”.
Источник: Воспоминания о будущем	URL