- Да? А чем ты расплачиваться-то будешь? – сурово спросила она.
И я понял, что драгоценная моя Кысява ушла, и на ее место пришла колючая ядовитая Акулина. С сухой щелью рта, морщинами под глазами и ехидным носом уточкой. А мне труднее ее любить, когда она становиться Акулиной. Не без усилия, но мне удалось вернуть лицо любимой в область привычного мне видения.
- Ты знаешь, я тут подумал… На самом деле я не так уж мало из себя и представляю, мне есть чем платить.
- Ну наконец-то, - ухмыльнулась она, - а то «давай будем вместе, но я не могу тебе ничего предложить»…
- Но ты же сама пеняла мне, что я не могу тебе ничего дать, чего бы ты не смогла получить сама…
- Да. И что? Это правда.
- Ну я и имел ввиду, что в материальном плане…
Она недобро рассмеялась.
- Да в том же финансовом плане даже, - затараторил я, - у меня нормальная специальность, я, конечно, сейчас сразу не смогу зарабатывать как ты, но до должности какого-нибудь начальника отдела ИТ я думаю, что дорасту, и это будут нормальные деньги…
- Когда это будет? – спросила она жестко…
Я осекся и сник…
- Ладно, ладно, окей, - продолжил я, - и я все равно думаю, что мне есть чем платить…
- Ну, например?
- Например, теплом, заботой, лаской, общением, нежностью, любовью…
- Твоя любовь очень дорого стоит. Все, что ты берешь одной рукой, другой рукой ты забираешь, да еще требуешь заплатить за то, что ты давал.
- Это не правда!
- Правда, а помнишь… - и она смачно углубилась в воспоминания…
- Зая, у нас с тобой удивительно избирательная память, - сказал я задумчиво, - ты помнишь только плохое, а я – только хорошее…
- Ты вообще, слышишь, что я тебе говорю или нет? У меня такое впечатление, что мы говорим на разных языках…
- Но, солнышко, но мне так не кажется... мне кажется мы классно прожили эту неделю…
- Классно? Да где же классно? Да я тебя боюсь попросту!
- Ты хочешь сказать, что ты неделю со мной прожила прям в каком-то беспросветном страхе, и все вот это вот, что у нас было… - я начинал потихоньку злиться.
- Вот видишь – я опять плачу… - а ты говоришь – «люблю – не могу»… - и сквозь слезы она продолжила с горькой иронией, - ага, конечно, «любовь делает нас сильнее»… Да что ты вообще знаешь о любви? Ты вообще не представляешь себе, что это такое!
- Ну… милая, ну прекрати пожалуйста…
- Плохо мне, сделай же что-нибудь… - грустно потребовала она.
- Да ничего я не смогу сделать, - ответил я голосом полным горького понимания, - пока ты будешь убеждать себя, что мы не пара, и будешь считать, что я псих и тебя не стою, только потому, что тебе это для чего-то нужно, мне тебя не переубедить.
- Ха! А ты меня кем считаешь? Ты считаешь, что я сука, я считаю, что ты псих – да, славная парочка!
- Я не считаю тебя сукой… Ты золотая, умная, красивая, славная, смелая…
- Аааааааа! - она сжалась в комок и ревела, обхватив подушку… и я почувствовал горячее и обидное отчаяние. Я понял, что не стальной, я понял, что моей мудрости не хватает на это всё… Я понял, как это больно – любить в одну сторону. Вот был урок, так урок. Ох спасибки, боженька, вразумил. Отольется кошке, блин, всё и сразу…
Истерика нарастала. Черная стена депры, через которую мне было не пробиться. Слезы, проклятия, сквернословие, мои наивные попытки что-то доказать. Мой срыв, когда я понял, что все напрасно. Что все эти проведенные вместе славные дни ни в чем ее не убедили. Еле – еле сбалансированная ситуация, путаные линии манипуляций, торопливые сборы на поезд. И еще… еще она не хотела, чтоб я уезжал…
- И все равно, милая, мне кажется, что все наши закидоны - просто от нежелания расставаться… - сказал я, натягивая куртку. Милая опустошенно опустилась на пол в дверном проеме и стала удивительно похожа на печальную светловолосую русалку, что сторожит вход в бухту Копенгагена.
- Может... еще поживешь? – устало спросила она.
- Да? И сколько? – ответил я иронично и конкретно – она лишь стыдливо отвела взгляд.
Я присел рядом, приласкал ладонью ее лицо, волосы, шею и спросил с усмешкой – «Слушай, а может ты меня все-таки любишь, а?» Она в ответ лишь тихо и отрицательно покачала головой…


Мысль:
"Мяу, кис ми, ненавистная любовь!
Я зализывать твои не буду раны!..."